Я не хочу слышать от тебя "прощай"

      Вся школа гудела от этой новости — Никита Маевский уезжает учиться заграницу! И не куда-нибудь, а в Лондон. Люсьена Эдгардовна прожужжала все уши учителям о том, что они потеряли лучшего ученика (деньги его отца), Галину Дмитриевну беспокоила только секция лёгкой атлетики, да и Строганова уже успела порвать с Никитой, потому что нашла другого парня. А папа Юли пробубнил что-то невнятное про «мажора Маевского».        Никита сидел на перилах возле входа в школу и напряженно думал. Он посмотрел на деревья, потом на цветы в больших вазонах. На глаза бросились яркие косички и кислотно-зеленые лосины. — Подольская, чего вылупилась? — с неприязнью сказал Никита, — иди, куда шла. — Подумаешь, важный какой нашёлся, — закатила глаза Юля и подошла ближе. — Ты чего такой хмурый? Будь я на твоем месте, я бы прыгала до потолка от счастья, это же Лондон! — Мечтательно проговорила девушка. — Мда, я вижу, что ты не только чувство вкуса в своей Чемодановке похоронила, так ещё и мозги там оставила, — Никита распалялся всё больше и больше. — Да успокойся ты, что случилось? — недоумённо ответила Юля. — Тебе-то что, — с презрением протянул Маевский, спрыгнул с перил и пошёл в сторону перекрестка. — Маевский, подожди! — крикнула ему вдогонку Юля, и уже, немного запыхавшись, сказала, — я чувствую вину за проигрыш на соревнованиях, поэтому я хочу помочь… — Чем ты можешь помочь?! — окончательно вскипел юноша, — Ты сможешь расстроить свадьбу моего отца и этой драной кошки, которая терпеть меня не может, и отец, в угоду ей, отсылает меня подальше? Что ты можешь сделать? Не лезь в мои проблемы! Юле стало не по себе, она прониклась сочувствием к этому парню, который до сих пор ей нравился. — Слушай, ГД всегда нам говорила, что спорт — лучшее лекарство от всех бед, но лекарством может быть не не только спорт, но и музыка! Пойдем, я тебе сыграю что-нибудь! — Юля схватила Никиту за руку и потащила в сторону дома. — Подольская, постой, я не хочу никуда идти! — Никита хотел остановиться, но юлина рука была такой теплой и мягкой, что ему захотелось ещё хоть чуть-чуть подержать ее за руку. Слава богу, что на чердаке никого не оказалось, и им никто бы не помешал. — Welcome ту к нам! — сказала Юля, изображая руками салют. — Для дыры тут довольно уютно, — Маевский оглядел комнату критическим взглядом, пока Юля забиралась на сцену и настраивала синтезатор, — я, пожалуй, пойду. Никита подошел к двери и уже хотел открыть дверь, как Юля начала наигрывать мелодию на синтезаторе. «Я прихожу к тебе, Что ты все время ешь…» Никита замер с протянутой рукой к дверной ручке, и жадно вслушивался в каждый звук, который издавал синтезатор. Юля старалась петь как можно лучше сегодня, потому что Маевский ее слушал.       Пока Юля играла, парень стоял и слушал её, чуть-чуть повернув голову. Когда последняя нота была доиграна, Никита молча подошел к сцене и помог спуститься Юле. — Это было неплохо, — произнёс он, не глядя на девушку. Юля покраснела от неожиданной похвалы. Они вышли из дома и никто не проронил ни слова по пути до развилки. Юля решила первой нарушить молчание. — Что ж, — неуверенно проговорила девушка, –наверное, на этом наши пути расходятся и нам стоит сказать друг другу «прощай» — Юля протянула руку для рукопожатия, но пальцы её предательски дрожали. — Я не хочу… Не хочу слышать от тебя это мерзкое слово — Никита резко прижал Юлю к себе, уткнувшись носом в ее волосы, — ты единственная, кто меня понимает, я не хочу уезжать, хочу быть с тобой… Казалось, время застыло. Юля была в шоке от происходящего, но ей это нравилось, и она потянулась к Маевскому для поцелуя, и тот, к её удивлению, сделал тоже самое. Их поцелуй длился вечность, оба были счастливы и наслаждались моментом… Через неделю Маевский уехал в Лондон. Юле было очень тяжело, она писала только грустные песни и расстраивала группу. Но всё изменилось в тот день, когда она обнаружила в почтовом ящике конверт из плотной коричневой бумаги с иностранными марками. Юля поскорее захотела вскрыть конверт, что она и сделала. В нём лежало несколько фотографий Лондона и письмо, написанное рукой Никиты в привычной для него пафосно-горделивой манере. Но последняя строчка запала в сердце Юли надолго. «Юля, твой поцелуй был таким же наивным как и твои песни. Никогда не говори мне прощай, я скоро вернусь»