Самый худший падре

       Кэссиди, пьющий кровь, никогда не был приятным зрелищем. А уж голодный Кэссиди, готовый выпить кровь не только из пойманной жертвы, но и осушить тебя до дна — самая жуткая вещь, которую когда-либо можно было бы встретить. Но Кастера, честно говоря, это не особо когда ебало. Он и не такое повидал. В конце концов, его дорогая бабуля была куда более омерзительным злом, сначала выпившая душу его матери, а не так давно — его бывшей. Кэссиди по сравнению с ней был святым с некоторыми не совсем святыми потребностями.        Как только в следующую ночь из бара исчезла официантка, пытающаяся подкатить к Джесси на глазах Тюлип, сомнений о местонахождении её тела у пастера не осталось.        Кастер входит тихо. Под ним не скрипит пол, лишь только дверь лёгким щелчком оповещает о прибытии гостя.        Уже более похожий на себя Кэссиди сидит возле трупа, как Джесси и догадывался, той самой официантки, с виноватым видом всматриваясь в стеклянные глаза девушки. — Забей на неё. — нарушает мысленный поток самобичивания Кастер — Уже убил, прошлого не воротишь. — Знаешь, ты самый худший, самый отвратительный падре, которого я встречал. — заговорчески поднимает глаза Кэссиди. — А иначе тебя бы со мной тут и не было. — ухмыляется Джесси, не прерывая интимного шёпота.        Вроде бы дружеская беседа, но нет. Что-то ещё проскальзывает, невидимое и неосязаемое. Кэссиди поддаётся этому эротическому влечению. И Джесси, обхватывающий его губы, никак не способствует остужению его пыла. Неправильно. Ошибка. Сбой программы. Тюлип прикончит их обоих, если узнает.        Но сердце падре бьётся так близко, так сильно, что не остаётся сомнений. Кэссиди прерывисто дышит в его такт. И это слишком приятно, чтобы думать и тем более останавливаться.        Падре прижимает его к стене и шепчет на ухо что-то про особый способ отпущения грехов, а Кэссиди чувствует, что у него и так уже каменный стояк, болезненно сжатый джинсами. Ещё немного и он кончит без рук от одного только шёпота Кастера и его грязных словечек.        Джесси выводит Кэса из комнаты, которую последний теперь терпеть не может, хотя два дня назад так восхищался её интерьером. Джесси не перестаёт срывать кроткие поцелуи с губ ирландца, будто извиняясь за всю испытанную вампиром боль, что солнечный свет, из которого не успел вовремя вытащить, что муки совести, от которых не сможет избавить. Пуговицы на рубашке Кэса рвутся в руках пастера, разлетаясь по коридору. Нужно успеть потом их собрать до возвращения Тюлип, чтоб не заподозрила чего неладного. Это всего-лишь случайность. Слияние вины и преданности, не более. Они не какие-то там гомики.        Они останавливаются в помещении рядом с широкой кроватью. Кастер ведёт ладонью по впалому животу, перемещается к небьющемуся сердцу и лёгким напором опрокидывает тело вампира на кровать, разрывая поцелуй.        Кэссиди тянет Джесси за собой за воротник, позволяя ему удобно поместиться между ног. Он вплетает пальцы в волосы на затылке и жадно притягивает к себе. Кэссиди целуется не так, как Кастер привык целоваться с другими. Он целует как будто в последний раз, полностью поглощая и в тоже время отдавая себя без остатка. И непонятно, что является причиной этого отличия — то ли его вампирские качества, то ли мужские предпочтения.        Кэс так легко и быстро расстёгивает пуговицы его проповеднической рубашки, будто занимается этим каждый день. Кастер бегает пальцами по его спине, изгибающейся навстречу ласкам. Он открывает его взору уязвимую шею. Падре замечает за собой нездоровое влечение, почти вампирско-садистское. Интересно: пробовал ли кто-нибудь укусить вампира за шею? Он останавливает себя в последний момент, вместо укуса оставляя на ней ласковые поцелуи. И его выбор награждается чувственным стоном. Чуть грубее женского, но от этого не менее прекрасным и довольно специфичным. Пастер, опьянённый новыми ощущениями, короткими поцелуями переходит на плечи, оголяя их. Клетчатая рубашка мотается теперь где-то на предплечьях, оголяя красиво извивающееся под опаляющими ласками тело. Кэссиди нетерпеливо трётся своим возбуждением о пах падре и с удивлением подмечает, что у последнего тоже эрекция.        Кастер отрывается от Кэса, перелезая на пол голыми ступнями. Кэссиди тянется за ним, как мотылёк за маячком света, подползая к краю кровати. Джесси приподнимает пальцами его подбородок. Они сталкиваются взглядами. И теперь Кэс замечает, как в глазах падре разгорается иной огонь, почти демонический. И он продолжает смотреть на генезис Кастера, неумело пряча предвкушающую ухмылку.        Джесси непривычно ласково шепчет: — Отсоси, малыш.        И это больше похоже на только падре и всего-лишь просьбу, если бы не тягучая сила генезиса, заставляющая подчиниться, как беспрекословному приказу. Какое грязное использование слова божьего. Но Кэссиди это нравится. И Джесси, похоже, догадывается об этом.        Кэссиди расстёгивает ширинку с характерным «вжик» и припадает к головке. Он берёт в рот неожиданно и сразу, отчего Джесси резко выдыхает, а его колени подгибаются. Ирландец не даёт ему упасть, подхватывая по-вампирски сильными руками за обтянутые штанами ягодицы. Кастер не может сдержать слетающих с губ стонов, хотя изначально собирался сыграть холодного и невозмутимого партнёра. И дело здесь вовсе не в умении вампира отсасывать. Наоборот, Кэссиди делал это чертовски неумело, будто впервые пробуя на вкус чей-то член. Но его жадность и страсть заменяют всё остальное. И этот контраст ощущается так необычно и привлекательно. И слишком быстро. Джесси чувствует, что такими темпами кончит лишь от его неумелого рта. — Медленнее. — шёпотом приказывает генезис падре.        Кэссиди косится на него хитренькими и довольными глазами, замедляя однако темп. «Специально» — догадывается Кастер. Его рука ползёт по позвоночнику Кэса, заставляя последнего прогнутся, будто дикого кота. Он отрывает ирландца от поглотившего его занятия, притягивая к себе. Поцелуй выходит более развратным. Язык Кэса заворожённо танцует с языком Джесси, позволяя последнему вести. — Кэссиди, — шепчет падре, — разденься.        И это вроде бы обычный Кастер, но нет. Тягучее желание подчиниться выдаёт генезиса. И эта уязвимость из-за невозможности перечить приказу возбуждает вампира. Он беспрекословным движением стягивает с себя джинсы вместе с бельём. Руки тянутся к неудобно устроившейся рубашке, но Джесси думает иначе на её счёт, как и подчиняющийся ему генезис: — Нет, её оставь.        Джесси вновь целует его шею, вызывая глубокий стон. Его губы и пальцы ползут с ключиц к татуировкам на руках, повторяя узоры. И этот жест настолько интимен, что заставляет Кэссиди задохнуться от ощущений.        Кастер отрывается, чтобы взглянуть в расширенные зрачки вампира. Кэс раздвигает ноги, обхватывая ими пастера за талию. Он тихо выдыхает в губы: — Сделай это, падре.        Джесси кивает. Он просовывает половой орган, помогая рукой, и резко проталкивается в узкое колечко мышц. Кэссиди шипит, обхватывая руками плечи пастера и раздирая ногтями кожу до крови. Падре освобождается от пут его рук, спуская рубашку к запястьям и привязывая их к кровати. Кэсси натягивает недовольство на лицо, скрывая ухмылку.        Джесси мысленно усмехается: «Притворяется.»        Пастер вновь почти до конца выходит и толкается, на этот раз вместо шипения добиваясь протяжного стона. Он повторяет толчки несколько раз, пока Кэссиди не перестаёт контролировать себя и от запаха крови у него не появляются клыки. Красивые, длинные и заострённые клыки. Кастер впивается поцелуем, проводя по ним языком. И кажется они достаточно острые, чтоб из-за неосторожного толчка сделать на языке пирсинг.        Джесси вновь толкается, перенося вес только на одну руку, согнутую в локте. Он прижимает своё запястье к губам Кэса. Вампир вздрагивает, его глаза распахиваются в испуге, ровный и непривычно громкий голос срывается с уст прямо в руку: — Нет, падре! Ты с ума со?..        Джесси делает глубокий толчок, заставляя ирландца содрогнутся в стонах и открыть рот шире. Запястье оказывается у самых клыков, но Кэссиди боится его вспарывать. — Кэсси, — выдыхает загнанно Кастер, — кусай!        И в данную секунду это повод ненавидеть возбуждающий генезис и ёбнутого на всю голову мать его Джесси Кастера. Потому что Кэссиди не может не подчиниться. Потому что клыки легко пронизывают кожу с желанным, почти забытым на сегодня звуком. Потому что кровь падре оказывается сладчайшим нектаром, а сам падре стонет от присосавшегося к его запястью вампира. А должен не стонать — ненавидеть.        Но Кастер считает иначе. Он продолжает вбиваться, задыхаясь от стонов. И согласен за своё возбуждение и причинённую боль платить возможностью хоть иногда принадлежать ирландскому вампиру.        Это кровь за кровь. Это боль за боль. И это оргазм за оргазм. Всё просто, всё логично.        Джесси кончает внутрь с именем Кэссиди на устах. И последний не может не спустить следом лишь от того, как красиво звучит его имя, когда его произносит падре.        Уже накинув одежду и расположившись на гостевом диване, Кэссиди осторожно зализывает остатки незажившей раны, успевая ругать «долбанувшегося» Кастера. Но Джесси на это лишь скептически ухмыляется, пропуская все речи мимо ушей. Потому что Кэссиди больше не выглядит как ходячий изголодавшийся труп, не нападающий на всё, что движется лишь усилием воли. И Джесс результатом вполне доволен. Осталось только эти пуговицы грёбанные найти.