Человеческое

Извивающаяся, будто подвешенная за хвост, бледно-розовая креветка. Торчащие кости Галланта рвут, подобно инопланетной жизни, кожу изнутри. Быть скованным и не иметь возможности пошевелиться, постоянно ощущая, как наручники с каждым движением стирают остатки того, что сдерживает твое тело воедино. Казалось бы, худший расклад из всех, но ему это нравится. Стиснутые кожей мышцы лица и не думают это скрывать. Омерзительно. Майкл держит дистанцию намеренно долго. Зачем-то изучает то, что изучено вдоль и поперек, зачем-то изобретает велосипед. Зачем-то прокручивает в голове один и тот же вопрос, ответ на который, по всем канонам бульварного чтива, знал с первого же взгляда. Галлант — королева драмы. Он с отчаянием утопающего изо всех сил рвется показать, доказать, что любит себя, а на остальных ему наплевать, но с каждой усмешкой, с каждым этим его максимально ненатуральным, искусственным взглядом погружается еще глубже на самое дно. Галлант тянется к нему со всем ведомым и неведомым ему усердием, выворачивает руки, судорожно дышит и не отводит пьяного взгляда глаз. Ему бы это, вырванное из контекста омерзительности Галланта, наверное, даже польстило. Всегда приятно быть чьим-то центром вселенной, чьим-то корешком, едва-едва удерживающим на весу. Чьим-то персональным адом. Майкл жмурится. Вплетает пальцы в медовое золото сбегающих по плечам кудрей. Ему тоже хочется сбежать. Бросить все, исчезнуть, лишь бы его перестал преследовать этот жаждущий, болезненный взгляд. Взгляд, значение которого ему слишком хорошо известно. Галлант не понимает. Галлант скучный, обыкновенный, привыкший смотреть на мир через призму своей парадигмы «мне и так хорошо». Галланту не стыдно лгать самому себе, но он, отчего-то, беспомощно отводит глаза, когда Майкл за несколько шагов преодолевает ту бездну, что их разделяет, едва сдерживая желание в эту бездну его столкнуть. Майкла трясет и скручивает одновременно. Он чувствует, как дрожат ладони, предчувствующие выброс. Магия — это — обволакивает пальцы теплой невесомостью, но Галлант слишком сосредоточен на себе прекрасном, чтобы заметить, что гуляет по краю пропасти. Галлант жует обветшалые губы, стискивает их зубами и, черт его дери, отчаянно старается не смотреть в его сторону, но предательские глаза раз за разом возвращаются к лицу Майкла, что так близко, так рядом, но он даже шевельнуться не в силах. Галлант — подделка, чрезмерно обработанная афиша, за фасадом которой прячется посредственность. Он отпечатывается в глазах орущим рекламным баннером, обещающим мировое господство и гробы черные канадские купить со скидкой. За этой обложкой лишь пустота, что, впрочем, не делает саму обложку уродливой. Майкл стоит настолько близко, что, кажется, еще пара миллиметров, и он коснется носом пылающей теплом тонкой полоски кожи. Дыра в груди Галланта настолько бездонная, что Майклу доставляет почти физическое удовольствие тот факт, что он один ее увидел, что он один может раз за разом ковыряться в ней, обнажая скрытое совершенной оболочкой уродство. Всего несколько мгновений — он позволяет себе сделать пару вдохов — слабость, присущая его человеческой части, простое баловство — и тут же отстраняется. Галлант не замечает, Галлант разбит, повержен, его лицо омерзительно кривится, словно он не в силах поверить, что кто-то все же смог найти его настоящего под ворохом цветастых масок. Майкл встречается с ним глазами в последний раз — и, развернувшись, почти убегает. Этот взгляд он знает слишком хорошо. Взгляд, мечущийся в поисках признания, в поисках любви, в поисках чего-то, что хоть немного закроет все разрастающуюся брешь в груди — все это когда-то, в самом деле, он видел, смотря в зеркало. Случайно застывая возле витрин. Вглядываясь в замершие потоки воды. Все это когда-то, в самом деле, имело значение. Когда-то, когда он был им. Все тот же изломанный в неестественной позе панцирь креветки. Побелевшие, истерзанные пеной губы. Отсутствующий взгляд и такое скучное удивление, навсегда врезавшееся в черты лица. Этот человек умер, так и не познав того, к чему стремился всю свою жалкую и бесполезную жизнь. Этот человек не был достоин. В какой-то незначительно краткий момент Майклу становится его немного по-человечески жаль. Он поджимает губы, словно не замечая стоящей вокруг вони, и, кажется, бесконечно долго тонет в застывших темных безднах. Пока в следующее же мгновение эта жалость не выжигается навсегда из загоревшихся пламенем демонической сущности глаз. Галлант был живым напоминанием о собственной несовершенности, неправильности. О той человеческой части, почти вытравленной из него, но с тем же человеческим отчаянием сопротивлявшейся. Он должен быть идеальным, лучше, чем идеальным. Вместе с Галлантом вымирает то, что делает его последним — ну, почти — мужчиной на Земле.