Права и обязанности попаданки

      Я проснулась, словно от толчка. За окнами царила предрассветная, судя по циферблату настенных часов, муть, а в стекло упрямо стучала пестрая сова.       «Надо будет и от сов отгородиться, — мысль мелькнула и тут же пропала, задавленная разом навалившейся болью. — Мам… Пап…» Я мешком плюхнулась обратно на постель и уронила голову на руки. Хотелось кричать, выть, биться головой об стену. Хоть что-то делать, что помогло бы заглушить эту боль в груди.       Но вокруг не было ничего, кроме мерного стука. — Драклова птица, — обозлилась я, хватая палочку и одновременно распахивая створку.       Сова оказалась проворной. Ловко увернувшись от моего Ступефая, она уронила мне на голову небольшой свиток пергамента и снова вылетела на улицу. Я пульнула ей в след Бомбардой, но только снесла верхушку старой груши в собственном саду.       Тяжело дыша, я упёрлась обеими руками в подоконник, чувствуя, как прохладный ветерок шевелит растрёпанные волосы. Боль в груди рвалась на волю чёрной злобой.       Взвыв, я прямо из окна запустила Бомбарду Максима в уже повреждённую грушу. В воздух с грохотом взметнулись щепки, забарабанив по стенам дома и невидимому защитному куполу. Взрыв в замкнутом пространстве оглушил меня, отшвырнув вглубь комнаты.       Пока я ошалело мотала головой, взгляд упал на свиток, принесённый совой. Только сейчас до меня дошло, что это могло быть послание от Сева. Вздрогнув, я схватила письмо и не глядя сломала печать. Не знаю, почему мне не пришло в голову, что с Северусом мы давно перекидывались короткими сообщениями при помощи Патронусов, а совам вообще неоткуда было взяться в доме моих родителей.       Разумеется, записку мне написал не Сев. Едва рассмотрев аккуратный бисерный почерк, я зло швырнула пергамент в пустой камин: ничего нового или интересного бородатый интриган мне написать не мог. Я даже разбираться не стала, что это, соболезнования или приглашение на встречу, которой мне угрожал бедолага Блэк. Ни то, ни тем более другое меня в тот момент совершенно не интересовало.       Полубезумным взглядом обводя комнату, я поняла, что ещё чуть-чуть, и у меня сорвёт все предохранители. Глухо выругавшись, я бросилась одеваться. Домой. К Севу. К Петунье. Мне нужна моя семья! Сейчас!

***

      Я медленно поднималась по лестнице родного дома. Со смертью родителей во мне, казалось, тоже что-то умерло. Я корила себя за то, что так мало времени уделяла семье, где впервые в жизни почувствовала себя любимым ребёнком. Закрывая финансовые бреши, пытаясь вернуть или компенсировать то, что отняла у них безголовая Лили, я совершенно упустила из виду другую сторону семейной жизни. Права была Петунья, бросившая в меня, словно камнем, жестокими словами: «Почему тебя тут не было?!» Действительно… Случившееся — моя вина. Если бы я не погрузилась в свои исследования и любовь с головой, если бы не забывала неделями поинтересоваться, что происходит в родительском доме, если бы позаботилась о возможности связаться со мной для них…       Лестница закончилась куда раньше обвинений, которые подкидывал воспалённый мозг. «Накосячила, ты, Ленка… — думала я, с трудом отгоняя желание побиться дурной головой об стену. — Но с Туни я эту ошибку не повторю! На коленях прощения буду просить, если понадобится! Но остатки моей семьи останутся со мной!»       Приняв такое решение, я тихонько постучала в дверь спальни Петуньи и, не дожидаясь ответа, вошла.       Вошла и застыла на пороге, почувствовав себя героем старого бородатого анекдота из серии «Возвращается муж из командировки…».       Вокруг широкой кровати в живописном беспорядке, оставлявшем мало простора для оправданий, валялась одежда. Чувствуя, как в груди всё леденеет, я обводила помертвевшим взглядом комнату. Рубашка, потерявшая почти все пуговицы, на каминной полке. На прикроватной тумбочке, стыдливо пряча застёжки в приоткрытом ящике, лежал белый бюстгальтер. Со спинки стула свисал чулок. Второй почему-то комком торчал на подоконнике.       Стиснув кулаки так, что ногти впились в ладони, я снова перевела взгляд на кровать. «Надо же… — отстранённо подумала я. — Не знала, что у Петуньи такая красивая грудь…» Они спали рядом, разметавшись на скомканных простынях. Северус уткнулся лицом в рассыпавшиеся по подушке светлые локоны моей сестры. А она, собственническим жестом закинув ногу на его узкие бёдра, едва заметно улыбалась во сне.       Не задумываясь, что делаю, я просто одним движением смела на пол все фарфоровые безделушки с каминной полки. Они подскочили одновременно, ошалело озираясь вокруг. — Доброе утро, — криво усмехнулась я, дождавшись, пока два взгляда сфокусируются на ранней гостье. — Прошу прощения за вторжение. — Лили! — нёсся мне вслед рык раненого зверя, ничем не напоминающий бархатистый голос моего неверного возлюбленного. — Лили! — крик-рыдание Петуньи нагнал меня уже на пороге.       Распахнувшаяся на втором этаже ещё вчера родного мне дома рама зазвенела стёклами, когда я открывала калитку, пересекая границу антиаппарационных чар. — Лили! Стой! Это чудовищная ошибка!       «Как банально», — подумала я и врезалась в чью-то широкую твёрдую грудь. Меня подхватили, не давая упасть. — Пусти! — я рванулась. Где-то за спиной хлопнула дверь родительского дома и, как сквозь вату, послышался голос Северуса. — Лили!       Я с трудом подняла голову и увидела испуганное лицо Петтигрю. — Лили! Что случилось?! — Пит… Мне надо уйти. Пожалуйста. — Лили!       Взгляд Питера метнулся куда-то мне за спину, а потом он одним движением подхватил меня на руки и крутанулся на месте. На долю секунды я увидела своего преследователя, а потом линии окружающего мира смазались, краски смешались, и мы с Питом оказались на опушке какого-то незнакомого леса. Он что-то говорил. Кажется, успокаивал. Я даже кивала в ответ, но не понимала ни слова. В ушах стоял бесконечный гул. Перед глазами, словно выжженная на сетчатке, висела идиотская картинка: Северус в одних брюках, босой, с перекошенным в беззвучном крике лицом, протягивает ко мне руку, а на заднем плане, на пороге дома, который я привыкла считать родным, кутается в простыню растрёпанная Петунья. Тогда я ещё не догадывалась, что эта сцена на долгие годы станет моим кошмаром. — Пей, — мне в руки ткнулся стакан.       Остатки паранойи заставили меня принюхаться. — Пей, говорю тебе, — повторил Питер. — Нет там отравы. Это огневиски. — Очень кстати, — попыталась улыбнуться я.       Собственный голос показался мне чужим, таким хриплым и рваным он был. Я сорвала горло? Когда? Но мозг не желал работать над такими вопросами. А вот стакан в ладонях казался всё более притягательным. Мысленно выругавшись, я выпила обжигающую жидкость. В желудок рухнул горячий ком, а напряжённые мышцы стали медленно расслабляться. Я откинулась на спинку кресла, в котором, как оказалось, сидела. — Вот, молодец, — пробормотал Пит. — Полегчало? — Немного, — кивнула я. — Что случилось? — Да так. Мелочи жизни, — отвела я глаза. Рассказывать о собственном унижении не хотелось. — Как ты-то там оказался? — Я не могу тебе сказать. — Так, Пит… — я старалась говорить спокойно, и это мне почти удавалось благодаря выпитому виски. Кстати, второй бокал я налила себе уже сама и медленно цедила его в унисон с тягостными мыслями. — Ты оказался возле дома моих родителей в магловском квартале. Из волшебников там только я. Но я давно переселилась. И ты хочешь меня убедить, что случайно пошёл погулять и… — Я ни в чём не хочу тебя убедить, — перебил Питер. — Я сам ничего не понимаю. Объясни, что с тобой случилось?! Ты выскочила за калитку, как будто за тобой гнался Сама-Знаешь-Кто. Волосы дыбом, лицо в крови… Я думал, у тебя за спиной как минимум десяток Пожирателей. Но вместо них увидел полуголого Северуса. И физиономия у него была ещё похлеще твоей. Он… Напал? Но зачем? Он же влюбился в тебя ещё на первом курсе! — Как влюбился, так и вылюбился, — машинально проворчала я. — Что?! — Ничего он мне не сделал, — спохватилась я. — В смысле, не нападал, не колдовал, и вообще руками не трогал. — Но у тебя кровь… — окончательно растерялся Питер.       Я скосила глаза на висевшее над каминной полкой тусклое зеркало. На виске просматривались какие-то бурые потёки. И когда только успела? — Ударилась, — махнула я рукой. — Ерунда. — Ничего себе ерунда, — покачал головой Питер. — Не уходи от темы. Ты так и не сказал, как оказался в том переулке. — Дамблдор сам тебе скажет, — отозвался парень, покосившись на стремительно меняющий цвет огонь в камине. — Думаю, это он. — Директор?! — подобралась я, но бежать было уже поздно. Зелёное пламя всколыхнулось в последний раз, и на потёртый коврик ступил сам Альбус-Полсотни-Имен-Дамблдор. — Здравствуй, девочка моя, — поблёскивая очками-половинками, он ласково уставился на меня. — Питер сообщил, что на тебя напали. Как ты?       Я почувствовала, как сомкнулись мои ментальные щиты: ни мыслей, ни чувств, ничего, только ровная гладь чёрного льда. Лицо застыло равнодушной маской. Но один злой многообещающий взгляд в сторону друга я себе ещё позволила. — Я должен был послать Патронуса, — развёл руками тот. — Не обижай Питера, девочка моя, — добродушно попенял старик. — Он желает тебе только добра. И у дома твоих родителей оказался по моей просьбе. — Зачем? — ровным голосом спросила я. — Сначала мне придётся рассказать тебе, чем мы вообще тут занимаемся, иначе ты не поймёшь, — улыбнулся Дамблдор. — Рассказывайте, — равнодушно пожала плечами я. — Только побыстрее, у меня мало времени.       В голубых глазах старого манипулятора на мгновенье полыхнул гнев, но добродушная, покровительственная улыбка никуда не делась. «Высший пилотаж, — отстранённо констатировала я. — Мой потолок — «Морда кирпичом». Любой, кто меня достаточно хорошо знает, поймёт, что я пытаюсь скрывать свои чувства. Вывод: я должна лучше владеть собственной мимикой, или меня должны хуже знать». — Видишь ли, Том Риддл, или как он желает называться сейчас, Волдеморт, со своими приспешниками набрал слишком большую силу. Они убивают… — Разве это не работа для аврората? — перебила я.       Старик на долю секунды смутился. Но если бы я не наблюдала за ним так пристально, то, скорее всего, вряд ли бы вообще это заметила. — Мы не вмешиваемся в работу аврората. Но, к сожалению, у Тома и там есть соглядатаи. Некоторые вещи приходится делать на свой страх и риск. Вот, например, после той безумной истории с лордом Терриком я понял, что Том заинтересовался единственной известной Обретённой, не кривись, девочка моя, — старик погрозил мне пальцем, хотя я точно знала, что на моём лице не дрогнул ни один мускул. — Я вижу, ты стараешься держать себя в руках. Но здесь в этом нет необходимости. Здесь ты среди друзей… — Кстати, где это «здесь»? — Это — штаб-квартира Ордена Феникса, — пояснил Дамблдор. Помолчав, но так и не дождавшись каких-то вопросов с моей стороны, он продолжил. — Так, вот. Я понял, что Том заинтересовался тобой. Террик — один из его ближайших сподвижников. Я знал, что ты честная девушка. Настоящая дочь факультета Гриффиндор! И не сомневался, что Том слегка поторопился с объявлением победы. Но у него есть неприятная привычка воздействовать на непокорных через родных. Поэтому члены Ордена дежурили у дома твоих родителей. — Да? Тогда почему им не помогли с той аварией?! — рявкнула я, на мгновенье отпуская маску холодного равнодушия. — Мы просто не знали, девочка моя, — старик прикрыл глаза, а когда посмотрела на меня снова, по морщинистой щеке ползла одинокая слезинка. — Мы не знали… — Понятно, — я едва заметно кивнула и отвернулась.       Старый манипулятор опять завёл знакомую песню о всеобщем благе и неизбежных потерях, но слушала я его вполуха. Разумеется, мне и в голову не пришло поверить в его горькое «не знали». Если бы они действительно охраняли моих родителей, то знали бы! — Лили, ты слушаешь меня? — Да, профессор Дамблдор. Вы просили меня не рассказывать мистеру Снейпу об ордене Феникса. — И что ты ответишь? — У меня нет привычки болтать о чужих тайнах, — пожала плечами я. На полноценный спектакль для старика у меня сил уже не осталось. — В этом я и не сомневался, — улыбнулся Дамблдор. — Но он твой очень близкий друг, а у друзей редко бывают тайны… — Профессор Дамблдор. Я не буду болтать. А теперь можно мне отдохнуть — голова очень болит. Кажется, я где-то ударилась, — я подбавила в голос слёз.       Актёрского таланта у меня не много, но мне и правда сейчас хотелось не выводить на чистую воду престарелых лжецов, а забиться в дальний угол и завыть в голос от той боли, которая клокотала у меня в душе под непоколебимыми ментальными щитами. Наверное, старик что-то такое почувствовал. Потому что только кивнул и велел Питеру отвести «бедняжку» в гостевую спальню. У меня возникла было мысль воспротивиться, потребовать, чтобы меня вернули в мой собственный дом. Но я быстро отбросила её: «Судя по тому, как изменник гнался за мной в одних подштанниках, так просто он не отстанет: будет ходить под домом, посылать сов… Выдержать такую осаду я сейчас просто не способна. Да я вообще сейчас ни на что не способна, как бы ни хорохорилась перед Питом и директором! А ящик с марионетками Дамблдора явно защищён от нежеланных гостей лучше, чем любое другое убежище в магической Британии».       Я покорно выпила Сонное зелье, принесённое Питером, и, едва успев прошептать: «Не пускай ко мне никого», отрубилась. Этот день разделил всю мою жизнь на две неравные части: «До» и «После».