Ничего волшебного

Он не смог бы точно сказать, когда именно исчез прежний Тони и появился этот. Другой. Определённо после «знаешь, Мерлин, я тут подумал, что вселенские угрозы и наши нудные препирательства о том, что делать с драгоценностями покойного Таноса — так себе поводы для встреч. Как насчёт разнузданного кутежа в моей мастерской в эту пятницу? У меня есть чай в пакетиках, старые пластинки и новенький микроскоп». Определённо до их первого поцелуя, который начался с целомудренного соприкосновения губ — словно они до последнего оставляли друг другу шанс продолжить быть просто друзьями, каждый вечер зависающими друг у друга, — и закончился грязным соревнованием, кто дольше продержится с чужим языком в своём горле. Стивен выиграл и, расстёгивая на Тони рубашку внезапно вернувшими сноровку пальцами, отъединяя контейнер с наночастицами от его груди после судорожного кивка и приникая ртом к переплетениям старых шрамов и новых, торжествующе вслушивался в его рваные вдохи. Стивен тогда ещё не видел рентгенограмму его лёгких. Тот Тони исчез где-то между. Постепенно, почти незаметно. Стивен иногда хотел бы его обратно. Того, каким Тони был в день их знакомства, начавшийся весенним утром в Центральном парке и закончившийся спустя миллионы альтернативных реальностей, из которых им удалось воплотить ту редчайшую, где миллионы альтернативных Стивенов Стрэнджей не выблёвывали бы собственные кишки после ежегодного визита на кладбище — иногда Арлингтонское, военное, под Вашингтоном, иногда Гринвудское, в Бруклине, иногда безымянное, маленькое, под какой-нибудь деревушкой к северо-западу от Нью-Йорка — до конца их дней, очень долгих дней. Иногда он позарез хотел бы вернуть того Тони, который огрызался, парировал, спорил, разворачивался и уходил, так, будто противоположный конец палубы незнакомого корабля — это его неприступная крепость. Того, в доспехах из ударопрочных улыбок и бритвенно-острых слов, — доспехах куда более крепких, чем броня Железного человека. Иногда Стивен даже видит его, совсем близко, в соседнем кресле: на сборах Мстителей, на видеоконференциях с Советом мировой безопасности. Но тот Тони исчезает, стоит Стивену просто встретиться с ним взглядом, и ему остаётся только этот. Который молча кивает в ответ на его щедрые «я же говорил», «а чего ты хотел» и «супергеройская пенсия выглядит иначе, если ты не в курсе». Этот, который оставляет последнее слово за ним, который соглашается с его саркастическими замечаниями, лишь изредка тихо добавляя: «Не сердись слишком долго, ладно?», а когда Стивена заносит на поворотах, — так же тихо уходит куда-нибудь неподалёку, не демонстративно, не хлопая дверью, а с извиняющимся видом, словно какое-то из его многочисленных срочных дел вдруг стало совершенно безотлагательным. Этот, другой, — беззащитный. Нет, не так: отказывающийся защищаться. Иногда он видит этого Тони рядом с другими людьми. С Питером — что естественно. С Роудсом, с Хэппи — что, разумеется, тоже. С Вирджинией Поттс. После разрыва помолвки они с Тони остались близкими друзьями, и хотя Стивен всем сердцем ненавидит эту женщину просто за то, что она знает Тони на двадцать лет дольше него, он этому рад. Если вдруг сбудется сон, который прочно занял в хит-параде его кошмаров второе место перед миллионами альтернативных реальностей, оттеснив на третье Дормамму, — сон о том, что Тони однажды тихо уйдёт, то на стороне Стивена хотя бы будет статистика: в ста процентах случаев Тони Старк поддерживает тёплые отношения с бывшим партнёром. Всё, что требуется от бывшего партнёра, пока тот был настоящим, — при разногласиях с Тони Старком не быть мудаком. Что легко, если ты — Вирджиния Поттс, и затруднительно, если ты — Стивен Стрэндж. Поэтому он надеется, что другой Стивен появился не слишком поздно. Тот, который ощущает каждое своё резкое слово ожогом хлыста на своей же коже, который всё ещё не избавился от желания всегда оказываться правым, но по крайней мере не выдаёт его за что-то кроме страха не выглядеть безупречным в чужих глазах (особенно — в умных и красивых глазах). Тот, который ещё не всегда сбрасывает скорость на поворотах, но теперь каждый раз, выждав немного, идёт за Тони — как будто у него появился совершенно безотлагательный вопрос. Тот, которому не нужны последние слова, зато нужно, чтобы Тони не избегал показываться ему на глаза в ссадинах и синяках, когда в очередной раз прикрывал собою Питера или кого-то ещё из молодых Мстителей вместо того, чтобы послать подкрепление из штаба. Тот Стивен, который старается пореже использовать свой язык для упражнений в сарказме и почаще — для того, чтобы обводить кончиком губы Тони, прежде чем нырнуть глубже, но не слишком глубоко. Он всё ещё мало знает о любви и нередко заменяет её тем, что знает хорошо: страхом. Он ещё не вполне свыкся с правдой, которую Древняя извлекла из самого его нутра и предъявила ему: «Вы преуспели потому, что боитесь неудач». Тони, со своим добрым и предвзятым сердцем, формулирует это несколько иначе: «Ты стремишься предусмотреть всё и для всех». Страх — то, с чем Стивен привык иметь дело. Страх оказаться неправым, страх не выглядеть безупречным, не справиться, потерять человека, в особенности — человека, которого мог бы спасти. Ему почти невыносима мысль о том, что он может потерять Тони в битве — какой-нибудь из тех, которые ни одному из них не удастся предотвратить. Но если обращаться к статистике последовательно, а не только тогда, когда ему угодно, то шансы Стивена умереть первым в десятки раз выше: ему для этого достаточно перепутать пару слогов в своих ежеутренних штудиях или забыть в ванной двойное кольцо. И Тони, зная об этом, каждое утро просто целует его и говорит: «До вечера». Он не слышал от Тони ни единой нотации, ни единого едкого комментария насчёт собственных рисков — ничего из собственного привычного арсенала, но отчего-то уверен: ни одна нотация не заставила бы его быть таким внимательным и осторожным, как это тихое, но неизменное, будто слова заклинания, «до вечера». Он надеется, что научится, что успеет стать для Тони таким же. Перестанет быть тем, кто лишь боится, и станет тем, кто любит. В конце концов, он всегда быстро учился, а губы Тони всё ещё каждый вечер раскрываются ему навстречу.