Одиссея офицера Диксона

      Эббинг       В баре Диксон привычно опустился за стойку, кивнул бармену, получил свою бутылку пива и сразу же жадно отпил добрую половину. Удовлетворенно кашлянув, он лениво обернулся и медленно провел глазами по соседним столикам.       Полгода назад Диксон зашел сюда после долгого отсутствия и удивился, насколько мало изменился бар: казалось, вернись он в Эббинг не спустя пару месяцев, а спустя десять лет, полумрак помещения все так же приглашал бы сесть за столик и выпить пива, бармен неторопливо протирал бы барную стойку, была бы слышна старая музыка и сопровождающее ее перестукивание бильярдных шаров в глубине зала. Он скучал по этому месту: за месяцы путешествия по штатам Диксон побывал во множестве похожих баров, но все они были не такими, как нужно. Где-то назойливо орала клубная музыка, а где-то стояла угнетающая тишина; где-то было слишком людно, где-то — слишком пусто; где-то — слишком светло, а где-то приходилось пробираться к стойке чуть ли не на ощупь. Даже бары, похожие на этот как две капли воды, все равно не оставляли у Диксона желания остаться там подольше — и он выходил оттуда разочарованным после первой же бутылки пива.       Эти несколько месяцев были, наверное, самыми трезвыми за последние лет десять-пятнадцать в его жизни, в том числе и потому, что Джейсон почти не вылезал из машины, покидая свой старенький форд только чтобы заночевать в придорожном мотеле или пообедать — а иногда он не выходил из машины даже ради этого. Путешествовал он в одиночку: после того, как они с Милдред отказались от идеи наказать насильника, та вернулась в Эббинг, а Диксон продолжил ехать на северо-запад. Можно было бы мелодраматично заключить, что он поехал по Америке для «обретения себя» или «поиска ответов», но, даже вернувшись домой, он не мог точно сформулировать цель своей поездки, и лишь отшучивался на вопросы любопытствующих. Вопросы вскоре задавать перестали — и Диксон потихоньку влился в жизнь городка, устроившись на почту ради какого-никакого заработка. Работа была монотонной и не слишком радующей, зато стабильной и спокойной, а это Диксон за последний год научился ценить как никто другой. Рабочий день заканчивался рано, и обычно он отправлялся прямиком в бар, но иногда, если погода случалась особенно удачная, шел на рыбалку.       Это новое хобби появилось спонтанно: коллега спросил у Джейсона, чем он любит заниматься в свободное время, и тот ни с того ни с сего вспомнил, как здорово было рыбачить вместе с отцом, когда тот был еще жив. На следующий же день он раскопал на чердаке все необходимое снаряжение и, изрядно нагрузившись — не идти же на рыбалку без пива! — отправился на ближайшее озеро (кажется, там любил проводить время шериф Уиллоуби). Диксон, конечно, не учел, что в последний раз он рыбачил лет двадцать с лишним назад, так что в первый свой поход на озеро он просто напился после безуспешной попытки поймать хоть что-то. Но занятие не бросил и стал время от времени возвращаться туда, постепенно вникая в особенности рыбалки и пытаясь вспомнить то, чему его учил отец.       Эти уединенные занятия он предпочитал общению с коллегами или знакомыми — и откровенные разговоры позволял себя только с мамой. А еще с Милдред. Попытка доехать вместе до Айдахо оказалось неудачной, зато принесла обоим чувство взаимного уважения и некой уверенности в том, что друг на друга можно положиться. Общались они нечасто, и вряд ли кто-либо из них называл другого «другом», но иногда они встречались и могли долго просидеть, вспоминая все, что привело к их поездке и рассказывая о своем нынешнем настроении. Говорил больше Диксон: начав доверять женщине, он мог вывалить на нее все дурацкие истории, которые произошли с ним на работе за последнее время. Но в результате оказывалось, что именно Милдред вносила в разговор что-то крайне важное, что-то, на что во время беседы не обращаешь внимания, но потом осознаешь всю правильность сказанного. Диксон мог долго вспоминать слова Милдред, так, что его собственная болтовня начинала казаться ему несуразной. Впрочем, Милдред его не осуждала, и он втайне очень радовался такому необычному приятельствованию.       Заметив Уэлби на его обычном месте — у бильярдного стола — Диксон улыбнулся. Парень приходит сюда нечасто, но если приходит, то проводит за игрой весь вечер, с азартом орудуя кием. Вот Ред — наклонившийся к бильярдному столу, прицелившийся кием к шару. Вот он закусывает губу — и мягко отпускает кий, удовлетворенно кивает головой — удар отличный. Джейсон хотел бы играть так же, но его удары были неизменно резкими и неловкими, а тренировался он недостаточно часто, чтобы улучшить свою технику. Можно было бы попросить Реда научить его, но Диксон не очень хотел просить что-то у Уэлби: он все еще ощущал вину за давнишний инцидент, которая теперь, наверное, не исчезнет уже никогда. Впрочем, после их разговора сразу после возвращения Диксона из затянувшейся поездки отношения между ними наладились, стали нейтрально-дружелюбными. Не совсем то, чего хотел Диксон, но внутренний голос подсказывал: все так, как и должно быть.       Он повернулся обратно к бармену, частыми глотками допил бутылку, удовлетворенно хлопнул обеими ладонями по стойке и, доставая сигарету, вышел из бара. Было лето — на удивление холодное, утопающее в туманах и обдуваемое постоянными ветрами. Диксон повыше поднял ворот своей куртки и, закурив, двинулся к машине.       The Love Song of J. Dixon       Громкий стук входной двери заставил Диксона передернуться. Неужели нельзя аккуратнее… Перейдя в старшую школу, он долго не мог привыкнуть к новой обстановке и кипятился по любому поводу. В это время как раз серьезно разболелся отец, и Джейсону приходилось подрабатывать после школы, что его неимоверно бесило. Работа в магазине была тупой и бессмысленной, и он с завистью смотрел на ровесников, покупающих чипсы, газировку и веселой ватагой отправляющихся бродить по городку. Половину времени в магазине он проводил за кассой, подперев щеку рукой и лениво жуя жвачку. Энергично вставать его заставляли только две вещи: конец рабочего дня и Дэвид.       Дэвид был с Джейсоном в одной группе на алгебре, и они вроде как общались: обменивались впечатлениями о прочитанных комиксах, делились друг с другом жвачкой и переглядывались в ответ на очередную выходку пожилой учительницы мисс Милз. Вне урока, правда, они виделись редко, так что Джейсон всегда втайне ждал появления Дэвида в его магазинчике. В тот раз (он до сих пор это отчетливо помнит) Дэвид вошел в магазин уже ближе к закрытию. На нем была футболка с изображением какой-то металл-группы, небрежно накинутая толстовка, джинсы. Он помахал Джейсону и сразу направился к кассе.       — Привет! Скучаешь?       — Жесть. Тоска смертная, — Джейсон торопливо разгладил на себе форменную футболку.       — Это… не хочешь в кино? Мы тут с ребятами собираемся, может, с нами?       — До закрытия еще полчаса… — неуверенно пробормотал Джейсон.       — А нельзя пораньше закрыться? Народу все равно никого.       Дэвид был прав: магазин пустовал уже минут сорок. Немного поколебавшись, Джейсон согласился и ринулся переодеваться. Через пять минут он уже закрывал магазин, в радостном возбуждении топчась около Дэвида.       — Класс! А что за фильм идет? А кто еще будет?       — Второй «Терминатор»! Мощное кино должно быть. Говорят, круче первого.       — О, я как раз не видел!       — С нами еще Джессика и Пит, — Джейсон дружелюбно кивнул в ответ, хотя на дух не переносил эту парочку: в школе они только и делали, что липли друг к другу и слушали какой-то невнятный хип-хоп на небольшой магнитоле.       — О, у нас пополнение! За это надо выпить! — воскликнул Пит, который явно был уже слегка навеселе, а Джессика одобряюще захихикала рядом. Джейсон поздоровался. Влезли в машину — они с Дэвидом на первое сиденье, ребята остались на заднем.       — Не хочешь виски? У них есть.       — Спрашиваешь!       Дэвид передал Джейсону уже наполовину выпитую бутылку, тот сделал несколько храбрых глотков и передал бутылку обратно, болтающим о какой-то своей бессмыслице Питу и Джессике. Алкоголь ударил в голову почти сразу: сознание погрузилось в приятный туман, стало совсем спокойно и как-то правильно. Джейсон широко улыбнулся Дэвиду:       — Круто, спасибо. — Тот ответил такой же улыбкой.       Зал кинотеатра был почти пуст, лишь в самом первом ряду хрустел попкорном пожилой мужчина, да где-то позади устроилась молодая парочка. Пит и Джессика последовали их примеру, а ребята уселись на лучшие места по центру. Джейсон очень ждал этот фильм, но в этот раз сосредоточиться не получалось: он то и дело поглядывал на Дэвида, не веря, что они вот так выбрались вечером в кино, как будто они давным-давно лучшие друзья.       Свет от экрана делал Дэвида особенно красивым, выделяя в темноте зала умные темные глаза, прямой нос, тонкую линию губ, руки, лежавшие на подлокотниках. Джейсон почему-то никак не мог оторвать взгляд от этих рук, мягких, белых, крепких. Вот он берет этими руками свой портфель. Вот держит ручку, старательно выводя формулы. Вот поправляет волосы. Вот проводит ими по шее. Вот обнимает Джейсона.       Вдруг Джейсон импульсивно накрыл своей рукой руку Дэвида, сжал ее в своей, гораздо более грубой, нелепой. Тот руку не убрал. Сердце Джейсона бешено колотилось, все тело наполнилось сладкой тяжестью, к легкому головокружению от выпитого виски добавилось еще какое-то помутнение, фигуры на экране расплывались перед глазами, все стало уже неважно.       Домой возвращались в тишине: Пит и Джессика задремали после опустошенной бутылки, Дэвид внимательно следил за ночной дорогой, Джейсон сидел рядом и боялся нарушить молчание. Подъехали к дому Джейсона.       — Спасибо за кино, — полушепотом проговорил тот. — И вообще.       — Тебе спасибо. Увидимся, — Дэвид улыбнулся, захлопнул за Джейсоном дверь и спешно отъехал.       Он почти не спал той ночью, все возвращаясь к этому моменту в кинотеатре, до сих пор чувствуя в своей ладони теплую, мягкую руку Дэвида. Он не знал, правильно ли все это, не понимал, как реагировать, но старался не копаться в себе и просто представлял, представлял…       Последним занятием на следующий день была алгебра, и у Джейсона весь день крутило живот. Но в начале урока Дэвида было не видно. Не подошел он и к середине, и к концу занятия. Джейсон начал беспокоится: вдруг с ним что-то случилось? Или, может, с его мамой? Или с собакой, та вроде совсем старая. А может, он просто не сделал домашку и решил пропустить занятие? Варианты один за одним всплывали в голове Джейсона, не принося успокоения. Не дослушав домашнее задание, которое монотонно объявляла мисс Милз под гул собирающихся учеников, Джейсон вылетел из класса в твердой уверенности отыскать Дэвида. Обойдя всю школу и парк рядом с ней и не обнаружив парня, Джейсон уныло поплелся в сторону магазина. Тот маячил впереди скучным белым плевком, одним своим видом наводя уныние.       Тем вечером после закрытия магазина Джейсон, как всегда, направился домой через залитую светом одного фонаря тропинку, когда услышал неподалеку знакомый смех. Он радостно обернулся, и действительно — по соседней улице шел Дэвид. Ну наконец-то! Джейсон хотел уже окликнуть его, но вдруг заметил, что тот не один — повиснув на нем, рядом плелась хохочущая Джессика. Рука Дэвида (та самая!) нежно обнимала девушку за талию. Они ненадолго остановились и поцеловались — жадно, неумело — и, глупо засмеявшись, двинулись дальше. Джейсон не верил своим глазам. Через несколько секунд он уже отчаянно бежал домой, насколько хватало сил, боясь остановится и услышать тот же знакомый смех.       Он снова почти не спал всю ночь, но теперь уже по другой причине. Он бессильно плакал, бессильно колотил подушку, таращился в темный потолок. Он ненавидел Дэвида, но еще больше он ненавидел себя. А когда наконец заснул, то видел во сне руки Дэвида, которые из нежных, трогательных превращались в зловещие руки самого страшного монстра, почерневшие и когтистые. Он с отвращением смотрел на них, тошнота подступала к горлу, он бросился бежать, но поскользнулся и упал, и, поправляя шнурки, увидел, что это его руки — отвратительные, почерневшие и когтистые...       А на следующий день он вышел в школу, нашел в расписании кабинет Дэвида и избил его прямо во время урока.       Его хотели отчислить, но мама Диксона, которая всегда хлопотала за сына, каким-то образом договорилась с директором, и его просто перевели в другой класс. Диксона с тех пор сторонились, и дурная слава о нем позабылась еще нескоро.       Айдахо       Дорога не задалась с первой же недели: не проехав и двух сотен миль, Диксон заметил, что почти сломался его форд, а денег в кармане не осталось даже на обед. Джейсону пришлось остановится в ближайшем городке и найти подработку ночным грузчиком (только подумать! из помощника шефа полиции в разнорабочие!), чтобы оплатить ремонт своей старенькой машины и скопить немного денег на дорогу. Внутри медленно копилось раздражение вкупе с усталостью.       Через две недели после начала поездки, в тихий октябрьский вечер, он все же добрался до Айдахо. Въехав на окраины города N., Диксон снизил скорость своего форда, высматривая дешевые мотели на обочине. В сумерках вывески мерцали желтым, сливаясь в плотный неоновый туман. Устав приглядываться и выбирать, Диксон подъехал к первому попавшемуся мотелю и припарковался. Только выйдя из машины, он понял, как устал за последние три недели: ноги ныли, спина словно закостенела, голова болела, периодически выстреливая острой болью то справа, то слева. Он уже не помнил, как добрался до стойки, взял ключи от номера, ввалился в тесную комнатушку и сразу же заснул на узкой кровати.       Следующее утро не принесло облегчения: голова все так же болела, во рту было сухо и противно. По комнате нельзя было ступить и шага, чтобы невидимая глазу пыль не бросилась в нос, в глаза, в рот. Диксон поморщился. Надо возвращаться домой.       Мотель, по неведомой даже нынешнему владельцу (на удивление флегматичному итальянцу лет за пятьдесят) причине названный «Полониус», ютился среди подобных же обшарпанных зданий, словно извиняясь за свое существование и стремясь слиться с землей. Диксон с отвращением оглянулся на него и поспешил к машине. Надо возвращаться домой?       Он, конечно, не выкинул из головы мысль навестить насильника. Ружье все так же лежало в багажнике, а он был все так же уверен в виновности того мудака. Нет, он едва ли хотел линчевать преступника, а любой разговор был бы бессмысленным, да и Милдред, во многом ради которой эта поездка и замышлялась, не было рядом. Но Джейсон никак не мог выбросить из головы навязчивую мысль: ты должен, должен сделать хоть что-то. Ты уже почти месяц мотаешься по штатам, и что? Да, но осмелюсь ли я…       Вдруг он обнаружил, что уже несколько минут неподвижно стоит у машины, и раздраженно дернул дверь, усаживаясь за руль, уже ставший привычным. Диксон включил первую попавшуюся радиостанцию (из магнитолы раздалось наигранно-бодрое кантри) и отправился на поиски забегаловки, в которой можно было бы перекусить и обдумать свои дальнейшие планы. Он посмотрел на часы: было только восемь утра, наверное, все еще закрыто. Нужен круглосуточный дайнер. Его форд медленно двигался по почти пустым улицам и по-старчески похрипывал: после ремонта он восстановился, но не перестал временами издавать странные звуки, к которым добавились какие-то совсем человеческие.       Нет, но все же. Я же и так в Айдахо.       Диксон резко затормозил, вышел из машины и направился к багажнику. Ничего не изменилось: ружье лежало все там же. Он провел ладонью по щеке, на секунду замер и с глубоким вздохом захлопнул крышку багажника. Не осмелюсь? Вот в чем вопрос.       Дайнер он все-таки нашел.       — Что будете? — с нескрываемым равнодушием спросила его лениво передвигающаяся официантка.       — Ээ. Яичницу? И кофе.       Официантка еле заметно кивнула головой и отползла к барной стойке. Джейсон выглянул в окно, чтобы посмотреть на свой форд (точнее, на его багажник). Ладно, сейчас поем и решу. Будет время решить — или не решить. Действительно, будет время. Чтобы хотя бы чем-то занять себя, он достал изрядно помятую карту города N. (он специально достал ее перед поездкой, еще в Эббинге) — и стал изучать возможные маршруты. Потом отложил карту и стал протирать часы. Потом — вытащил стопку комиксов и начал нервно их листать. На помощь пришла официантка, со стуком поставившая тарелку и чашку перед Джейсоном.       Странно, но Джейсон понял, что совсем не голоден. Яичница глядела на него с тарелки подтекшим глазом, кофе таращилось черной бездной из надтреснувшей кружки. Нахмурившись, он снова посмотрел в окно — и заставил себя съесть хотя бы несколько кусков и сделать хотя бы несколько глотков.       Уставшая официантка сменилась другой, чуть более энергичной. Входили и заходили люди, суетящиеся и спешащие или, наоборот, сонные, и забирали с собой кофе, бургеры, пончики. Садились за соседние столики и вставали. Открывалась и закрывалась дверь. Мимо проезжали автомобили. Диксон уставился в окно на свой форд, стоящий на другой стороне улицы. Каждый раз, когда мимо него проезжала машина и на секунду загораживала его, Диксон внутренне надеялся и в то же время боялся, что его форд вдруг исчезнет, просто в какой-то момент испарится. Но этого не происходило. Он тупо смотрел в одну точку, явственно представляя ружье, все так же лежащее в багажнике. Шериф Уиллоуби писал, что нужно спокойствие, нужно ясное сознание, но Диксон не понимал, спокоен он или нет. Но он знал, что смерть шерифа связана с тем, что он сидит здесь и сейчас в этом глупом дайнере и смотрит сквозь стекло на свою машину.       Он бы решительно сел за руль, нажал бы на газ, быстро бы поехал к нужному адресу, вышел бы из машины, достал уже заряженное ружье, уверенно поднялся по лестнице, с силой постучал в дверь, ему открыли, он без промедления выстрелил, оставил дверь открытой, спустился, сел за руль, положил ружье рядом, отправился в ближайший полицейский участок, четко и внятно рассказал о том, что сделал, позвонил Милдред, нет, позвонил маме, кто знает, возможно, его и оправдали, а даже если и нет, это все было не зря.       Наконец он встал из-за стола и направился к форду. Он наизусть запомнил нужный адрес и выучил дорогу к нему. Сейчас нужно свернуть налево, проехать минут пять, потом направо, потом снова налево, еще раз направо, прямо, прямо — и я на месте. Он нажал на газ. Повернул в первый раз. Пять минут. Повернул второй раз, третий, четвертый. Еще пять минут (всего получилось тринадцать минут и сорок секунд). Диксон притормозил и увидел в нескольких метрах от себя небольшой одноэтажный дом с до отвращения гладко выстриженной лужайкой перед ним. Он остановился и, выйдя из машины, пошел к дому. Автомобиля перед входом не было видно, окна были плотно зашторены — скорее всего, дома уже никого не было. Он дошел до темно-зеленой лужайки и вернулся обратно, считая количество шагов (всего получилось тридцать семь). Он залез обратно на водительское место и твердо решил дождаться владельца.       Диксон просидел в машине весь день, выходя только купить кофе или справить нужду. Автомобиль подъехал к дому в седьмом часу. Да, это был тот же самый автомобиль — Диксон запомнил номера — и это был тот же самый мужчина. Тот неторопливо вышел, огляделся, спокойно достал сумку с продуктами из багажника, открыл дверь и скрылся в доме. Вот оно, вот подходящий момент!       Он не двинулся с места. Диксон не понимал, что с ним происходит: злости не было, точнее, она была, но это была не та ослепляющая ярость, как тогда, с Уэлби (о, Уэлби!) или тогда, с Дэвидом, или тогда, на допросе, нет — это была скорее грусть, сдавливающая грудь и парализующая все тело. Он застыл за водительским креслом. Через несколько минут он включил зажигание и повернул обратно.       Диксон вернулся в «Полониус», решив провести еще одну ночь в городке: возможно, на следующий день он бы все же осмелился. В этот раз он успел внимательнее изучить комнатушку, в которой остановился (ему, кажется, досталась та же самая): она была крошечной, кровать занимала почти все пространство, и дверь от душевой, которая по непонятной причине открывалась в сторону кровати, нельзя было распахнуть до конца. Чтобы зайти в ванную, таким образом, нужно было повернуться боком и протиснуться в щель между ней и кроватью. Стены были оклеены обоями тусклого желтого цвета: возможно, когда-то они были яркими, но сейчас посерели, покрылись неясного происхождения пятнами и трещинами. Удивительным образом в комнате помещалась прикроватная тумбочка, маленький столик, мини-холодильник, лампа. Было решительно непонятно, как все эти вещи вообще могли влезть в номер, и казалось, их уже никак не вытащить отсюда. Диксон лег на кровать и стал мысленно повторять пройденный сегодня маршрут от дома с выстриженной лужайкой до мотеля (он засек время, посчитал все повороты). Стоит ли выехать завтра с раннего утра, чтобы еще застать преступника дома? Или лучше вернуться уже вечером? В таких размышлениях Диксона застал сон.       Следующее утро оказалось ничуть не приятнее вчерашнего: голова все еще болела, ноги все еще ныли, вставать не хотелось. Он посмотрел на часы: было уже за десять. Его полностью накрыла апатия, и он бессмысленно пролежал в постели еще около часа. Поняв, что есть все-таки хочется, он неохотно встал. Он сдал ключи, твердо решив, что больше не вернется сюда, и направился по вчерашнему маршруту: мотель-дайнер-дом с лужайкой.       И, как вчера, он напряженно сидел в машине, почти не сводя глаз с пустого дома в тридцати семи шагах от него. Вдруг он вспомнил, что думал здесь вчера про Уэлби, и про Дэвида, и про того бедного черного парня, которого избил на допросе. Он вспомнил свою ярость, и опустошение после, и извращенное удовлетворение, и грызущее чувство вины, и снова ярость. На глазах выступили слезы — раньше он бы смахнул их, но сейчас просто сидел и смотрел, как дорога, дом, лужайка расплываются перед ним. Он достал телефон и набрал номер Милдред. Та ответила не сразу:       — Диксон, ты? Когда домой? Мама волнуется, — насмешливо спросила она.       — Черт… Я сейчас в своей машине перед домом этого мужика.       В трубке была тишина.       — Ты в Айдахо?       — Да. У меня тут заряженное ружье в багажнике. Но я… Я просто не могу это сделать, понимаешь?       Было слышно, как Милдред раздраженно вздыхает:       — Мы же договорились.       — Да. Но я решил, что раз уж я в Айдахо… Просто…       — Да?       — Если я не могу это сделать, ну, то что это значит?       — Ты у меня это спрашиваешь?       Теперь помолчал Джейсон.       — Слушай, Диксон. Возможно, тебе стоит подумать, а что будет значить, если ты этого не сделаешь? Может быть, это…       — Правильнее?       — Называй, как хочешь. Но иногда не сделать что-то сложнее, чем сделать.       — Получится, как будто я… испугался, что ли.       — И что… И вообще, я тоже испугалась, по-твоему?       — Н-нет…       — Мы все сделали правильно. Не нам решать, что будет с этим мудаком. Мы же это обсуждали.       — Обсуждали, обсуждали.       — Вот и все. И давай уже, двигай домой. Я серьезно, мамочка-то скучает, — уже бодрее добавила Милдред.       — Окей…       Диксон отложил телефон. Перед глазами все еще стоял расплывшийся от слез дом с лужайкой. Он глубоко вздохнул, вытер слезы и уверенно повернул обратно.       Через двадцать минут он уже выезжал из города по той же дороге, по которой въехал сюда почти два дня назад. Он оставил позади дом с лужайкой, круглосуточный дайнер, потрепанный мотель «Полониус». Последний уже как будто и не выглядел таким жалким — казалось, за этой утро он вырос на несколько метров, поднялся над землей, словно любопытно оглядывая окрестности. Диксон бросил на него последний взгляд, и его по-старчески тарахтящий форд скрылся за поворотом.       Академия       Грейс он встретил на втором курсе академии, на чьей-то домашней вечеринке, когда все напивались до помутнения, вливая в себя немыслимые дозы алкоголя. Во втором часу Джейсон тоже был уже в хлам, но держался, пьяно споря с сокурсниками. Особенно ожесточенно спорил Рик (кажется, речь тогда шла об Иракской войне), а его старшая сестра — Грейс — сидела рядом, слушала бредни возбужденных алкоголем парней, громко смеялась, услышав очередную глупость, и то и дело влезала с саркастичными замечаниями. Особенно сильно она подкалывала брата, встревая с комментариями по поводу его необразованности, что изрядно веселило приятелей.       Она то и дело поглядывала на Диксона, обращая на него веселые серые глаза, искрящиеся от выпитого, словно говоря: «Ну как тебе я, неплохо острю?» Джейсон захлебывался смехом вместе со всеми, но на Грейс смотрел равнодушно: ну да, симпатичная, волосы каштановые, вьются, фигура неплохая, хотя она и не совсем худая, а еще старше на пару лет. Многие бы с руками оторвали. Некоторые ребята так и лезли к ней, пытаясь коснуться бедра, руки, плеча, талии. Угощали пивом. Старались смеяться над ее шутками громче всех. Неуклюже острили в ответ. А Диксону было все равно.       Отец всегда потешался над его неумением складно разговаривать с девушками. Когда Джейсон был еще совсем маленьким, он все раздраженно приговаривал: «Ну что ж ты с девками-то не общаешься, педиком хочешь вырасти?» Мама обычно вздыхала на такие реплики и недовольно ворчала, но на большее ее не хватало. Уже в школе, классе в седьмом, когда все начали встречаться и с горящими глазами делись подробностями своих похождений, Джейсон завороженно слушал, впитывал в себя каждую деталь — кто что сказал, как нужно целоваться, что дарить девушкам. Но у самого у него так никто и не появился. Он чувствовал себя никчемным, бесполезным. Все время было стыдно и хотелось обо что-нибудь размазать себе лицо. Себе или другому. Так он начал околачиваться с местным хулиганьем после школы, изредка избивая наугад выбранную несчастную жертву. В пятнадцать лет, правда, пришлось прекратить из-за болезни отца и последовавшей за этим подработки в магазине. Потом был отвратительный случай с Дэвидом, потом папина смерть… Последние годы в старшей школе давались Диксону непросто, и его оценки стали еще хуже, чем раньше. Конечно, ни о каких свиданиях не было и речи — все мало-мальски привлекательные девушки обходили его за две мили, да он и сам не порывался начинать отношения. Что-то случилось только в последнем классе — к ним перевелась новенькая откуда-то из Новой Англии, с которой они на удивление быстро нашли общий язык. Клер — так ее звали — очень по-взрослому курила, взахлеб читала журналы про звезд кино и со смертельной серьезностью заливала в себя бутылки алкоголя. Диксон втайне восхищался ей — не любил, нет — а она, кажется, находила приятным его общество («Почему?» — каждый день задавался этим вопросом парень). Они посредственно целовались и еще хуже занимались сексом, но обоих это устраивало, и они ничего не меняли. После окончания школы они легко расстались, пожелав друг другу удачи: она снова переехала куда-то вслед за сменившим в тысячный раз работу отчимом, а Диксон стал готовиться к поступлению в академию, в первый раз за долгие годы сосредоточившись на учебе.       И вот на втором курсе он встретил Грейс. В ту ночь, после того как почти все уже спали пьяным сном на диванах, кроватях и ковриках, а оставшиеся с красными глазами, пошатываясь, сидели то у бассейна, то на крыльце, Грейс взяла дело в свои руки, недвусмысленно предложив Диксону переспать. Джейсону было все равно, хотя его удивляло и немного смущало такое внимание. Он пожал плечами, но не сказал «нет». Ту ночь, они, конечно, провели вместе, и вроде как стали встречаться, и встречались почти весь второй курс. Впрочем, это было сложно назвать полноценными отношениями — из-за строгого режима в академии они виделись не так часто, и Диксон обычно узнавал о том, как дела у Грейс, через Рика, который каким-то непостижимым образом всегда был с сестрой на связи. А потом случилось то, чего Диксон больше всего боялся.       С самого начала их отношений Джейсона не слишком заботила сама Грейс, но он был горд, что наконец-то живет нормальной жизнью молодого человека его возраста, так что старался хотя бы внешне проявлять признаки заботы о девушке. Ближе к концу второго курса он понял, насколько ему все это надоело. Он не мог сказать, что притворялся, да и притворяться часто было попросту не нужно — Грейс не требовала от него безусловной преданности, но со временем даже самые незначительные замечания девушки приводили Диксона в раздражение, которое он безуспешно пытался скрывать. Он все чаще предпочитал не говорить с Грейс, а послушать, как рассказывает о ней Рик, обращая внимание скорее на тембр его голоса и выражение лица, а не на содержание речи. Это неудивительно, ведь они с Риком друзья. «С друзьями всегда интереснее», — повторял по сотне раз на дню Диксон. Впрочем, в глубине души он понимал, что-то, что испытывал к другу — именно этого не хватает в его отношениях с Грейс. Она, конечно, классная, умная и все такое, но какой толк, если ему на нее наплевать? Нет, с Риком круче. Они же друзья! Джейсон с упрямой жестокостью запихивал как можно глубже тоненький голосок, напоминавший ему о случае с Дэвидом. И каждый раз, когда снова засматривался на Рика, он начинал внутренне спорить сам с собой, находя доказательства тому, что это совсем другое, это не как тогда, в школе, тут все совсем иначе, мне просто нравится с ним общаться, просто… Каждое утро он просыпался и прислушивался к себе — не ушел ли тот противный голосок, не исчез ли, где он, на месте ли? И каждое утро он находил его все там же, и с еще большим ожесточением принимался ему возражать. Все чаще, мастурбируя в душевой, он не знал, кого представлял, чья фигура стояла перед глазами, чье имя готово было слететь с языка. Каждый день он ложился и надеялся, что завтра ему точно перестанут приходить в голову отвратительные мысли — которые наутро возвращались с новой силой.       В конце концов Грейс бросила Джейсона — новость, которую тот воспринял равнодушно. Однако вместо того, чтобы с облегчением вздохнуть, Диксон напрягся еще больше. Теперь он был свободен, и, наверное, мог бы… Но после таких мыслей его начинало колотить, и, с отчаянным желанием что-то с собой сделать, он затевал бессмысленные драки с сокурсниками, неизменно кончавшиеся выговором, покрасневшими костяшками рук и долгожданным чувством полной опустошенности.       Он начинал ненавидеть Рика. С извращенной радостью он подмечал в приятеле все новые и новые отрицательные черты: вот он смалодушничал, а здесь соврал, а тут вообще повел себя как последний эгоист. Немудрено. Только последние эгоисты могут быть настолько дрянными людьми, чтобы вызывать в других такие мысли.       За пару дней до экзаменов соседу Диксона удалось протащить в академию выпивку, и, напившись так, что трудно было стоять, Джейсон отправился на поиски Рика. Он знал, что нужно ему сказать, наконец-то. Он чувствовал себя в силах, постоянно возражающий голос куда-то исчез, и Диксон, с дурацкой улыбкой на лице, безуспешно старался как можно тише пробраться до спальни Рика, периодически ударяясь обо все углы, встречавшиеся ему по пути. Рик и его соседи уже спали, но Диксон все равно ввалился в комнату, бормоча бессмыслицу себе под нос, и плюхнулся на кровать Рика. Он был пьян настолько, что совсем не задумывался о том, что делает, и, устроившись рядом с приятелем, сильно толкнул его в плечо:       — Э-эй… Просыпайся, ты чего, я тут… Твою мать…       Рик наконец-то разлепил глаза и пару секунд бессмысленно смотрел на Диксона, слабо прищурившись. Наконец его мозг обработал информацию, и парень, как ошпаренный, вскочил с кровати.       — Диксон, ты что, охерел? Ты чего тут забыл? — возмущенно зашипел он.       — Ну ты чего, Рик. Ну Рик. Я же пришел к тебе, вот… Давай… Я же расстался с Грейс…       На лице Рика все отчетливее проявлялось отвращение, грудь поднималась туда-сюда все чаще, мышцы подрагивали. Диксон, правда, не обращал на это внимание, и, запутавшись в одеяле, пытался вылезти из кровати, попутно бормоча все те же нелепые обрывки фраз. Наконец ему удалось кое-как встать, но почти сразу же он накренился, и, чтобы не упасть, сильно обхватил руками Рика. Тот не выдержал и со злостью оттолкнул Джейсона назад. Тот упал, сбил тумбочку и торшер, стоявшие рядом. От шума стали просыпаться соседи, недоуменно поглядывая на сцену, происходящую в их комнате. Кто-то наконец прервал молчание:       — Ну что я тебе говорил, он точно ебаный педик. С тебя десятка!       Услышав это, Рик с силой схватил Диксона за рубашку и стал грубо оттаскивать его к двери, периодически пиная его ногами, услышав не прекращающееся пьяное бурчание. На шум сбежались ребята из соседних спален, появился комендант…       Диксона отчислили на следующий же день — так он вылетел из академии. Он чувствовал себя ненужным. Опять. Всю жизнь он знал, что нужен только одному человеку в этом чертовом мире — маме. Но этого, конечно, недостаточно. Он опять облажался. Ебаный педик? Злость на самого себя закипала в нем. Никогда, слышишь, никогда ты не сделаешь ничего подобного. Ни-ко-гда. Держись от людей подальше. От тебя одни неприятности. Ты никому не нужен, понял? Хватит надеяться на что-то. Ты обычный одинокий неудачник. Пора бы уже привыкнуть к этому.       Жизнь была пуста, омерзительна и бесполезна. Но в то же время он с облегчением выдохнул, будто радуясь подтверждениям своих мыслей: наконец-то можно было больше не пытаться завести с кем-то отношения, можно спокойно признать свою никчемность и жить единственным образом, которым у него получалось жить — чертовым лузером.       Тиресий, слепой прорицатель       Дорога домой, казалось, не кончится никогда. Он доехал до Айдахо за две с лишним недели и за это время успел сломать машину, заработать денег, доехать до дома насильника, принять важное решение и развернуться обратно. И вот он ехал домой, мечтая наконец-то вернуться в Эббинг, где все встало бы на свои места. Но что-то постоянно шло не так: однажды Диксон запутался в карте и свернул в неправильном направлении; в другой раз его застал мощный шторм, и он несколько дней пережидал непогоду в дешевом мотеле; после он отравился просроченной едой и слег на пару суток; еще раз ему пришлось снова работать грузчиком около недели, чтобы заработать немного денег… Так прошел месяц. После череды неудач Диксон уже потерял всякую надежду добраться домой к Рождеству и апатично следовал за желтой полосой на дороге, автоматически останавливаясь в одинаковых захолустных городишках на завтрак, обед и сон. Он уже не различал названия городов, в которых ночевал, и, попроси его восстановить маршрут по памяти, едва ли назвал хотя бы несколько населенных пунктов, которые встретились ему на пути. Въехав в какой-то городок на границе Колорадо, он понял, что не может больше держаться и зашел в первый попавшийся в бар с твердым намерением напиться.       Бар встретил Диксона темнотой и туманом, клубящимся по комнате. Лишь после того, как его глаза привыкли к полумраку, он понял, что видит не туман, а дым от сигарет. В баре было много посетителей, и гул их голосов раздавался повсюду, но было трудно сказать, сколько именно человек там сидит. Диксон поймал себя на мысли, что никак не может понять, где кончается бар: клубы дыма театрально закрывали стены и углы, превращая помещение в заболоченную местность, воссозданную на сцене провинциального театра знатно перебравшим художником. Диксон постоял так какое-то время, оглядываясь по сторонам в поисках барной стойки. Он никак не мог понять, где она находится. Наконец он услышал звук стеклянной посуды, препирание пьяного посетителя с барменом и направился в ту сторону. Стойка, действительно, скоро выплыла из сигаретного дыма, как показывается из тумана суша после долгого плавания.       — Странный бар у вас… Мне пива и ром, — бросил Диксон бармену, устало устраиваясь на стуле.       — Даст он тебе пива, конечно. Может нассыт туда разве что, — продолжал истерично спорить все тот же пьяный посетитель. Бармен уже не обращал на него внимания, подал Диксону напитки, принял деньги и вышел в зал, чтобы собрать пустые стаканы.       — Бежать собрался… В-вот сволочь… — невнятное пьяное бормотание все еще продолжалось. Диксон молча пил, чувствуя, как постепенно расслабляется. Он бросил взгляд на сидящего рядом мужчину: к удивлению, тот оказался не старым обрюзгшим пропойцей, а человеком одного с Джейсоном возраста, мужчиной с приторной внешностью агента по недвижимости.       — Че пялишься?       — Я не пялюсь.       — Конечно, конечно. Один в пиво ссыт, другой врезать хочет… Знаю я вас.       — Он тебе в пиво нассал? — засмеялся Диксон.       — Очень смешно! За дурака меня держит, думает, я не знаю, какое пиво на вкус.       Диксон перестал смеяться, залпом выпил ром, допил остатки пива и обернулся в поисках бармена.       — Теперь час жди его…       — Заткнись.       Вдалеке отворилась дверь, ненадолго впустила в помещение слабый свет, и закрылась, снова погрузив бар в обволакивающую темноту. К стойке направилась чья-то фигура, и Диксон, в надежде, что это бармен, вытащил из кармана потрепанную десятку.       — Твою мать, опять этот сумасшедший, — застонал пьяный голос рядом. Диксон вздохнул, надеясь, что мужчина скоро уйдет.       Между тем, фигура оказалась принадлежащей не бармену, а женщине среднего возраста, блондинке в аккуратном брючном костюме, которая опустилась за стул рядом с Джейсоном.       — Сука, Терренс, зачем ты вообще приперся? Позоришь город одним своим видом. Ебаный транс, — с яростью в голосе выпалил пьяный мужчина.       Диксон с удивлением посмотрел на женщину: либо алкоголь уже ударил ему в голову, либо темнота бара и плотный туман из сигаретного дыма мешали четко видеть, но он, как ни пытался, не мог опознать в ней мужчину. Наконец-то появился бармен.       — Патрисия, тебе как обычно?       — Да, и давай сразу двойной.       — Тяжелый день?       — Типа того.       Диксон тоже взял себе выпивку. Мужчина рядом наконец-то слез со стула и качающейся походкой поплелся в сторону выхода, бормоча себе под нос что-то про разваливающуюся Америку.       — Вот придурок, — Диксон обратился к женщине, которая уже допивала первый стакан виски.       — Мы с ним в школе учились. Никак не может простить мне одну вещь.       — Что ты стала женщиной? — После того, как Диксон почти два месяца пил не больше одной бутылки пива в день, а то и реже, алкоголь подействовал на него в два раза сильнее: голова кружилась, язык начал заплетаться, глаза не могли ни на чем сфокусироваться. Бар, и до этого тревожно скрывающийся за клубами дыма, стал окончательно расплываться перед ним.       — Не начинай, а. Мне хватает идиотов вроде Пита.       — «Идиот» говорить неполиткорректно…       — Да иди ты! — Патрисия искренне рассмеялась. — Как тебя зовут?       — Джейсон.       — Патрисия. Ты же не местный, да?       — Нет… Я из Миссури. Еду домой. И никак не могу… не могу доехать.       — Странник, значит, — усмехнулась Патрисия. — А я вот никак не могу отсюда уехать.       — Почему?       — Не очень хочу, наверное.       — Но я хочу домой.       Диксон пододвинулся поближе к собеседнице и попытался зафиксировать свой взгляд на ее лице. Это далось ему не сразу: лицо напротив все время уплывало куда-то, и он никак не мог его поймать. Наконец у него получилось присмотреться к ней, и он понял, что она сидит в помещении в солнцезащитных очках.       — Тут, конечно, недостаточно темно, — посмеиваясь, прокомментировал он.       — У меня проблемы с глазами. Предпочитаю носить очки, — сухо проговорила Патрисия.       — П-понятно… А у меня половина лица обгоревшая, знаешь, так что мы квиты, — мрачно ответил Диксон.       — Да, я вижу. Где ты так?       — Долгая история.       — То же самое.       Прошел час, туман в баре сгустился еще сильнее, но лицо собеседника напротив все еще можно было разглядеть. Джейсон и Патрисия, совсем пьяные, переместились за стол недалеко от стойки. Диксон уже вряд ли смог бы стоять, а тем более идти, но, как ни странно, говорил четко и вразумительно. Иногда, правда, он отвлекался от своего голоса и удивлялся, что вообще произносит что-то: его речь, почему-то приглушенная, казалось, принадлежала не ему, долетая до него только через несколько секунд после того, как сорвалась с языка.       — Скажи мне — я же доберусь домой?       — Доедешь.       — Но откуда ты знаешь?       — Знаю. Случится то, что должно случиться.       Их разговор становился все менее осмысленным, но в то же время Диксону казалось, что он вот-вот ухватится за очень важную мысль, что он вот-вот скажет что-то значимое, или услышит что-то значимое. Слегка покачиваясь на месте, он допивал очередную бутылку пива (со счета он уже сбился).

Патрисия Джейсон, почему ты не хочешь принять себя? Диксон О чем ты? Что принять? Патрисия Тебе виднее. Странным образом я вижу в тебе себя. Ты знаешь, я очень долго отрицала себя. То, что я женщина. Не могла с этим жить, все казалось неправильным, ужасным, хотелось исчезнуть. На втором курсе я пыталась покончить с собой. Диксон Черт… Я разве транс…трансгендер, по-твоему? Патрисия Твою мать, да нет же. Я не знаю, что это, но что-то есть, я вижу. Я сама только в тридцать лет поняла, что не могу больше обманывать себя и жить чужой жизнью. Диксон Обманывать себя, да… Патрисия Сложно быть честным с самим собой. Это требует большой смелости.

      Джейсон тяжело облокотился на спинку дивана. Вот оно, то важное, чего он так ждал. Он хотел что-то сказать, но язык не слушался его. Он решил сформулировать это про себя, но не мог ухватиться за нужные слова, они ускользали от него, растворяясь в плотном тумане. Теперь уже и лицо Патрисии было не различить за густой дымкой. Все вокруг Диксона вдруг стало одним сплошным туманом, который скрыл за собой бутылку пива, людей в баре, старенький форд снаружи, городок, штат Колорадо, Америку, весь мир. Все ускользало от него в этих вечных клубах дыма.       «Вот и славно», — подумал Джейсон и, закрыв глаза, понял, что проваливается в сон.       Через несколько часов его растолкал недовольный бармен, и Диксон, еле волоча ноги, добрался до машины, все так же стоявшей около бара. Он плохо соображал, что происходит, и не помнил и половины того, что произошло за этот вечер, но точно ощущал, что было что-то важное в этой пьяной беседе, что-то, что ему очень поможет. Было очень спокойно.       «Теперь я точно доберусь домой», — сказал он себе перед тем, как отключиться на заднем сиденье.       Наконец-то Эббинг       Тихий, но настойчивый стук отвлек Милдред от просмотра вечерних новостей. Ничего нового: новый шеф полиции все еще расследует серию похищений на фермах, местный книжный магазин оказался на грани закрытия… Внезапный стук в дверь обрадовал Милдред: можно наконец отвлечься от занудной тягучести воскресного вечера. Репортеры или простые любопытствующие уже давно не беспокоили ее насчет истории с билбордами. Внимание публики всецело перешло на загадочные грабежи на соседних фермах, которые никак не могли раскрыть. Милдред побрела к двери, недоумевая, кому она могла понадобиться в такой час — не могут же это быть коммивояжеры. Эти придурки так поздно не ходят…       В глазок Милдред увидела знакомую неряшливую фигуру в потрепанной рыжей куртке.       — Диксон, твою ж мать! — распахнув дверь, Милдред со свойственной ей грубостью схватила Джейсона и с силой хлопнула его по плечу. Тот расплылся в дурацкой улыбке. Милдред смутилась и напустила на себя серьезность:       — Где ты пропадал-то? Дурень. Проходи, что ли.       — Я пару часов назад вернулся.       Через несколько минут они уже сидели за деревянным столом в гостиной у Милдред и задумчиво пили пиво.       — Знаешь, я все еще дико зла из-за того, что ты чуть не грохнул того ублюдка в Айдахо, — голос женщины при этом звучал скорее насмешливо, чем раздражительно.       — Это было тупо, — Диксон, расслабленный алкоголем, усмехнулся. — Даже не знаю, как мне могло это прийти в голову.       — В голову много чего приходит. Это не значит, что все это правильно. И что это нужно осуществлять.       Диксон замолк, по-детски нахмурился и неуверенно проговорил:       — Ты… про билборды?       Милдред удивленно глянула на него:       — Не знаю. Отчасти.       Диксон задержал дыхание, будто собирался что-то сказать. Через несколько секунд он шумно выдохнул, криво улыбнулся и щедро отпил из бутылки. Милдред прищурилась и как-то грустно усмехнулась.       — Фотки-то сделал? Такое путешествие…       — Блин, нет. У меня дурацкий телефон какой-то, — Джейсон достал телефон и некоторое время покопался в нем, но также стремительно убрал его в карман джинсов.       — Ты рад, что съездил?       — Я… наверное… не то, что бы рад, но… Это было не зря. Спасибо тебе, Милдред.       Оба наконец перестали пытаться придать выражением своим лиц то, чего они не на самом деле не чувствовали. Милдред посерьезнела и с теплотой взглянула на Джейсона:       — Я надеюсь, ты нашел, что искал.       Вернувшись домой, Диксон застал маму, дремлющую за столом, накрытым незамысловатым ужином. Он укрыл ее пледом, а сам сел на диван. Слова Милдред не вылезали из головы. Он вспомнил и пьяный разговор с Патрисией, и все неудачные влюбленности своей жизни. Волнение от какого-то нового важного чувства заставило его резко встать. Этот внезапный шум разбудил маму Джейсона:       — О, ты вернулся… Хочешь тушенку? — нежно пробурчала она и сразу же заметила нервную возбужденность сына. — Что с тобой?       — Мамуль, я сейчас вернусь.       С каким-то странным лицом Диксон выбежал из дома и запрыгнул в свой форд.       Бар, в который он так часто раньше заходил после работы, был все еще открыт, но особенно приглушенный свет, лениво передвигающиеся посетители, медленная музыка и знакомый застоявшийся запах говорили о том, что до закрытия осталось недолго. Тяжело дыша, Джейсон ввалился в помещение, обратив на себя внимание пьяного старичка у барной стойки, который, впрочем, тут же вернулся к куда более интересовавшему его стакану с виски. Диксон, конечно, зашел в бар наугад: вероятность застать здесь в воскресный вечер Уэлби, да еще и так поздно, была минимальна, но Джейсон не мог больше ждать. Пройдя несколько шагов, он стал осматриваться, вглядываясь в слабо освещенные диванчики и стулья, расположенные так близко друг к другу. Наконец он вздохнул (чего я еще ожидал!) и двинулся обратно. По пути он поймал на себе тяжелый взгляд бармена, который проводил его до самого выхода, и, в раздражении толкнув дверь, вышел на ночную улицу Эббинга. Он закурил и с досады побрел в сторону от ждавшего его форда, глубоко затягиваясь дрянной сигаретой. Вдруг его нерешительно окликнули:       — Диксон?       Джейсон резко обернулся и заметил теплый свет зажженной сигареты, а за ней…       — Уэлби… — Диксон оторопел. — Погоди, с какого времени ты куришь?       Рэд криво улыбнулся и подошел поближе, протянув Диксону руку. Тот с напускной небрежностью пожал ее и тут же еще сильнее затянулся.       — Как-то так получилось. Ты вернулся, значит? И сразу в бар?       — Да нет… Хотя да, ты прав.       — Странно, что мы не пересеклись. Я только оттуда.       Диксон напрягся. Неужели Уэлби спился? Я уехал из Эббинга, толком не дождавшись его выздоровления. Но он вроде шел на поправку… Чувство вины и злость на самого себя начали подниматься где-то внутри, но Джейсон все же спросил:       — Что ты делал там так поздно?       Рэд тут же рассмеялся, причем так легко, что сразу успокоил Диксона, заставив его самого улыбнуться.       — Я не стал алкашом, не переживай. Как бы тебе этого ни хотелось. Мы с коллегами отмечали закрытие сделки. В воскресенье, да.       Диксон задумчиво закивал головой. Постояли.       — Знаешь, я же не пить в бар пришел. Я тебя там искал.       Уэлби молча уставился на Джейсона. Было видно, что ему не очень хотелось продолжения этого разговора, но Диксон не остановился.       — Я должен тебе кое-что сказать…       — Если опять будешь извиняться, когда тогда, в больнице, я тебя стукну.       — Просто послушай, идет? Это ненадолго, и потом я от тебя отстану. — Жар, с которым Диксон начал свою речь, убедил Уэлби, и тот зажег новую сигарету, готовясь слушать, что там пришло на ум этому странному человеку.       — В общем, я был мудаком, да, — продолжил Джейсон. — Я уже не злюсь так, как раньше. Ну, то есть… Окей, злюсь, но это неважно. Просто… Ты-то, конечно, на меня еще злишься, это я понимаю. Я нехило тебя приложил. Херово. Я тогда взбесился из-за шефа: он мне как отец был. Он же, в общем, умирал тогда. И эти билборды… Ты тут ни при чем, понятно. Но…       Уэлби выжидающе всматривался в Диксона, который нахмурившись смотрел себе под ноги и монотонно, но уверенно проговаривал, по всей видимости, чертовски важные для него вещи. Сигарета в его руках почти уже догорела, но тот этого не замечал. Рэд действительно до сих пор злился на Диксона, но в то же время он прекрасно понимал все те мотивы, которые тот ему сейчас раскрывал. Он спокойно относился к этой своей злости и скорее ждал, когда же тот закончит, чтобы можно было наконец пойти домой и лечь спать. Рекламное агентство на удивление начало расширяться, и теперь Рэд иной раз работал и по выходным, так что сейчас накопившаяся усталость в сочетании с алкоголем и сигаретами давила его к земле. И все же он слушал Диксона. А тот на удивление не раздражался, и как-то спокойно продолжал говорить.       — Знаешь, почему я тебя избил и все такое? Я только недавно понял. Черт… — шумно выдохнул Джейсон. — В общем, ты мне типа нравился. Ну, знаешь…       Диксон замолк и затянулся дотлевшей сигаретой, не обратив на это внимание.       Глаза у Уэлби округлились. Вот это, блин, поворот! Немного помедлив, он сказал как можно мягче:       — Спасибо, что сказал, Диксон. Это, типа, многое объясняет.       Диксон кивнул. Немного ошарашенный собственными словами, он напряженно застыл на месте.       — Я надеюсь, ты больше не будешь бить людей, которые тебе нравятся, — попытался снять напряжение Уэлби.       Джейсон улыбнулся, а потом нервно засмеялся, кивая головой.       — Да уж. Я постараюсь.