Небо красивое здесь

Ветер. Холодный, и пронизывающий насквозь, заставляющий сердце биться сильнее и сдувающий своей силой. Верхушки деревьев еле держатся под его мощным потоком, гнутся и прогибаются, теряют свои пока еще зеленые листы. Флаг на высокой городской башне изо всех сил треплется и развевается. День клонится к вечеру, и воздух начинает уже заметно холодать. Юнги не обращает внимания ни на ветер, ни на холод, игнорируя теплую куртку, брошенную рядом. Ему так же все равно на то, что он уже час сидит на чуть ли не ледяном, жестком камне, свесив ноги с крыши какого-то ранее незнакомого ему десятиэтажного дома. Но тем не менее, он постоянно ежится, и прячет руки в рукава легкой спортивной кофты. Костяшки пальцев бледнее, чем обычно, и парень какое-то время завороженно смотрит на них, сжимая и разжимая кулак. Кожа покрылась мурашками, и он наконец замечает это, но все равно не в силах даже дотянуться до лежащей неподалеку куртки. Не хочет отрываться от мыслей, от вида, который открывается с крыши этого дома. Потому что стоит ему попасть в тепло, или даже хоть немного закутаться во что-то, то все пропадет. Пропадет это состояние, и эти ощущения, когда ты забытый всеми сидишь на мерзлом бетоне и не отрываешь застывшего взгляда от флага на водонапорной, или черт ее знает какой башне. Юнги любил атмосферу. В который раз за все свои «приключения» с крыш (как он их называл про себя), Мин замечает голубятню. Отсюда видно только ее небольшую часть. Сейчас, издали, она ничем не примечательна, а если смотришь вблизи, то замечаешь намного больше деталей. Голубятня до невозможности старая. Ее когда-то ярко-синяя краска со всех сторон облупилась, открывая вид на сырые и ветхие куски фанеры и дерева. Кое-где в ней пробиты дыры, которые уже давно ушедший на тот свет хозяин никогда не сможет восстановить. Бродя по вечернему, а иногда и ночному городу, Юнги никогда не обходит ее стороной. Когда-то среди их не слишком просвященного общества ходили слухи (возможно, не слишком далекие от правды), что в стенах этой голубятни происходят до жути странные, а иногда и страшные вещи. Кто знает, но именно сейчас она напоминала парню его детство. Его светлые, ничем не омраченные годы, когда он щедро бросал туда куски белого хлеба, сворованные с семейного обеда. За голубятней в данное время никто не следил. Хотя, возможно у нее появился новый хозяин. Юнги знал, когда нужно смотреть на старую голубятню. Ровно в семь, когда на городских часах пробивали гулкие часы, с ее крыши поднимались и стаей взлетали в воздух белые голуби. Постепенно, они стали для него каким-то символом. Причем всегда совершенно разным. Иногда, смотря на эту беззаботную стаю, его сердце заполняла радость — от того, что этот символ давал ему надежду, или от того, что белые голуби становились одной из самых красивых вещей, которыми он мог любоваться, уходя от этой дерьмовой жизни. А иногда — грустью, потому что Юнги осознавал, что никогда не станет таким же чертовски свободным, как они. Сейчас он не чувствовал ничего. Ничего, что могло бы сказать ему об его внутреннем состоянии. Только лишь пустоту. И почему-то, она успокаивала его. Он мог просто смотреть в вечернее небо, и наслаждаться городскими звуками, и не возвращаться совершенно ни к каким мыслям. Впервые Мин чувствовал то, что совершенно пуст внутри. Чувство, не схожее ни с каким одиночеством, или депрессией, которые чаще всего преследовали его, и стали уже чуть ли не обычными вещами. Как и, кстати, походы на крышу, которые помогали ему остаться наедине, и хоть немного привести в порядок тот хаос, творящийся внутри него. Однажды в детстве, его психолог сказал ему как-то, что одиночество может стать его хорошим другом, если Юнги научится слушать его. Слушать, будто он в жизни не слышал чего-то более интересного. И, возможно, еще пару фраз, который он сейчас и не вспомнит. После этого тот человек погладил его по голове, и сказал, чтобы мальчик не сильно зацикливался на этом. С его стороны было оплошностью произнести настолько глубокую мысль при десятилетнем ребенке, который еще даже не осознал, что же есть одиночество на самом деле. Бывает, что ты даже не замечаешь, как становишься одиноким. Это происходит постепенно, но и не слишком медленно, чтобы ты начал беспокоиться. Ты выводишь на передний план что-то, что начинает заменять тебе твоих друзей, близких, родственников. Незаметно меняются твои приоритеты и ценности, и, возможно, они смогут заменить тебе общество на всю твою жизнь. Юнги поморщился, не желая снова окунаться в не слишком приятные мысли. Он пришел сюда совсем не за этим. Каждый человек делает что-то, что очищает его тем или иным образом, и для парня это были именно крыши. Крыши, с которых видно весь город, все закоулки и башенки, и он словно становится твоим собственным, но таким хрупким и маленьким, словно сделанным из хрусталя. И ты погружаешься в эту атмосферу, наравне с ветром, который всю свою жизнь скитается по таким же крышам. Изредка Юнги даже свешивал ноги. Совсем чуть-чуть, правда, потому что идти на слишком большой риск он не желал. Мин усмехнулся. А ведь кому-то это доставляет удовольствие. Его внимание привлекла полицейская машина, которая припарковалась у десятиэтажки. Долгое время из нее никто не выходил, а потом, наконец, вылезли два мужчины в штатской одежде, но, похоже, они не собирались ничем заниматься, просто стояли, словно ждали кого-то. Он перевел взгляд на здания неподалеку. В воздухе собирались небольшие клубья дыма от, вероятно, какого-то костра, какие жгли усталые дворники в подворотнях вечерами. С наступлением вечера звуки оживленного города не стихали. Они становились все громче и ближе, словно зазывая туристов прочувствовать весь клубный азарт этих безбашенных летних ночей. Только таким бродягам, как Юнги, было известно, что творится в темных закоулках, барах и клубах в такое время. То выныривая, то снова погружаясь сам в себя, Мин стал замечать кое-что. А именно, человека. Скучая, он стоял метрах в десяти от него, был повернут спиной, и парень в глубине души надеялся, что тот его не заметил. Юнги были видны только его широкие плечи, длинный плащ и развевающиеся на ветру волосы. Тот неподвижно стоял, уставившись в даль, и засунув продрогшие руки в карманы плаща. Скорее всего, тот видел в этом месте, в виде на город, который ему открывался, свою красоту. Совершенно другую в отличии от красоты, которую видел он. Каждый берег для себя это место, но по-разному, хранил в самых тайных уголках своей души. Но по правде говоря, Мин встречал на крыше кого-то кроме себя впервые, и сейчас чувствовал себя довольно, гм, некомфортно. Он не знал ничего об этом человеке, и в общем-то не особо хотел знать. Поэтому, подавив беспокойство, он вновь повернул голову в сторону уже изрядно надоевшей ему высокой башни. Юнги внезапно понял, что ему совершенно все равно на время. Ему было достаточно широкого небосвода, что раскинулся перед ним во всех своих красках. Возможно, сейчас было уже далеко за восемь часов вечера, а возможно, прошло только жалких полчаса с того времени, как он понял, что замерзает — он не знал. Именно время давало ему вдоволь насладиться закатом. В какой-то момент Юнги понял, что такого красивого неба он не видел уже очень давно. Определенно, эта крыша имела в себе что-то такое, из-за чего он обязательно вернется сюда, да и не раз. На его глазах нежно розовые полоски превратились в ярко-красные и оранжевые, а с этого прекрасного полотна исчезли все облака. Он зачарованно поднял голову, уставившись на самый верх. Стая голубей все еще кружила вокруг зданий. Возможно, где-то на другом конце этого жалкого города на точно такой же крыше сидит такой же потерянный, разбитый парнишка, и тоже наблюдает за необыкновенным вечерним закатом, понимая, что иногда такие мелочи красивее многого, что ты видишь в своей никчемной жизни. Начинались сумерки. И он готов поклясться, что впервые видит отблеск еще далекой луны в такое раннее время. Просыпается желание увидеть, как в этом же небе вскоре загорятся первые звезды, и, черт, провести здесь всю ночь, провести лучше, чем когда-либо. От вида тех нежных, а где-то ярких цветов у Юнги буквально захватывало дыхание. Он забыл и про то, что уже давно дрожит от вечернего холода, про то, о чем думал какое-то время назад. Да и вспоминать, в общем-то, не слишком хотелось. Поэтому, он не заметил, когда человек, ранее не обращавший на «соседа» никакого внимания, медленным шагом направился к нему. На его лице застыла еле заметная улыбка, мечтательная, и не понятная никому, кроме его самого. Волосы, отрощенные чуть ли не до плеч, спадали на его лицо. Он словно тоже совсем не был заинтересован Юнги, ну, или делал вид. Ким Тэхен, такой же пустой, бесчувственный и безэмоциональный опустился рядом, на тот же холодный бетон, не сказав ему ни единого слова, будто Юнги и вовсе не существовало. А кто знает, возможно, в тот день они действительно были совершенно разными друг для друга. Прошло еще пять минут, прежде чем Тэхен наконец решился заговорить с ним, в буквальном смысле срывая слова у Юнги с языка: — Небо сегодня очень красивое. Мин поднял на него удивленные глаза, но не встретился с ними взглядом. Ким Тэхен смотрел в другую сторону, и, как тот понял, проявлял необыкновенный интерес к уже наскучившей Юнги водонапорной башенке, из которой сейчас валил густой дым. Слова, произнесенные им, растворились в прохладном воздухе, но в то же время проникли глубоко в сердце парня, заставляя вновь поднять глаза к небосводу. В тот момент они ценили совершенно разные вещи друг для друга, но еще одну, единую для них вещь, они ценили еще больше. Закат был действительно прекрасен. Помолчав еще пару минут, Тэхен впервые за все время повернулся к Юнги. Его бледная кожа ничуть не уступала коже Мина, а на впалых щеках проступали острые скулы. Волосы Кима были пепельно-темными, и спадали чуть ли на его целый глаз. Тот понял — незнакомец оценивает его. Оценивает, скользя по его лицу пронизывающим взглядом, не упускающим ни единой детали, от которого становилось еще холоднее и неприятнее. Внезапно, Юнги вспомнил, как неважно выглядит он сам сейчас. Опухшие от постоянных слез глаза, да еще и с мешками, продрогшая от холода кожа, потресканные губы — не самый лучший видок. Но, по большей части, ему было до лампочки — пусть думает, что хочет. Вопреки его ожиданиям, Ким Тэхен заговорил вновь, а точнее, вопросительно посмотрел на него, и спросил: — Ты ведь видишь этот город не в первый раз, верно? Какое-то время подумав, светловолосый неуверенно кивнул. Мысль о том, что, похоже, незнакомец не собирается расспрашивать его, как это обычно делают все окружающие его люди, успокаивала, и желания уйти немного поубавилось. Похоже, дальнейшего разговора тот не планировал. Ким вновь уставился на какие-то здания перед собой. В отличии от Юнги, он поджал под себя колени, и крепко обхватил их руками. Ветер постоянно трепал его макушку, но, похоже, Тэхена это не слишком беспокоило. Мин набрал побольше воздуха, и, пытаясь унять привычную для дрожь в голосе, произнес: — Почему ты сказал про небо? Тот поднял на него удивленные глаза. — А? — Почему первое, что ты сказал мне, это было то, что сейчас красивое небо? Почему ты не спросил кто я, и что я тут делаю, как делают все? — Мин чувствовал свою глупость, но просто не смог остановить себя. Как ни странно, это вызвало у Тэхена слабую улыбку. — Видишь ли, мне не кажется, что сейчас в твоей, или в моей жизни есть что-то, чем мы можем восхищаться, кроме закатов, или, например, той отливающей вечерней солнцем телестанцией, а может быть, белыми голубями, которые кружат вон там. И пока мы ценим это, разве не приятнее говорить об этом, чем о чем-то еще? Юнги улыбнулся, и покачал головой. Тоже мне, мир открыл. Они оба здесь ради этого. — Но ты не можешь утверждать точно, что в один прекрасный момент ты не оторвешься от него, и не начнешь пялиться на меня, как на белую ворону. — сказал он, и резко схватил юношу за запястье на правой руке. Тот теперь уже с явным интересом смотрел прямо в его глаза. — Твой пульс слабый. Почему ты не такой, как все? — Потому что ты слишком сильно привык к людям, которые тебя окружают. — парень высвободил руку, и добавил, — Ты замерз, кстати. Парень пожал плечами, рассматривая свои запачканные кроссовки. Он болтал ногами, свесив их совсем немного. Было приятно чувствовать, как их обдувал ветер, гулявший внизу. — А мне кажется, что сейчас тепло. Зная, что сейчас почти середина лета, ты даже как-то и не думаешь о том, чтобы надевать куртку, или о том, что ты уже несколько часов сидишь на холодном ветру. — Однажды моя мама сказала мне, что если я буду слишком беречь себя, то я вырасту, поступлю на работу, женюсь, заведу детей и умру с мыслью о том, как же хорошо я берег себя всю жизнь. Меня лично эта перспектива не особо устраивает. — поглядев на Мина, он тоже подвинулся ближе к краю, но свешивать ноги не стал, а просто сел по-турецки, ни на секунду не отводя взгляд от города. — А я всегда мечтал, чтобы мои родители беспокоились обо мне чуть больше, чем это есть на самом деле. — Юнги указал пальцем в сторону какого-то дома, — Вот с той крыши ты можешь посмотреть на городской парк, но вид на небо, честно скажу, отвратителен. Тэхен вяло усмехнулся, продолжая начатую ими игру: — Ты живешь там? — Нет, а ты? — Нет. Тем временем, пока они изредка перебрасывались словами, небо приобрело пурпурный оттенок, явно клонясь к ночному синему цвету. На их глазах во всем городе зажглись фонари. Они, словно звезды, заблестели сначала на сырых от недавнего дождя аллеях, а затем уже и на домах и башнях. Им было видно все, что не было видно другим, и создавалось ощущение, что они были выше, чем те людишки, во всех смыслах этого слова. Только сейчас Тэхен обратил внимание на внешний вид Юнги. Так бывало, что он не особо часто смотрел на людей. Он предпочитал говорить с ними. Слушать их. Чувствовать их запахи или волнение, радость, которые передаются ничем другим, кроме как эмоциями которые ты слышишь в их голосе. Он был словно слеп изнутри, не желая открывать глаза на то, что этого не заслуживало. Но сейчас, он действительно захотел этого. Для фрика или обычного мажора Юнги был слишком… необычным? Тэ не думал, что это слово уместно сейчас, но все-таки. — И, разумеется, ты будешь против, если я задам тебе пару вопросов? — произнес он, задумчиво глядя на облака. Тот вновь пожал плечами. — Не думаю, что в этом есть смысл, если я тебе и вправду интересен. Я все равно скажу тебе того, чего не пожелаю, а остальное сейчас прямо перед тобой. Но если ты хочешь, то можешь попытаться. — Юнги поморщился, когда ему в лицо вместе с ветром прилетел песок, но удержался, чтобы не закашляться. Астма давала о себе знать. — Почему ты здесь сегодня? — спросил Тэхен. Раньше он даже не предполагал, что на свете, а тем более в этом затхлом городишке найдутся люди, подобные ему. Было интересно узнать чужую причину такого уединения. Кстати, его уже начинала грызть совесть, что он зря подошел к парнишке, потому что тот вряд ли вообще желал отвечать ему, и похоже, был не в лучшем состоянии сейчас. — Ммм. Юнги не думал, что когда-либо вообще сможет ответить на такое. Сам он вообще, по ощущениям, не знал, что им двигает в такие моменты. Копаться в себе — это явно не по его части. Причем, с этим отлично справляются другие. Единственное, что он знал, это то, что ему резко захотелось уйти из этого места. — По той же причине, что и ты. — сухо бросил он, — Коротаю время, которое могу потратить на что-то более полезное. Да, его попытка завязать разговор явно не увенчалась успехом. Но Тэхен не терял надежды. Опять же, он вообще не слишком часто общался с кем-то похожим на этого парнишку. Парнишку…? С каких пор Тэ стал инетерсен чей-то возраст? — Меня зовут Мин Юнги. — вырвалось у того. — И обычно я не говорю этого тем, кто болтает со мной, когда я сижу на краю крыши и дрожу от холода. — Без проблем. — улыбнулся Ким. — Будем считать, что мы не знакомы. Игра. Обычная детская игра, где оба они простые мальчишки. Молодой парень в длинном плаще поднялся с холодного камня, отряхивая с себя грязь. Юнги задержал на нем задумчивый взгляд. Тот сделал несколько шагов в сторону, дошел до перил, и остановился, засунув костлявые руки в карманы плаща. Точно та же поза, в которй он стоял на другом краю полчаса назад. — Твоя очередь говорить. — со вздохом бросил Юнги. — Как много я могу сказать о себе, когда не знаю почти ничего? Интересно. Может быть, даже тебе самому видно больше, чем я смогу сказать сейчас. По факту, я Ким Тэхен. И сейчас я довольно удивлен тем, что этот грязный и тусклый для меня город решил проводить меня таким вечером. — делая паузы, произнес он, наблюдая за тем, как на небе появляются первые звезды. — Ты знаешь, а это было бы здорово — изложить случайному встречному все о себе перед тем, как стереть свою историю начисто. Хоть и слова про «случайного встречного» задели Мина, он не подал виду, и как можно спокойнее задал вопрос: — Собираешься уехать? — Определенно. Юнги пожал плечами, раздумывая над тем, что не решался произнести вслух. Некоторое время назад он и сам рвался за пределы этого места, которое оставило шрамы на его сердце на всю последующую жизнь. И в глубине дущи он завидовал этому пареньку. У него самого уже давно опустились руки, чтобы стремиться куда-то дальше, чем эта крыша, дом, и этот город. Жизнь давно уже перестала иметь для него хоть что-то, за что бы стоило бороться. Юнги смотрел на людей, полных надежды, терпения, выдержки, и вспоминал время, когда сам был таким. Тэхен как раз был одним из них. Но все же, в нем было что-то отличное от всех них. То, что можно было услышать в его бархатном голосе или прочитать по печальным серым глазам, но недоступное для него самого. — Ровно два года назад в этот же день моя сестра сбежала… ушла из дома. — Ким встретился глазами с Юнги, и тот не смог прочесть в них даже отблеска тоски. — Родители даже не пытались искать ее. Как думаешь, что будет, если я отправлюсь по ее следам? Вновь скучающее пожатие плечами. — Можешь не отвечать. Их прерывистый диалог не был чем-то значительным ни для него, ни для Мина. Брошенные на произвол судьбы слова уносил вместе с собой южный ветер. Оба они знали, что эти отрывки не будут произнесены нигде больше, и оба в один миг стали обладателями чего-то более ценного, чем простое знакомство. Впервые за долгие часы мучительного ожидания какого-то чуда, темноволосый почувствовал в себе силы подняться с пола. Он направился на противоположный треугольный край, огороженный перилами и выступающий немного больше, чем нужно. Из-за холода ступни его ног чуть ли не окоченели, словно сейчас было не начало лета, хоть и холодного, а зимний вечер. Он решил не говорить ничего. Чтобы не разрушать эту хрупкую грань между ними, стоящими на краю крыши, или просто чтобы не вдыхать этот стальной воздух с примесью пыли и городскими газами. Но не мог смолчать тогда, когда его новый знакомый подошел к перилам, и чуть ли не наполовину перегнулся через них. — Поосторожнее, что ли. — пробормотал он с легким испугом, но тот только хмыкнул, убирая с глаз светлые волосы. — Судя по твоему виду, ты и не такое вытворял на крышах. Любишь экстрим? — в каком, то смысле, Тэ был прав. — На скольких домах ты уже побывал? Вопрос, заданный в лоб. В любом другом случае Юнги бы уже давно прекратил разговор с таким собеседником, но в этом… — Я не считаю. — вяло ответил он. — Когда ищешь место, где до тебя никому нет дела, лучше крыш нет ничего. Только если кладбище. Но если я захочу, чтобы на меня накатил ужас, то я просто посмотрю на других людей. — Забавно. И как много времени ты проводишь вот так? — Ким спросил это без капли сарказма, но темноволосый все равно не сдержал возмущенного взгляда. — Вот так я провожу каждый вечер. И собираюсь провести всю жизнь. Это более приятнее, чем скакать за своими мечтами и целями, которые все равно не сбудутся, или какая-то тварь исполнит их за тебя. Тэхен внимательно посмотрел на него. — Все действительно так плохо? Интересно, что ожидает ответить человек, задающий подобный вопрос? — Хреновей, чем ты себе представляешь, Ким Тэхен. — Значит, мы с тобой на одной стороне. — кивнул он, — И, как ты считаешь, насколько это нормально, говорить с первым встречным о таких вещах? Лучше уж с кем попало, чем с тем, от кого ты этих вещей нахватался. — тихо произнес Мин. — Понимаешь, иногда не остается выбора, и тех людей с которыми бы можно было поговорить, тоже не остается. — А иногда таких людей слишком много. И они давят на тебя вместе с кучей проблем, и ты оказываешься в замкнутом круге вместе с ними. И тогда просто хочется родиться новым, другим человеком, которого никто и никогда не знал, или все когда-то забыли. Сейчас Юнги наконец понял, зачем он вообще заговорил с этим человеком. Ему нужно было поделиться хоть с кем-то, у кого в этой жизни тоже не все идеально, и кто тебя немножко, ну хоть капельку поймет, без всяких «ясно», «поправляйся, «жалко», «удачи тебе», и всего прочего, чего он по горло наслышался от общества. — Я хочу, чтобы обо мне забыли. — снова прозвучали слова, — Чтобы обо мне перестали думать все, кто когда-то был связан со мной. Они ненавидят меня. Почему все так сложно забывать? — голос, ранее уверенный и твердый, чуть дрогнул. — Я хочу чтобы однажды мое имя прозвучало здесь, в этом сером обществе, и никто из этих тварей не поднимал озлобленных глаз со словами «я помню его». Ветер, словно чувствуя, как накаляются эмоции Тэ, трепал их волосы и заносил в глаза противную пыль, шумя и создавая вихри. — Я не забуду тебя. — прошептал Мин. Тэхен покачал головой: — Это уже все равно ничего не изменит. Не бери в голову. Я не это имел ввиду. От этих слов в сердце Мина вспыхнул необъяснимый гнев. — Не брать в голову? Это я просил тебя не говорить со мной, но ты стал лезть ко мне. И теперь ты говоришь мне не брать в голову то, что я только что услышал. Ты, может быть, единственный человек, которому я смог сказать хоть что-то кроме «спасибо», «привет», «я в порядке», «отлично», «до свидания», и всего другого, что от меня хотят услышать? Ты сам начал рассказывать мне о себе, и теперь, будь добр, не затыкай меня. — на одном дыхании выпалил он, и почувствовал, как от злости розовеют его продрогшие щеки. — По сути, лишь одном ты прав. Я уже ничего не изменю, но хотя бы постараюсь принять то, что сейчас услышал. Ким отозвался усталым вздохом. — Ты так и не понял, Юнги? — Что я, черт побери, должен был понять? — голос Мина дрожал так, что тот чуть ли не срывался на крик. — То, что ты уже действительно ничего не изменишь. Ничего, ты понимаешь? И слова, которые я произнес, никак не смогут изменить тебя, или твое будущее. И если ты сейчас расскажешь мне историю своей по-твоему бесполезной жизни, она тоже не изменится. И я в твоей памяти останусь тем же наглым и самовлюбленным Ким Тэхеном, который потревожил тебя, когда ты был почти на грани, и которому наплевать на твои чувства. И в глубине души тебе тоже похер на меня. Мы ведь люди, Юнги. Пройдет время, и ты забудешь мои слова. Поэтому, я до сих говорю с тобой. Тот не знал, что ответить на это. Голова и без того раскалывалась, и он, зажмурившись, потер виски, чтобы не сойти с ума прямо в этот момент. — Ты просто хотел выговориться, да? Я не виню тебя в этом. Но почему именно я? Тэ отвел взгляд в темное небо, и отошел от него почти на метр вперед, смотря вниз. На его до этого почти безэмоциональном лице появилась теплая улыбка. Кажется, это была самая прекрасная улыбка из тех, что парню приходилось видеть за всю его унылую жизнь. — Потому что только ты оказался здесь, на крыше, когда я пришел сюда для того, чтобы поздороваться с небом. Мин хотел вымолвить что-то еще, но тот сделал шаг, и длинная, худощавая фигура исчезла, открывая ему вид на ночное звездное полотно.