Жертвы вдохновения

Пруссия стоял в кухне Франции и механически выводил пальцем на запотевшем окне какие-то слова.Получалось что-то нецензурное; Пруссия хихикнул и принялся стирать написанное рукавом. За столом сидел Испания и мрачно пожирал глазами помидор, лежащий на тарелке прямо перед ним. Антонио буравил его взглядом уже добрые пятнадцать минут — по-видимому, он находил особый интерес в этом занятии. Через некоторое время в кухню вошел озадаченный Франциск сохапкой бумаг и ручек в руках, привнеся своим визитом немного красок в философскую атмосферу помещения. Гилберт сменил поле деятельности и сел рядом с Испанией. — Вы знаете, у меня опять кто-то украл коврик у входной двери... — задумчиво произнес Бонфуа, присаживаясь напротив Пруссии. — И это уже четвертый раз за месяц! Что творится в мире?!... — сокрушался он, но, видя, что теряет аудиторию, так и не успев ее завоевать, сменил тему: — Итак, mes amis, на чем я остановился? — Франция сменил тон на более жизнерадостный. — Ты говорил, что сегодня на тебя "снизошло озарение..." — отозвался Испания, нехотя оставляя свое целеустремленное занятие и переводя взгляд на Бонфуа. — Ах, да. — Франциск сцепил пальцы рук в замок. — Сегодня на меня снизошло озарение. Начнем с того, что ранним утром я совершил замечательную прогулку по лесу. Надо отметить, что утренний променад на свежем воздухе очень полезен... Гилберт внезапно подскочил на стуле и ойкнул. Франция укоризненно скосил на него глаза. — Какой сегодня день? Четверг? — задумчиво спросил Гилберт. — Пятница, — раздраженный тем, что его перебивают, ответил Франциск. — Черт. — Да, Пруссия умел коротко выражать большие мысли. — Мне, кажется, вещий сон приснился. — Какой, какой? — мгновенно заинтересовался Бонфуа. — Про то, что за мной Швейцария с ружьем бегает и грозится отстрелить то, что отстреливать не надо. А я будто бы не могу дать ему отпор. Ужасный сон. — Мда... — протянул Франциск и вернулся к теме, волнующей его больше всего: — Так вот! Моя утренняя прогулка вдохновила меня на написание рассказа. Кстати говоря, я ведь давно не брал пера в руки... — Пруссия и Испания скептически осмотрели лежащую на столе канцелярскую роскошь. — А надо бы, ведь в свое время я творил лучшие произведения; моими стихами увлекался даже Россия, особенно в девятнадцатом веке... Карьедо вздохнул, обрабатывая в мозгу полученную информацию. Он окончательно вслушался в проникновенные речи Франциска только с последних двух предложений. Испания сидел такой несчастный и пришибленный, что был не в силах вникать в происходящее. А причина такого морального распада была, и, так скажем, немаловажная. Просто Романо уже третий день разбрасывал фейерверком свои многочисленные носки по дому Антонио. Такого испанская душа вынести просто не могла.Поэтому Карьедопродолжал сверлить помидор безнадежным взглядом.Можно было подумать, что он так уж хотел съесть этот несчастный томат. Ничего подобного! В этот момент Испания больше всего хотел выпить. Выпить и забыть, что вечером придется возвращаться домой и лицезреть устроенное Варгасом-старшим светопреставление в испанских апартаментах. Карьедо терялся в подобных ситуациях и отчаянно желал приложиться к бутылке. Но он боялся себе в этом признаться.Поэтому продолжал делать вид, что хочет помидор. Антонио всегда так делал. В противном случае наутро была бы куча побочных эффектов, а Антонио боялся похмелья, как носков Романо. К тому же, Минздрав Испании вроде ничего против томатов не имеет. Он и Романо к этому приучил. Потому что когда Романо напивался, то начинал материть все на чем свет стоит, умерщвляя в полете чаек витиеватостью проклятий. Теперь же он с легкой руки Карьедо переключался на помидоры и поедал их тоннами. Или раскладывал по фэн-шую по дому Испании, вследствие чего Антонио не раз проехался по своим коридорам на пятой точке, навернувшись на спелом овоще. Речевой поток вдохновленного Франции продолжался и выводил Испанию из астрала: — А не писал я потому, что моя муза временно меня покинула. Я многие года с нетерпением ждал, когда ко мне придет вдохновение, но тщетно... И вот, сегодня оно внезапно озарило меня своим присутствием, и я написал увлекательный рассказ о том, как я провел это замечательное утро в лесу. Я вам сейчас прочитаю... И, не давая Антонио и Гилберту слова, Франция разыскал в кипе бумаг помятый, исписанный текстом и пометками листочек и зачитал свое творение: "Я гулял. Гулял я в лесу. Вдруг на меня прыгнула белка. Я испугался и споткнулся об медведя. Я побежал от медведя. Но оказалось, это был не медведь, а всего-навсего пень. Тут я увидел куст с ягодами и начал есть ягоды. Когда я съел ягоды и осмотрелся, то понял, что заблудился. Я пошел направо, шел очень долго и выбрался, наконец, из леса..." Франция триумфально оглядел Байльшмидта и Карьедо, лица которых стали непривычно постными. Повисла минутная пауза. — Ну как? — торжествовал Франция. — Мое произведение ждет глобальный успех!... — ...Я надеюсь, ты не собираешься это публиковать? — осторожно поинтересовался Испания. На лице Гилберта появилась сочувствующая ухмылка. — Почему это не собираюсь? — удивился Франция. — Собираюсь! Этот рассказ облетит весь мир!.. — тут Бонфуа широким жестом Александра Македонского изобразил всю масштабность понятия "весь мир". Антонио махнул рукой, отказываясь принимать в происходящем участие, и откинулся на спинку стула. Франция не унимался: — К тому же, Америка уже заказал себе несколько тысяч экземпляров... Последовал гулкий стук: Гилберт приложился лбом об стол. Испания и Франция молниеносно повернули головы на звук. Стало непривычно тихо. — ...Как ты там сказал — муза временно тебя покинула?.. — скорбно произнес Пруссия через пару мгновений, отрывая голову от столешницы. — Так вот сейчас она не просто тебя покинула — она ушла в запой!.. — Пруссия, полегче... — начал было изумленный Испания, но возмущенный до глубины души Франциск не дал ему договорить: — Ты просто ничего не понимаешь в литературе! — обрушился он на Гилберта. — Моими произведениями даже Америка интересуется!.. Пруссия и Испания сделали соответствующие выводы. — Я не позволю тебе это публиковать! — горячился Гилберт. — Ты что, хочешь стать мировым посмешищем?! — Что-о?... — оскорбился Франция. — Успокойтесь, — раздраженно произнес Испания. — Вы оба не правы. Гилберт, не стоит разводить такую резкую критику — это задевает автора за живое. Можешь и огрести. — Пруссия закатил глаза и откинулся на стуле, в то время как обозленный Франция энергично закивал. — Франциск... Да, твой рассказ... Все-таки он не идеален. Но если его немного отредактировать... — Ага, немного, — саркастично подал голос Пруссия и прикрыл глаза, заложив руки за голову. Франциск предпочел его проигнорировать, иначе дальнейшие события обязательно завершились бы чьим-нибудь переломом. Антонио испытующе глядел на Бонфуа; Франция под давлением взгляда Испании задумался и перечитал текст. — Ну, допустим... Да, он немного не звучит... — Франциск тяжело вздохнул. — "Немного не звучит"!.. — передразнил Гилберт. — Да это все равно, что сказать, что в битве при Ватерлоо ты "немного проиграл"!.. — Гилберт, ты не один здесь такой умный, — коварно произнес Франция. — Я, например, стооолько про тебя знаю... Пруссия опешил. — Например?... — Например, как вы с Германией по пьяни стащили с кухни Австрии и Венгрии две сковородки и стали играть пирожками в теннис... Гилберт поморщился. Да, такое и вправду было. И эти воспоминания приятными назвать нельзя. Пруссия всегда до того случая думал, что Австрия — всего лишь нудный очкастый аристократишка. Кто же мог знать, что Родерих — исчадие ада, которое потом пришло и настучало им по голове нотами?... В результате поутру, с похмелья, те самые головы звенели и у Пруссии, и у Германии, как церковные колокола в воскресный день. Гилберт тогда поклялся мстить и подпилил ножку у стула Австрии. Пруссия с головой ушел в свои воспоминания, и Испания смог возобновить наставления: — Я бы сказал, что твоему рассказу не хватает жизни, — серьезно произнес он. Франция совсем расстроился: — Но что же делать?.. — Я могу тебе помочь, — вкрадчиво произнес Карьедо. — Я писал и о Доне Кихоте, и о Кармен... — Но ведь и я писал и об Эсмеральде, и о д'Артаньяне... — заметил Франциск. — А я писал... — оживился Пруссия, стряхивая с себя груз депрессивных воспоминаний. — Я писал... А я... Писал... — Гилберт судорожно начал вспоминать, что он в свое время писал и писал ли вообще, но потом перестал бесполезно напрягать свою память и решил не принимать участие в этом литературном поединке. — Я думаю... — продолжал развивать мысль Антонио, — Все вместе мы сможем исправить твое произведение так, чтобы оно действительно произвело неизгладимое впечатление... Пруссия ударил кулаком по столу: — Прямо сейчас и начнем! — Гилберт хитро улыбнулся: даже если раньше у него и не было возможности заниматься писательским беспределом, то начинать никогда не поздно. Испания оживился: — Мы втроем напишем поистине великое произведение! Я и Гилберт будем помогать тебе, Франциск. — Спасибо... — выдавил из себя пришибленный Франция. — Посмотрим, что здесь можно сделать, — Испания перехватил текст из рук Бонфуа. — Смотри, у тебя ведь тут тавтология... — Испания указал на первую строчку. — Два раза повторяется "я гулял". Это неправильно... — Антонио схватил со стола ручку, выбрав из обилия цветов тривиальную синюю, и нехилым росчерком исправил первые два предложения. — Вот так лучше: "Я прогуливался в лесу." Коротко и ясно, не правда ли? Франция растерянно кивнул. Ему казалось унизительным то, что его творение так нещадно перечеркивают и исправляют. — Дальше... — Испания задумался. — То, что ты испугался белки, невыгодно тебя подчеркивает. Лучше так: "На меня внезапно прыгнула белка, но я был готов к атаке и отразил ее..." — Но ведь я действительно испугался, — возразил Франциск. — Сейчас не это главное! Этот вариант будет лучше и для тебя, и для читателей, — заметил Испания, входя во вкус и делая множество новых пометок на потрепанном листе. Бонфуа задумался. Пруссия сидел со скучающим видом и постукивал пальцем по столу. — Гилберт, а ты что думаешь? — решил посоветоваться Антонио. — А я считаю — надо больше военных действий! — оживился Пруссия. — Завязать баталию, драку, в конце концов!... — в его глазах вспыхнул огонек, обычно не суливший ничего хорошего. — Почему обязательно белка? — Гилберт вырвал из рук Испании текст и пробежал по нему глазами. — Зачем мелочиться? Лучше так: "Внезапно из кустов выпрыгнул Англия, но я был готов к этому, и отразил атаку..." Шокированный Франция пролепетал: — Что вы несете?... Там не было никакого Англии!... — Достоверность — не главное! — как можно убедительнее сказал Пруссия, подхватывая со стола красную ручку и начиная разводить на бумаге собственный креатив. — Надо сделать текст интересным и содержательным! На что лучше отреагирует читатель — на бой с белкой или на драку с кровожадным Англией?.. — Ну... Да, думаю, ты прав... — Бонфуа замялся. — Но разве Англия кровожадный?... — А какая разница?... — невозмутимо пожал плечами Гилберт, взяв чистый лист и переписывая на него новый вариант текста. Франция подумал и решил, что со своими редакторами не поспоришь. В конечном итоге он просто-напросто решил распрощаться с первоначальным текстом. — Я тоже считаю, что достоверность — не главное; главное — заинтересовать читателя, — подтвердил Антонио. — Я вот что подумал: лес — это слишком мрачно; пусть действия будут происходить на томатной плантации. Никто не против?... — Испания в результате недолгой возни отобрал у Байльшмидта лист и вывел свои мысли. Франции лишь оставалось молча согласиться с испанским помидорным идефиксом. Гилберт и Антонио принялись в порыве вдохновения поочередно отбирать друг у друга уже изрядно помятый листочек. Они громко обсуждали и устраивали разнос каждому предложению, сопровождая всевозможные вариации своими комментариями; исписанные листы опасно соперничали количеством с чистыми, а словесная творческая испано-прусская перепалка заполняла собой тишину уже приличное количество времени. И тогда Франция, изменяя своей консервативности, полез с зеленой ручкой прямо в гущу "литературного кризиса", разбавив своей яркой натурой общество начавших конфликтовать Байльшмидта с Карьедо, а также расцветив продукт испанской страсти и прусской брутальности французской романтикой и описательностью. Трио вошло в раж и исписало целую кипу листов; были слышны только частые высказывания вроде: — Больше экспрессии! — К черту медведя!.. — Что ты пишешь?! У нас уже другой сюжет!.. — Гилберт, прекрати нести пошлятину!.. — Такого не могло произойти! — ...и вражеские боеголовки!!!... — Давайте здесь упомянем пейзаж. — Пиши: "И тут донесся звук выстрела..." По прошествии двух креативных часов окончательный вариант рассказа был готов. От первоначального текста не осталось ни следа, но это уже никого не волновало. Даже Францию. — Теперь мне нравится, — удовлетворенно заметил Испания, поставив точку в конце повествования. Франция и Пруссия еще раз перечитали рассказ и согласились с Антонио. — А теперь... Теперь нам нужен независимый критик, — подытожил Гилберт. — Да, но где мы его найдем? — озадачился Испания, потягиваясь. — Давайте пойдем к Англии, — выдвинул Бонфуа первую пришедшую на ум кандидатуру. Предложение Франции было единогласно одобрено. Трио вышло на улицу и дружно направилось в сторону дома Артура. Керкленд, как это ни банально, оказался дома, но не изъявил желания пропустить подозрительную троицу внутрь. "Может, это и к лучшему", — подумал Франция, прислушиваясь к грохоту и воплям, доносящимся со второго этажа. Но, несмотря на то, что творилось у него дома — а там явно было не все в порядке — Керкленд был вполне спокоен и равнодушен. Правда, он был в своей темно-зеленой военной форме — видно, у него наверху происходило что-то действительно широкомасштабное. Пока Франция и Испания объясняли Англии, что им от него требуется, Пруссия стоял поодаль и сосредоточенно вносил некоторые коррективы в окончательный вариант произведения. После небольшого диалога с Франциском, состоящего, главным образом, из взаимных оскорблений, Артур согласился прочитать и раскритиковать совместное творение трех стран. С этим благородным намерением он взял протянутый Гилбертом текст и прислонился спиной к стене своего дома. "Хоть бы присесть предложил", — подумал Франция, кидая сердитый взгляд в сторону ближайшей скамейки. Окно второго этажа распахнулось и оттуда, сопровождаемый криком "За независимость!!!", феерично вылетел горшок с геранью. — А ну прекрати! — погрозил Англия куда-то наверх. В окне нарисовался Силенд, показал Артуру язык и тут же скрылся. — Вот дети пошли, — покачал головой удивленный Испания. Потом он вспомнил Романо, погрустнел и удивление как рукой сняло. А на лице Англии читалась единственная, но емкая мысль:"Силенд, попробуй только выйти, я сразу же этот горшок на тебя одену и заставлю ходить с геранью на голове!..." От такого выражения лица, устремленного куда-то в сторону остатков от "явления горшка народу", писателям стало не по себе.Франция кашлянул и решил перебить сосредоточенные мысли Англии: — Читай, — промурлыкал он. Артур бегло просмотрел первую строчку. — Нет, ты вслух читай, — настаивал Бонфуа. — "Солнце спускалось за горизонт — день подходил к своему логическому завершению..." — Англия исподлобья взглянул на Францию, — Пока вроде хорошо... — Дальше читай, — испытующе уставились на него три пары глаз. Артур уже открыл было рот, чтобы озвучить следующее предложение, но тут из окна снова донесся вопль "За независимость!!!" и вниз полетел телевизор. Англия с разинутым ртом понаблюдал, как смачно аппаратура столкнулась с землей, потом поднял обалдевшие глаза наверх и увидел в окне довольного Питера. — Я тебе сейчас такую независимость устрою — мало не покажется!!!... — пришел в себя Артур, грозя Силенду кулаком. Тот в ответ демонстративно захлопнул окно. — Прошу прощения, — тут же спохватился Англия, обращаясь к гостям. — Небольшое недоразумение. — Что происходит, Арти? — осведомился Франция. — Во-первых, не называй меня Арти! Из меня такой же Арти, как из тебя — Винная Морда, — скрипя зубами, заявил Англия. — А нет, не так. Ты ведь и есть Винная Морда. Короче, я запрещаю тебе меня так называть!.. — Как? "Арти"? — сострил Франция. — Ты дурак и шутки у тебя тупые! — возмутился Англия. — А эта так вообще избита, я ее еще двести лет назад слышал, и то не смеялся... Артур уже начал было проповедовать Гилберту и Антонио о том, что "как был Франция двести лет назад тупой, таким и остался", но Бонфуа эту тему не оценил: — Вот только давай не будем вдаваться в подробности, как у меня когда-то вся вермишель через дуршлаг проскочила, — устало сказал он. — И кстати, было это не двести лет назад, а в Средневековье. Я не знаю, откуда ты обладаешь этой информацией, Англия, но я сомневаюсь, что тебе это Жанна д'Арк под пытками сказала. — А что ей еще оставалось делать? — пожал плечами Керкленд и обернулся к Пруссии с Испанией. — Вот видите! Как был тупой в Средние Века, такой и остался. — Тупой тупым, а дуршлаг, в отличие от некоторых, уже имел! — Франция гордо тряхнул шевелюрой. — Это ты про ту корзинку из прутиков? — хихикнул Англия. — Да она даже не годилась для того, чтобы в ней пирожки носить. Неудивительно, что у тебя вся вермишель через нее проскакивала... И кстати, откуда у тебя в Средневековье вермишель была? Ее же вроде намного позже Италия изобрел. — Это была неудачная серия опытов над тестом, которую потом возобновил Италия... — сказал угнетенный Бонфуа. — Неудачная — потому что результат сыпался сквозь дырки в корзинке?.. — язвил Артур. — Прекрати, — поморщился Франциск. — То, что ты за мной шпионил, я еще тогда знал, но можно было бы оставить всю информацию для личного пользования, а не вещать направо и налево. — Испания и Пруссия тут же принялись рассматривать проплывающие мимо облака с видом непричастности. — К тому же, я тоже много чего знаю, — продолжил кладезь знаний Франциск. — Например, как ты месяц назад напился, полез на Биг Бен и орал "Америка дурак, тащи сюда коньяк!...", или "Америка тупой, смешай мне спирт с водой!..." — Англия опешил и выронил из рук текст. — Или вот еще... — Я думаю, что широкой публике этого знать не стоит, — молниеносно затыкая французскую шарманку, Керкленд стыдливо оглянулся на Байльшмидта с Карьедо. Бонфуа что-то возмущенно промычал сквозь руку Англии. — Только что-то я этого не помню... — тихо произнес сконфуженный Артур. — Это правда... Было? Франциск, освобождая путь своему голосу, а именно — отлепляя от своего рта руку Англии, утвердительно кивнул головой: — Еще бы. Да об этом весь мир знает. — Как весь? — обалдел Артур и с опаской посмотрел в сторону хихикающих Испании и Пруссии. — Неужели весь?... — Да весь! — повторил Франциск. Правый глаз Англии поразил нервный тик. — Вот это позор... — Артур обхватил голову руками и в изнеможении сел на землю. — Да ладно тебе, не переживай, — Франция потрепал его по плечу. — Какой... Позор... — пришибленно шептал Артур. — Давай ты лучше рассказ прочитаешь? — Франция уже волновался, не сболтнул ли он чего лишнего. Англия грустно кивнул, подобрал с земли бумагу и продолжил: — "Я гулял по томатной плантации..." А кто это — "я"? — поинтересовался Артур, вставая с земли. — Франция, вроде как, — задумчиво отозвался Испания. — Хм. — Керкленд заметно успокаивался. — "Я гулял по томатной плантации, любуясь закатом, и подмечал, как быстро растут помидоры. В этом году их кусты были очень высокие — в половину человеческого роста. Я остановился в размышлениях: а не сорвать ли мне томат на ужин? — как вдруг из кустов выскочил дикий и кровожадный Англия с топором..." — глаза Артура полезли на лоб: — Это еще что такое?! — Это... образ, навеянный нам нашим вдохновением... — скромно пояснил Франция. — Да на ваше вдохновение в суд подать надо за такие вещи! — взвился Артур. — Почему это с топором, мне интересно?! — Ну, не знаю... — зевнул Франциск. — Может, мимо пробегал Дания и ты его ограбил. История умалчивает... — тут он загадочно улыбнулся. "А история любит умалчивать о чем-нибудь эдаком, — подумал Англия, мстительно улыбаясь. — Например, ты никогда не узнаешь, кто и почему все время ворует у тебя коврик у входной двери..." Тут Англия резко помрачнел, переведя свои мысли в другое русло. — В таком случае я предпочту думать, что это томагавк, которым я хотел запустить в наглую французскую рожу! — грозно отчеканил Артур, но в это время наверху послышался звук распахиваемого окна. Англия инстинктивно приготовился орать на Питера и в гневе повернулся к окну. А там и правда был Силенд, и в руках он держал не что иное, как дорогой чайный сервиз, которым Керкленд-младший готовился дать залп по Артуру и остальным. — За независимость!!!...¬ — в который раз проорал Питер. — За телевизор!!!... — проорал в ответ Англия, подхватывая с земли увесистую каменюку и целясь в окно. Силенд оценил силы противника и, подумав, скрылся, оставив сервиз в покое. — Так что тут происходит? — нетерпеливо спросил Франциск. — Да так... — махнул рукой Артур. — Независимости ребенку захотелось. Он как начал буянить... Лампочки мне в люстре рогаткой повыбивал. А она дорогая, Сваровски! — он вздохнул. — Вот я и запер его. В воспитательных целях. Гилберт поморщился. Он с детства не любил люстры. Вернее, он не любил люстры с того момента, как они только начали появляться. Только уцепишься за какую-нибудь и раскачаешься, а она как возьмет да обвалится, сволочь такая. Грустные мысли Пруссии удалось разогнать Франциску, который посетовал на то, что такой взрывной характер ни к чему хорошему не приводит. Услышав кодовое слово "взрывной", Гилберт сразу переключился в режим реального времени и не стал грузить себя болезненными воспоминаниями. Вместо этого он подозвал носителя "взрывного характера" к окну. Керкленд-младший тут же появился в проеме и боязливо покосился на Англию. — Силенд, у меня к тебе есть предложение, — Гилберт как-то недобро при этом улыбнулся, и на Артура тут же накатила волна отеческой любви к Силенду и опаска за его ближайшее будущее. А Силенд напротив, заинтересовался. Англия посмотрел на его довольную физиономию, и все отеческие чувства тут же самоликвидировались¬. Последовали другие, более сильные. Например, желание надрать уши. — А давай ты сейчас прибережешь свой боевой пыл, — издалека начал Пруссия, обращаясь к Питеру, — а потом мы как-нибудь вместе сходим в гости к Австрии, и уж там ты... — Ну да! — встрял Антонио. — А Австрия как возьмет да поймает его, оденет в платье и заставит чистить картошку! — А как увидит устроенный погром, так еще принудит все за собой убирать! — поддержал Франциск Испанию. Силенд такой перспективе не обрадовался. — Подстава!!! — заголосил он и с треском захлопнул окно. Англия, мягко говоря, оторопел. — Господа, вы так говорите, как будто на себе все испытали... — Нам Италия рассказывал, — честно признался Испания. — Красочно так рассказывал. Я бы на его месте даже постеснялся. — Хах, испытали! — усмехнулся Пруссия. — Пусть бы сначала этот очкарик попробовал меня догнать. Это скорее я бы его поймал, и не просто в платье одел, а еще заставил бы станцевать "Канкан"... Пруссия усмехнулся, представляя Австрию, танцующего канкан. Вот это было бы зрелище. Хорошее продолжение мести за тот неудавшийся теннисный матч на сковородках. — Ах, вот оно что, — процедил сквозь зубы Керкленд, резко вспоминая про топор. Или томагавк. Или про то и другое сразу, но желательно запущенное по французскому адресу. Англия поднес бумагу к лицу и снова просмотрел строчку про то, как он якобы выпрыгнул из кустов в целях атаковать Францию. Керкленд усмехнулся и решил как-нибудь спрятаться в кустах возле дома Франции, подкараулить удобный момент и напугать этого лягушатника наяву. Чтоб неповадно было. И можно даже без топора, а то вдруг в обморок грохнется. С одних лягушек сыт не будешь, а на ногах не устоишь тем более. Таким образом проведя в своем мозгу мастер-класс "Как придумать коварный план за несколько секунд", Англия продолжил насыщаться литературой: — "Но я был готов к любой неожиданности, поэтому с успехом отразил атаку Англии, швырнув в него помидором..." — Керкленд обвел убийственным взглядом троих присутствующих. Эпопея о томатах начинала ему надоедать. Кроме того, она еще и отзывалась болью в сердце Антонио. — "Но он так просто не сдался и побежал за мной. К счастью, я петлял среди высоких темно-зеленых кустов так, что Англия потерял меня из виду. Я присел на корточки рядом с гроздью спелых томатов, чтобы отдохнуть; сорвал один и уже начал есть, но вдруг воздух сотрясся от громкого свиста: прямо на плантацию летела вражеская боеголовка..." Я даже не буду спрашивать, кто из вас написал это предложение, — мрачно изрек Англия и с подозрением взглянул на Байльшмидта. Тот лишь подозрительно улыбнулся. Будь его воля, он бы еще много чего понаписал. Только вот цензура бы не одобрила. Послышались мерные шаги по гравию, приближающиеся к дому Англии. Пруссия заподозрил неладное и обернулся. Незнакомец еще не успел выйти из-за поворота и показать своего лица, как Гилберт догадался о его личности и причине визита, побледнел и после недолгого колебания шмыгнул в кусты, оставив Францию и Испанию дружно соображать о причине такого маневра. Спасаться бегством было не в его репертуаре, но в сложившейся ситуации он по-другому поступить не мог. А на дорожке нарисовался мрачный Швейцария с ружьем наготове. — Привет, Швейцария, — холодно поприветствовал его Англия, в то время как Франция и Испания начинали понимать Гилберта. — Я ищу Пруссию... — резко начал Швейцария, демонстрируя всем свое ружье. — Ты знаешь, он об этом догадывается... — тихо отозвался Испания, глядя куда-то вбок. — Вы его случайно не видели? А то этот немецкий козел покусился на мою часть Боденского озера!... — на словосочетании "немецкий козел" кусты возмущенно затрепетали. — Нет, не видели, — поспешно произнес Испания, наблюдая за негодующими кустами. — Его здесь нет. — Его здесь нет! — так же поспешно отозвался Франция. Тут он окинул взглядом ружье и ужаснулся: — Ты что, его убить хочешь?!... — Да... — кусты резко поутихли. — То есть нет, — поправился Цвингли и продолжил в более коварном тоне. — Я зарядил ружье солью, то есть когда я попаду ему в ... — Мы поняли, — нервно прервал его Англия. Ему не хотелось знать о том, куда конкретно Швейцария планировал попасть. А вот кусты заинтересовались и снова подозрительно зашевелились. — Всего-то Боденское озеро! — вступился за Пруссию Испания. — Может, ты ему простишь?... — Пруссии?.. Боденское озеро?.. Нет! — отрезал Цвингли. — У меня с ним столько воспоминаний связано... — С озером? Или... С Пруссией?.. — хихикнул Франция. Швейцария невозмутимо повертел ружьем перед носом Бонфуа. Франция затруднился ответить на такой веский аргумент и осекся. Раздраженный событиями Англия начал что-то хитро шептать Испании на тему "Франция и его тупой юмор". — У меня мало времени, — процедил Швейцария. — Германия сказал, что Пруссия собирался целый день провести в компании Франции и Испании. — он повернулся к Артуру. — Я уверен, что он где-то здесь. Мне нужно совершить обыск. Я думаю, ты не возражаешь. — Какой еще обыск?! — возопил Англия. — Конечно возражаю! Что это еще за нововведения?! — Ты не понимаешь! — прикрикнул Ваш. — Это проблема мирового масштаба! Так что позволь мне пройти в дом и наказать провинившегося по заслугам! Из кустов послышалось гневное ворчание "провинившегося", но, к счастью, это изъявление крайнего негодования услышал только Испания. И не замедлил швырнуть камнем в сторону недовольных звуков, тонко намекая, чтобы причина швейцарского вторжения заткнулся и не выдавал себя. — Да иди уже! — разнервничался Англия. — Иди куда хочешь, только не показывайся мне больше на глаза!!! Я не в том настроении, чтобы вести мирные беседы! Швейцария грозно окинул взглядом английского неврастеника и прошествовал в дом. Англия дабы успокоиться совершал дыхательную гимнастику. — Гилберт, вылезай, — миролюбиво произнес Франциск. — И не подумаю, — донеслось из кустов. — Но он уже ушел, — пожал плечами Бонфуа. Пруссия не был до конца уверен в правдивости речей Франциска, ведь Цвингли всего лишь зашел в дом и в любой момент мог вернуться. Но в кустах Байльшмидту хотелось сидеть меньше всего, тем более что в последние несколько минут одна назойливая синица так и норовила свить гнездо у него на голове. Пруссия в перерыве между ворчанием на реплики Швейцарии грозился выщипать ей перья, но птица отказывалась его понимать. Спустя мгновение в раздумьях, Гилберт вылез из кустов и принялся отряхиваться. — Артур, читай, — сказал Франция. — Вы мне уже надоели! — прорычал тот. — Ты дочитай, и мы уйдем, — настаивал Франциск. — Просто выскажешь свое мнение. Англия безнадежно вздохнул. — "Я оценил приблизительную траекторию полета снаряда и сделал вывод, что он летит прямиком на Англию. Боеголовка столкнулась с землей так, что последняя всколыхнулась и я подавился томатом..." Вот последние три слова мне пока больше всего нравятся, — ядовито подметил Артур. Франциск с кислой усмешкой откинул волосы с лица. Керкленд с явным раздражением продолжил: — "Начинало темнеть. Я встал с земли и осмотрел живописный пейзаж: справа вздымались величественные громады томатных кустов, а слева дымились остатки плантации..." Артур скривился. Трио переглянулось. Кажется, они немного просчитались и с рассказом, и с критиком. — "Я потянулся и уже зашагал было домой, как вдруг чья-то рука стальной хваткой сжала мое плечо. Я обернулся — это был озверевший вконец Англия..." Сейчас я на самом деле озверею!.. — прошипел Артур, смерив Францию мечущим молнии взглядом и из последних сил пытаясь держать себя в руках. Киркланд был уверен, что это — целиком и полностью затея "винососа". Тем временем с второго этажа послышались крики Питера: "Пусти меня! Не трогай!!!" — ШВЕЙЦАРИЯ!!! — взревел Артур. — Оставь Силенд в покое!!! Крики наверху тут же прекратились. Англия был в последней стадии раздражения. Франция с тревогой начинал предвидеть недобрую развязку событий. Керкленд с негодованием вернулся к рассказу: — "...озверевший вконец Англия. Я понял, что он пришел не с мирными намерениями, и врезал ему в нос... — Артур, судя по выражению лица, готов был проделать написанное с Франциском. Да, Керкленд всегда руководствовался принципом "Я счастлив, пока могу врезать Франции". — В ответ Англия хотел огреть меня по уху, но я успел увернуться. Тут из кустов послышался выстрел, и мой противник отвлекся на звук. Я воспользовался моментом и набил Англии морду, а также дал коленкой в..." Куда-а?!... — в гневе воскликнул Англия, глядя попеременно то на троицу горе-сочинителей, но на текст. — "...так, что он..." "неделю не мог..." Что это за... — гневно сверкнул глазами Керкленд. — Прости, недоглядел, — замялся Франция, бросая укоризненный взгляд в сторону Пруссии. Байльшмидт противно хихикнул; Испания пихнул его локтем в живот так, что Гилберт лишь сдавленно охнул. Окно второго этажа распахнулось, и там нарисовался разъяренный Швейцария, крепко держащий вопящего Питера за ухо: — Он мне сказал, что Пруссия все это время был с вами! — проорал Цвингли. Он оглядел всех стоящих внизу и заметил бледного Гилберта. — Так он и был все время тут!!! — разгневался Швейцария. — А вы мне врали, говорили, что его нет!!! Вот сейчас я спущусь... Ваш молниеносно направился прочь от окна, вниз, оставив обиженного Силенда потирать ухо. — Англия, он меня за уши таскал!!! — заныл Питер. Швейцария тем временем уже был внизу, и Гилберт понял, что единственное, что он может сейчас делать — это делать ноги. Чем он и занялся. А Цвингли не преминул побежать за ним, паля из ружья и выкрикивая во весь голос набор обвинительных слов. — Англия, отомсти ему за меня!!! — ныл Питер. — Рассказ... — призывал Франциск. Разъяренный Англия скомкал листок бумаги с произведением и запустил им в оставшихся Францию и Испанию: — Да вы что все, сговорились, что ли?! — завопил дошедший до кондиции Артур, грозно надвигаясь на них. — Вы меня все целый день из себя выводите!!! Вам что, жить надоело?! И где Гилберт?! Я ему персонально всыплю... — Постой, не надо применять радикальных мер... — испуганно мямлил Франция, отступая назад вместе с Испанией... ...Франциск, Антонио и Гилберт сидели на широком диване и дружно заклеивали друг друга пластырем. — Хотя бы войну не объявил, — философски заметил Франция, запивая водой таблетку от головной боли. — А ведь мог бы. — Да, это хорошо, — согласился Испания и в третий раз попытался ровно обмотать бинтами руку. — Ничего хорошего! — пробормотал Гилберт с забинтованой головой, обиженно держась за пятую точку. За пятую точку — это потому, что щедрый пинок догнавшего его Швейцарии пришелся именно по этому месту. — Лучше война, чем терпеть эти унижения!.. — Да что ты-то понимаешь! У нас с тобой разные проблемы... — приглушенным из-за головной боли голосом отвечал Франция, несмотря на то, что пару минут назад сам посвятилПруссию в то, насколько их критик был боеготовен. Гилберт, не в силах сидеть, поднялся с дивана и со скорбной миной прошелся по комнате. — Да, кстати, Англия просил передать тебе свой пламенный привет и обещал, что при встрече всыпет тебе персонально. — Пруссия в муках закатил глаза. Франция принялся причитать: — И кто вас просил переписывать мой маленький невинный рассказ?... Я до сих пор не понимаю, когда Пруссия успел подписать... То... — Когда вы объясняли этому "критику" его основную задачу, — Байльшмидт пожал плечами и эгоистично усмехнулся. Испания грустно покачал головой, замазывая йодом ссадину на коленке. — Дописались, — трагично произнес Бонфуа, поливая многочисленные царапины на руках перекисью водорода. — Ваш вариант текста был провальный, mes amis, согласитесь. — Ничего подобного! — эгоистично отозвался Пруссия. — Просто моей великой творческой натуре достался плохой критик. — Ну, во-первых, не твоей, а нашей, — примирительно произнес Антонио. — А во-вторых, у нас не было выбора. К тому же, ты ведь не почувствовал на себе весь гнев Англии, так что тебе и говорить нечего. — Зато я почувствовал весь гнев Швейцарии, — скривился Пруссия. — Хорошо, что у него после второй сотни метров кончился порох, или что у него там было. Если бы я еще не споткнулся об ту корягу, Швейцария бы меня не догнал и не... — А кто все время промывает нам с Франциском мозги по поводу того, что тебе в последнее время подраться не с кем?.. Вот, пользовался бы, — сказал Испания. Гилберт криво усмехнулся и пожал плечами: — Вещий сон, что поделаешь! Франция и Испания дружно закатили глаза. Спустя минуту напряженного молчания Франциск снова принялся за депрессивный монолог на тему того, что Испании и Пруссии вообще не следовало бы редактировать его рассказ. Начались причитания вроде "Зачем я это вообще вам прочитал?..." Испания не мешал Бонфуа изливать свои эмоции и отыскивал новую упаковку с пластырем, а Гилберт подошел к зеркалу и начал демонстративно изучать свое отражение и количество синяков. Кончилась трагичная тирада тем, что Франциск выдал: — Вы как хотите, но свой первоначальный вариант я все равно опубликую! И продам Америке большим тиражом! Мы с ним уже договорились... Испания вздохнул и взглянул на Пруссию в ожидании его реакции. Стоявший у зеркала Гилберт равнодушно поправил повязку на голове: — Ага. И права на свой рассказ ты ему тоже продай. Чтобы потом перед миром не так стыдно было...