Леда

Но я на краю, нервы сдают Я так боюсь, что разобьюсь Со мною зима, ты птицей на юг, А я остаюсь (LOBODA «Лети») Когда оговаривали самый общий посыл программ, много речи шло о ностальгии. О ностальгии, а не о грёбаном дежавю. Моменты, знаки, художественные отсылки поначалу отбирались осознанно, но потихоньку начали возникать спонтанно и совершенно автономно от создателей. Юдзуру был готов взглянуть в глаза прошлому: сейчас, когда всем всё доказано и, казалось бы, можно бы даже расслабиться и просто получать удовольствие от катания, было самое время оглянуться назад и всем продемонстрировать некоторые творческие первоистоки в новом, совершенно особенном свете. Но ассоциаций оказалось больше, на порядок больше, чем планировалось, и внезапно остро не хватало того, кто мог одной интонацией, одним взглядом убавить градус удушающего, возрастающего пафоса. Юдзуру не специально выбрал те этапы Гран-при, с которыми у них с Хавьером возникали особого рода воспоминания – общие до безобразия. Но он был готов заявить ему, что это нарочно, если тот спросит. Если Хавьер действительно думает, что он весь такой загадочный, то пожалуйста, Юзу несложно это подтвердить, тем более ему и правда нравятся скрытые… или подчёркнутые двойные смыслы. Ему хочется, чтобы Хавьер спросил, он будет врать ему в глаза и не краснеть. Но были бы выбраны другие турниры, скорее всего и с ними у них двоих могли бы оказаться общие воспоминания. Они на самом деле много вместе пропахали. Но Россия… Это Россия, привет одиннадцатому году. А Финляндия… Это, бля, Финляндия, у них там обязательно что-нибудь да происходило. И в двенадцатом году им обоим понравилось больше. В первый раз услышав музыку из произвольной Джуна, Юзу вывернул свою лебединую шею на юного подстрекателя, надеясь, что ему приглючило. Нет, не приглючило. Сложно было, конечно, не сталкиваться с музыкой из каких-то своих прошлых программ («Ага, в твоём-то возрасте», - как пошутил бы тот же Хави, не будь он в другой части мира), но за что сразу это?! «Такой закон, да, что тема «Ромео + Джульетта» показана шестнадцатилетним сладким мальчикам?» Ше-Линн в этом году оторвалась по полной на всех фронтах. Юдзуру по стечению многих обстоятельств крыло флэшбеками 24/7. Спасибо за неюзанный танцевальный фрагмент, у Юдзуру в его бурной юности такого не было. Впрочем, ничего удивительного, что этот фрагмент был вписан: экспрессивная женщина придерживалась позиции: драма – хорошо, драма с пистолетом – ещё лучше. А драма с пистолетом и на танцполе – идеал. С танцполом Юдзуру решил обождать. Настрой был не тот. Собственные музыкальные темы не шли из головы четыре месяца как, беспрерывно снились. Весь облик при исполнении – полный образ – особенно в короткой программе, складывался удивительно цельный. Каких-то особенных рекомендаций по костюмам с его стороны тоже не потребовалось. Главный посыл: стесняться нечего. И, нужно сказать, Сатоми себе ни в чём не отказала. Ни Джефф, ни Ше-Линн, ни сам Юдзуру. Юдзуру был готов взглянуть в глаза прошлому, да только прошлое тусовало попеременно в Испании, Китае и нынче пребывало на шоу в Италии. Прошлое снималось в бурлескных рекламных роликах, продвигало идеи благотворительности, планировало своё ледовое шоу и, судя по инстаграму, в любой момент могло объявить о свадьбе. Юдзуру его страницу как открывал, так и закрывал от греха. Приходилось очень часто и очень сильно абстрагироваться от разных вещей. Ничто не могло нарушить его концентрацию перед короткой программой. Всё было знакомым, даже всплески волнения, особая нервная атмосфера начала сезона. Ему хотелось сосредоточиться на том, чтобы показать максимум, не раскрыв до конца всех карт, оставив что-то за душой на будущее. Чтобы не разбиваться вусмерть сразу же на премьере. «Разбиваться» и «на льду оставлять ВСЁ» Юдзуру любил в очень конкретные моменты. Сейчас можно было просто выиграть. Просто-напросто. В программах нет дословного цитирования его кумиров, но есть бесконечная благодарность: вы показали мне целый мир, а теперь я покажу вам, каким он предстал предо мной. Большой вопрос, сколько во всём этом Хави. Ведь Хави - это тепло, а прочувствовать тепло в его выступлениях пока что трудновато. Точно его там сальхов – об этом Юдзуру чётко отрапортовал общественности, показание задокументировано, он уже давно расписался в любви к этому его прыжку и говорил о нём ну лишь с чуть меньшим придыханием, чем об четверном акселе. «Юзу, честно, у тебя даже голос меняется: «Хави», «аксель»… Легче, мальчик, легче…» Ему не снится ничего в ночь перед первым днём соревнований, и эта внутренняя тишина остаётся в нём долго, чтобы резко обернуться тянущим и беспокойным, раздражённым чувством. Ему неприятно, что оценки судей так сильно его задевают, будто здесь и сейчас нужно показать всё, на что он способен, иначе не считается. Именно в его случае не считается. Юдзуру с внутренней усмешкой думает, что если тут кто-то хочет эмоциональную катастрофу – пускай ждёт до ноября. К этому моменту он будет готов. О, он будет так готов, что запросите ещё назад холодное сердце и ледяную сдержанность. Никаких больше спокойных снов. В ночь перед произвольной Юзу так конкретно не достаёт Хавьера, что будь бы он рядом, он бы к нему ломился, возможно наперекор собственной охране. «Хави бы это понравилось. Что я скребусь у него под дверью в компании огромного рыжего парня, который при желании мог бы не то что меня поднять, но нас двоих. По исхудавшему фигуристу под мышку – и бегом!» Юзу укладывает на лицо подушку и ржёт в неё. В его воображении картинка напоминает очень смешное и крайне нелепое регби, как в кино. «Хави бы понравилось, он не боится быть смешным. Удовольствие получает, вон целый зоосад костюмов примерил и радуется себе… А можно, чтобы мысли как-то огибали бывшего любовника и уходили во что-нибудь отвлечённое? Очень надо». Тяжело переживается то, что рядом с Хавьером сейчас человек, который может подойти, поцеловать его, если захочет; даже просто коснуться его, поговорить, смотреть ему в глаза, видеть улыбку и вызывать её, почувствовать близость. Есть вещи, которые Юдзуру не смог бы отпустить и забыть, даже если бы захотел. Жизнь Хавьера вне его присутствия была значима, была ценностью, пусть ему сейчас хочется его прямо сейчас и только себе. Руки к рукам, бёдра к бёдрам, чтобы ни о чём, кроме него, думать не хотелось. «Он сейчас в Италии. С Мариной или без Марины?.. Судя по фоткам, шоу – пожарище то ещё. Что за опера такая, где всех в набедренные повязки необходимо закатать? Почему я должен засыпать с мыслью о Хави с голым животом?.. Спасибо, подсознание, конечно…» Далеко не сразу приходит сон, беспокойный, томительный, как неудачный разговор, как ссора с любимым, как секс, когда вы больше хотите замучить друг друга, чем сделать приятно. Точно, ему снится Хавьер, но образы исчезают из памяти при пробуждении. Остаётся только ощущение, что во сне был кто-то ещё, кто-то третий, будто бы демон из другого мира, но далеко не бесплотный… В утреннем тусклом свете из расхреначенной постели Юзу выбирается воистину, как воскресший феникс. Как же, восстанешь тут вновь из пепла для кого-то дорогого и любимого. Ему как никогда легко настроиться на Origin. За ощущением драмы далеко идти не нужно, это его личный неисчерпаемый материал, резерв души. Потому они с Ше-Линн и спелись, благодаря общему чувству драмы. Он знает заранее, какова будет реакция на его облик – к чёрным кружевам готовились все с момента, когда была официально объявлена музыкальная тема. Но к тёмному с золотом оперению готовились, видно, далеко не все; заходящиеся восторгом крики звучат честно и неистово. Юдзуру намерен говорить на «ты» с тьмой, он сдерживается, борется с собственной импульсивностью, держит свои эмоции и эмоции зрителя в кулаке – таком изящном, как кажется в чёрной тонкой ткани. В хореографии, возможно, Хавьера больше, чем он готов признать для себя и, тем более, перед кем-то ещё. Возможно в ней есть присутствие не одного дорогого и важного для Юдзуру человека. Но падает он с четверного сальхова. *** Он дозванивается до Фернандеса уже в Торонто. Они договариваются заранее, Хавьер соглашается охотно – ему хочется его расспросить, это чувствуется. - Всё прошло удачно, как ты находишь? – спрашивает Хавьер. Ждёт и обеспокоенно уточняет: - Юзу, если ты сейчас выдашь мне целый список того, что тебя разочаровало в твоих прокатах, я приеду и всыплю тебе за каждый пункт. - Вылетай. - Что? - Что? - Ты действительно расстроен? - Я ёбнулся с сальхова. С твоего сальхова, Хави. - Как ты вообще посмел? Чтобы больше такого не было. Захочешь ёбнуться – попрошу, с чего-нибудь другого. - Обещаю. - Юзу… Ты ведь понимаешь, что я шучу? Я этого не думаю. Ты понял? Не слушай, когда я бред несу. - Да понял я, понял. Правда. Я не расстроен. Мне многое что не нравится, но… Есть с чем работать. - Я уверен, что будет ужасно интересно следить за твоими эволюциями. - Лучше бы ты следил воочию. - Не получится пока, дорогой. Но мне хотелось бы. - Тогда помоги словами. Евгения. - О мой бог! Понравилась? - Ты дослушай. Прокомментировала мои программы как-то вроде… сейчас скажу… «Цвет настроения синий. Цвет настроения чёрный». - Так… Я даже не знаю. Непереводимый русский фольклор? - Даже уточнять ссыкотно. - Я спрошу. В ближайшие две-три недели в доступности будут русские, спрошу у кого-нибудь доброжелательного. Человек наверняка поржёт. - О! Я видел моменты с шоу. Тебя. И Плющенко. И Сашу-куна. - О, да. Нам бы столько энергии. Ребёнок довольный – ребёнок скачет без остановки, а мы стоим выдохшиеся, улыбаемся и машем. - Да, это очень мило… Смотри. Чтобы через семь лет рядом с тобой тоже скакал такой. Хавьер обалдело выслушивает это заявление. Последовала настораживающая пауза. Юдзуру заканчивает мысль уточнением: - Два. - Юзу, ты меня пугаешь сейчас. - Я сам себя пугаю... Слушай, давай поговорим о чём-нибудь… - Я знаю, о чём. Как ни странно, тоже насчёт детей. Что за неловкости на награждении? - Ты сам ответил на свой вопрос. Дети. - А твои дети, я гляжу, выше бати? – ехидно спрашивает Фернандес. - Да ты в курсе всего! – Юдзуру перекладывает телефон в другую руку, пытается снять кофту через голову и не пропустить ни слова Хавьера. – Дети быстро растут. - И обнимаются не по-детски, а? - Хави. Стыдись. Как ты такое подумал?.. – Юзу отбрасывает кофту, расправляет на себе футболку. - Прости. Ок, списываю всё на состояние аффекта. Состояние аффекта Романа, не твоё. Ты стоял и получал удовольствие, диво дивное, на счастье всех фанатов и фотографов. - Ну уж прости за то, что я такой потрясающий. - Просто часто кажется, что тебя любят касаться. Молчание. Удовлетворённый вздох. - Хави. Можно подумать, кто-то делал это больше, чем ты. - Справедливо. - А эти дети, Джун с Романом, они друг на друга смотрели... Понимаешь? Как это сказать? - Знакомо так, да? Дежавю? - Да. Скорее всего, мне показалось. Они были похожи… - На нас? - Немного. Пока ещё не ясно, насколько. Джун – загадочная хитрая жопа, с ним не поймёшь. - Добро пожаловать в мой мир, любимый. Когда вокруг меня были ты, Шома, Нейтан, Боян и Патрик, я просто такой «Мама, роди обратно!..» Юдзуру смеётся с удовольствием, улыбается куда-то в пространство. Хави вспоминает ещё один пунктик, который его заинтриговал, спрашивает: - Скажи, костюм с перьями – это чёрный лебедь? - Это феникс. - Да? А я был уверен… - Тебе понравилось? - Более чем. Ты мне даже снился. – Хави молчит, потом добавляет. – И даже в двух экземплярах. - Что значит «в двух»? - Сразу двое тебя. Один с белыми перьями, другой с чёрными. Юдзуру становится интересно сразу же. Он усаживается на постели и даже подаётся вперёд, как будто пытаясь сократить дистанцию с собеседником. - Расскажи! Хави ворчит в трубку: - Это, мягко говоря, не телефонный разговор… - То есть, там было?.. - Было. Многооо-о-о… Юдзуру вздыхает. - Чтобы мне так! - Юзу, это какая-то жесть была… Сначала… - Хави молчит, впервые за долгое время не зная, какие подобрать слова. - Говори, говори! - Прости Господи… Сначала я тебя… Вот этого… Который в белом… - Оо! - А потом явился второй… В чёрном. И он меня. - И он тебя…? - Выебал. Назовём вещи своими именами... Причём, не обращая внимания, что я с тем, другим… Ну, то есть… Одновременно. - Хави. Хави. Можно я приеду? - Мы не впишемся сейчас в расписания другу друга. Пожалуйста, подожди. - Как?!! То есть… Нет, я буду ждать. Но это тяжело. - Я понимаю. Правда, понимаю… - Хави решает вернуться к рассказу, чтобы отвлечь парня от его мыслей. – Ты знаешь, самое смешное, я бы ещё понял, если бы сначала я увидел запись, а потом мне этот экшн снился… Так сначала снился, а потом уже я увидел…! Юдзуру дрогнувшими пальцами сжимает телефон и замолкает. - Юзу? - Я слушаю. - Юзу, всё хорошо? - Всё хорошо… Ты в другой части мира, вот-вот женишься, а тебя ебошит моими кошмарами – всё хорошо, Хави, лучше не бывает. - Юдзуру. – Хави прислушивается к голосу, в котором прорывается паника и какой-то недоступный ему ужас, ощутить которого он сам не смог бы никогда. Только разделить, с Юдзуру. – Юзу, всё в порядке. Я просто много думал о тебе. - Это я о тебе думал слишком много. - Видишь, как хорошо. Думаешь ты, наслаждаюсь я… У Юдзуру вырывается нервный смешок. - Правда? Наслаждаешься? - Да. - И было чем? - Было. Очень детальный сон… Я могу расписать. - Попробуй, - вдруг соглашается Юдзуру. - Хорошо. Тот ты, первый… Белый лебедь. Ласковый, тихий - подошёл, положил ладони на глаза. Поцеловал, как благословил. Повёл за собой, утянул, уложил на себя. Податливый такой, отзывчивый. Веки почти всегда скромно опущены. Сам направлял руки, показывая, как к тебе прикоснуться… Когда ты готов… Когда можно тебе вставить. - Ты сейчас говоришь обо мне? Или о сновидении? Юзу ощущает гипнотическое действие его интонации. Хочется закрыть глаза и отпустить нить разговора, перестать держаться за необходимость перевода, за смысл его слов, а просто прикоснуться к себе, прислушиваясь только к ласковому теплу, почти осязаемому в речи любимого. Он почти уверен, что знает, как бы сейчас Хави целовал его вслед каждой фразе, закрепляя их смысл на тёплой коже своими губами. Заговаривал от всех его заёбов, лишнего и надуманного. Хавьер мог говорить не имеющие глубокого смысла вещи, но в поцелуях и касаниях, взгляде и идущей от него теплоте была истина и была энергия, щедрый подарок души. - Я говорю о тебе… Твои объятия были похожими на крылья за моей спиной, а руки твои были слабыми, будто сил не хватало, чтобы держаться… Или удерживать меня. Юзу сглатывает. Он надеется, что Хави сам не ебёт, что его слова можно понимать по-разному. - Хави, это бред, чем мы занимаемся… - Ты сказал, что мне приснился твой сон, так что это твой бред. А что, мне нравится, что ты за тысячи километров думаешь обо мне так, что нас обоих накрывает. - Так тяжело лежать одному и выслушивать… - Ммм, а ты уже лежишь? Правильно… Тогда представь меня. Что я рядом и смотрю на тебя. Можешь подрочить. - Хави! - Что «Хави»? Скажи ещё «Я не могу сделать это без тебя»! - Хави!!! Ебать… Ты!.. ААААА! – Юдзуру на грани того, чтобы зарядить телефоном в стену. Катается по кровати, бьёт сжатым кулаком о покрывало, ругается в трубку. Хави ничего не хочется так сильно, как быть сейчас с ним, чтобы колотили его и чтоб его мальчик выплёскивал весь свой эмоциональный запас на него и только на него. Поколотил, высказался, выебал. Он рассказывает всё как есть, чтобы полностью дать понять, как он на него влияет, если его подсознание оказалось способно на такое. - У другого тебя – феникса – хватка жёсткая. Ощущение тисков на предплечьях осталось даже после пробуждения, исчезло только через минуту. У него, у тёмного, недобрая улыбка, а губы бледные. И пугающая сила… Оперение по рукам и телу будто живое и беспрерывно текущее – жутковато выглядит, даже страшно… Правда, Юзу, очень страшно, когда тебя удерживает нечто, что ты не можешь даже целиком охватить взглядом, когда это нечто наваливается, берёт, не спрашивая. И только кажется, что это злобный двойник, но они оба – два образа одного существа. И только в присутствии своей воплощённой тени, первый, светлый, поднял на меня глаза. Смотрел не отрываясь. И улыбался. Взгляд Юдзуру упирается в изголовье кровати. Он спрашивает негромко: - Не пойму… Ты меня возбудить хочешь или напугать? - А ты напуган или возбуждён? Юдзуру тяжело дышит и Хави, в общем-то, знает ответ на свой вопрос. - Угадай… Ты радоваться должен, что я сейчас не рядом. - Даже так? Замерев, они несколько долгих секунд просто вслушиваются в тишину динамиков, каждого накрывает призрачное ощущение близости. - Спасибо тебе. - За что? – спрашивает Хавьер. - За новые аспекты моей произвольной. У меня есть несколько идей, как их можно воплотить. - Не сомневаюсь, что сразу замечу эти аспекты. - Как? Сравнишь, с тем что было? - Эрекция подскажет. - Сука. - Увидимся в Торонто, сердце моё, - Хави выразительно чмокает воздух возле телефона пару раз, – Adios! - и, выслушав сколько должно продолжительный смех, нажимает на экран, обрывая разговор.