Чувства для девочек

      Если бы Вове ещё хоть раз сказали, что тот, в кого он влюбится — это педиковатый мальчик, который к тому же старше его больше чем на пять лет, и вдобавок настолько же уебан, насколько и сам Семенюк, то он бы послал того куда подальше. А если бы имели ввиду Хесуса, то послал бы ещё дальше, и плюнул вслед. Но сейчас Владимир смотрит на картину настоящего и охуевает от жизни.       По классике, Вова даже не может выделить какой-то конкретный момент, когда с головой окунулся в переживания уровня семиклассниц. Теперь казалось, что он любит Лёшу всё то время, что они знакомы. А там, где что-то не сходилось, мозг додумывал сам. Это ведь действительно очень и очень глупо. Особенно тогда, когда ты по полчаса можешь укладывать свои волосы, просто твердя самому себе «а что если бы он сейчас стоял и смотрел на мою причёску, а там бы торчал какой-нибудь лишний волосок.». Или даже раздеться не можешь, потому что в голову лезут такие назойливые мысли, что отбится от них невозможно, а дрочить по пять раз за день не хотелось. Кажется, что уже даже мама, которая редко на что обращала своё внимание, стала замечать, что её сын конкретно обеспокоен какой-то проблемой. А ведь девочек он водил домой настолько редко, что тайком это считалось за праздник. — Блять, ну какой же это пизде-ец, — на полувыдохе протягивает Братишкин, с усталостью садясь на кровать, подпирая голову рукой и ей же зарываясь в чёлку. Он уже действительно устал от этого всего. Ему двадцать, а он настолько неудачник, что даже не может понять, хорошо ли то, что он сейчас чувствует, или плохо. С одной стороны, постоянное волнение в груди и приятная дрожь по телу постоянно доставляли удовольствие, мысли становились более..поэтичными, что ли. А с другой, он понимал, что это лишь эмоции, и от этой любви он ничего не получит. У Лёши уже наверняка кто-то, да есть. И даже если нет, вероятность того, что он его любит или сможет полюбить в ответ близится к нулю. Подобный расклад вещей загонял Вову в нихуёвую такую депрессию, и даже его аудитория уже начала догадываться, что у стримера не всё хорошо. Считают, что проблема в том, что нет девочки. А на самом деле она в том, что рядом нет Хесуса. Это звучит глупо, даже в голове.       Вова поморщился и встряхнул головой, чтобы отогнать от себя неприятные и словно колющие мысли. Но они снова и снова появлялись в голове, не давая спокойно выдохнуть. Взгляд парня бесцельно проскользил по комнате, пока не остановился на бутылке какого-то алкоголя, подаренного сабом. Семенюк был без понятия, почему стеклянная бутылка с жидкостью стояла на полу, но желание выпить её до дна в одиночку сейчас взяло верх. Даже не смотря на то, что разум вопил, что от этого станет только хуже, в плане ощущений. Стример встал с кровати, и поплёлся к алкоголю, который стоял в нескольких метрах от него. Берёт в руку за горлышко, открывает, и стоя, медленными глотками выпивает горьковатую жидкость. Она мгновенно отдаётся жгучим, но приятным теплом в груди, тут же ударив в голову. По вкусу, это похоже на бренди, хотя, признаться, Вова в этом разбирался не слишком сильно. Чтобы долго не брести назад к кровати, он просто облокачивается о стену комнаты, для удобства подогнув ногу.       «Что же я делаю со своей ебучей жизнью» — пронеслось в голове, сопровождаясь ещё одним глотком бухла. Вове уже даже было плевать, будет ли его после этого тошнить, когда его тошнило от каждой своей ванильной мысли, которая хоть как-то касалась Хесуса. Вот, угораздило же влюбиться.       Ноги уже слегка подкашивались (хотя не должны были, алкоголь действует не мгновенно), а щёки парня уже украсил румянец. Чтобы случайно не упасть на ровном месте, Семенюк всё же с осторожностью подошёл к своей кровати и лёг на неё. На душе будто кошки скребли, стало действительно «ещё хуже». Все мысли о нём. Это вообще проходит, или действие этой блядской болезни заглушается хоть чем-нибудь? Плакать уже хотелось. А над таким мужики не плачут.       В кармане завибрировал телефон. Владимир достал его, и повертел в руках. В голову тут же пришла ебанутая идея, выходящая вообще за все рамки. Он заходит в диалог с Лёшей. — Помирать, так помирать. Сольёт он, или нет, похуй. Всё равно, я так сдохну, — говорил в пустоту Вова, начиная набирать сообщение. «Привет, Лёха, короче.»       Не то. Стирает. «Лёш, тут такое дело.»       Уже по-гейски. Хуета.       Но в голову пришла идея, которая вызвала дрожь и волнение в теле. Отправить голосовое? Конечно же, текстом проще в разы, но.. как странно, ему хотелось бы, чтобы Губанов слышал его голос, то что он сам ему скажет, а не просто напечатает. И без каких-либо заранее заготовленных реплик.       Вова зажимает кнопку. — Джес, привет, не знаю, занят ли ты, — пауза, чтобы хоть немножко продумать, что сказать дальше. Все слова как в горле застряли, а рука начинала потихоньку подрагивать, — ты можешь считать меня ебанутым, или ещё что, но вот.. — опять пауза, — просто держу в курсе, что я тебя люблю, — стример издал нервный смешок. Это же такой абсурд. — Если имеешь что-то против этого, то прямо скажи, я типа пойму, только не блочь, окей? — Вова с замиранием в сердце отправил голосовое, прикрыв глаза. Так глупо. Но и страшно. Он же ничего не сможет обернуть в шутку. Смущение, смешанное с переживанием и вполне ясной тревогой, не давало смотреть хоть куда-то, кроме экрана телефона. Ещё можно всё удалить. С каждой секундой ожидание казалось всё большим и большим наказанием. Братишкин вновь прикрыл глаза, которые уже начали слезиться. Чуть-чуть приоткрыл, с волнением смотря в диалог.       Прочитано.