***
В сердце Наны была дыра. Много дыр. Когда Тсуне было семь, он мог видеть эти крошечные трещины, которые тянулись в одну точку, что была размером с укол иголки. Они покрывали остальную часть сердца, окрашенного в спокойный сине-морской цвет. Обычно, он бы не обратил внимания. Они были такими маленькими, и Тсуна знал, что если ты оставишь в покое некоторые трещины, они заживут сами собой. Одни сердца заполняли трещины другими цветами: зелеными или золотыми, добавляя новые цветные жилы в их хрупкую форму. Другие сердца казались хорошими, как новенькими, только небольшие растяжки напоминали о старых трещинах. Но сейчас у Наны в сердце было много дыр. Такие крошечные. Но соединенные вместе, они создавали целую мозаику более крупной бреши, ни одна из них не пересекала другую. Когда дул ветер, Тсуне казалось, что он может слышать эхо, доносящееся сквозь трещины. Порой он ничего не слышал, и это пугало его больше всего. Когда Тсуна в надежде схватил ее за рукав и спросил: «хочешь обняться?», Нана улыбнулась, хоть сердце ее прошептало иное. Потакая, она прижалась к нему, и Тсуне показалось, что он слышит сквозь трещины вздох облегчения.***
За завтраком Реборн заметил на шее Наны два кулона. Первый был тускло-голубой, изношенный, словно краска в запустелом доме. Второй был до ужаса похож на тот, который вчера был отдан мальцом ему, Реборну. Такого же грязевого темного цвета, но рисунок изображал собой два переплетающихся между собой сердца вместо солнца, и сама форма стекла была заместо слезы полностью круглой. Реборн прищурился и решил, что он поднимет юношу позже ( его не оставляло в покое то, каким будет лицо сына Иемитсу, когда мальчик поймет, что у него осталось на все про все пять минут). -...Занимательный кулончик висит у тебя, маман, - начал он. - Тсуна также отдал и тебе этот коричневый? - Ах? - Нана радостно оторвала взгляд от готовки. - Неужели Тсу-кун отдал тебе один их семейных талисманов семейства Савады? Как замечательно! Этого не было в их данных. Чертов Иемитсу. -...Семейных талисманов? - Чем-то подобным занималась моя матушка, а Тсу-кун пошел по ее стопам. Ну разве он не талантливый? Он делает милейшие талисманы, - Нана покрутила уродливый, коричневый кулон в своих руках, словно это было редчайшее золото, прежде чем опустила свой взгляд на Реборна. - Вот почему ты должен хранить их. Они особенные. Реборн почувствовал, как сквозь него прошли изумление и подозрение. - Так он собственноручно их делает? - стеклоделие, черт их там всех побрал, даже заготовка стекла это необычное хобби. Довольно трудное. Но он не слышал ничего о том, как Тсуна ходил в специальные магазины или снимал студию, а дом Савад явно не мог дать Тсуне должное место для работы… Улыбка Наны стала искренней ( Реборн мысленно чертыхнулся. И как он раньше этого не заметил? У этой женщины больше сторон, чем он предполагал, если ее улыбка смогла обхитрить его, из всех возможных людей). - Да. Самостоятельно, - затем ее взгляд стал суровее. - Послушай, Реборн-чан. Каждый талисман, созданный Тсуной — особенный и единственный в своем роде, подобранный только для одного человека. И он сделал его для тебя. Только для тебя. Он отдает их тем людям, которых хочет защитить, и он вкладывает самого себя в них. Тебе стоит носить его. Его руки автоматически потянулись к карманам, туда, где лежал кулон. У него сперло дыхание, когда он подумал, сколько всего Тсуна вкладывает в эти талисманы. Да, они не самые притягательные, но… они особенные. Ни один студент и, в особенности, ни один из его знакомых не делали ничего подобного для него. - Я подумаю над этим, - сказал он, чтобы не показаться грубым. Но он не надел его. Нацепить на себя что-то с такой явной принадлежностью к будущему Десятому все равно, что кричать о своем принятии прав мафии, и этого никогда и ни за что не произойдет. Он одиночка. Только делает одолжения, если это имеет выгоду. Лучше ему выбросить эту стекляшку куда глаза глядят. Но нет, вот он, продолжает лежать на дне его кармана. Такой тяжелый, несмотря на свой крошечный вид. И потом, он смотрит на желтую (ненавистную) пустышку. Реборну знакома цена маленьких вещиц. Очень хорошо знакома.***
Впервые Тсуна осознал, что не все видят парящие сердца напротив груди, когда ему было не больше шести, а у трещин у Наны становилось все больше и больше. Мужчина, которого она зовет его отцом, покинул их пару дней назад, и ему видятся сверкающие дорожки на ее лице, но, когда она уточняет у него, не хочет ли он перекусить, они исчезают. ( Потом, когда Тсуна повзрослеет, он научится прислушиваться к ее сердцу, а не фальшивым, наскоро сделанным улыбкам) Тсуна не голоден, но сердце мамы сияет так ярко, когда он соглашается, так что он кивает. Как только Нана берет себя в руки и идет к холодильнику, чтобы взять парочку онигири, ее сердце следует за ней по пятам. Порой ее руки проходили сквозь плывущее насыщенно-голубое сердце, как будто сердце ( а чем еще оно могло быть? Такое яркое и дрожащее, отображающее ее чувства?) было ничем большим, чем призрак. Ненастоящим. - Мамочка? - спросил он, когда она вложила в его руки онигири. - Как твое сердечко стало таким прозрачным? Нана остановилась. Ее губы изобразили удивленную улыбку, она наклонилась к нему, их глаза оказались на одном уровне. Она спросила его: - Тсу-кун... Какого цвета мамино сердечко? Он нахмурился. И почему взрослые задают такие глупые вопросы? Он никогда не понимал, почему они так делают. - Голубое. Очень красивое, ярко-голубое. - как море, хотел добавить он. Но он не уверен, ведь никогда не был у моря. Но каким-то образом перед его глазами пронеслась большая, мирная, не полностью бледная линия голубого цвета, а запах соли и земли защекотали его нос. В то же мгновение Нана заливисто рассмеялась, обвила его своими руками и воскликнула: - Ох, Тсу-кун, это ведь потрясающе! У тебя проявился мамин семейный дар! Божечки, я должна отвезти тебя повидаться с бабушкой Минори, и она расскажет тебе все о нем! - М-мамочка?! - онигири выпал из его рук, всеми позабытый. - Тсу-кун, - продолжила она серьезно. - Не каждый может видеть летающие сердца, как ты. Только несколько членов моей семьи могут, твоя бабушка одна из них. В былые времена мамина семья делала так много красивых талисманов, чтобы защищать милых сердцу людей…, - она вздрогнула и показала ему сиящий синий осколок, который носила как кулон. - Ах, если сегодня бабушка Минори чувствует себя хорошо, она научит тебя! Талисманы? Вертелось в его голове. И как они связаны с чудными сердечками? Но Нана уже рвалась вниз со своей сумочкой, и, прежде чем Тсуна все осознал, она накинула на него светлое пальто, и они подошли к двери. Неожиданно Нана приложила палец к своим губам и произнесла: - Давай-ка сохраним это в секрете, между мамой и сыном, Тсу-кун. В конце-концов, это и правда семейная тайна. Тсуна мало что знал о тайнах, но он взглядом поймал новую волну искр, исходящую из груди Наны, и просто не мог не кивнуть. Он никогда, никакой живой душе, другому сердцу и слова не скажет о том, что он видит и может делать. Он сохранит эту искру в сердце мамочки, и не важно, чего это будет ему стоить.***
Первая встреча Тсуны и Дымящей Бомбы была такой же подозрительной, какой была и с ним. Как Реборн заметил, Тсуна всегда рассматривает грудную клетку оппонентов и никогда не смотрит им в глаза. Если бы Реборн не был знаком с Тсуной, то решил бы, что паренек — извращенец, который пялится на женскую грудь (Он бы выбил это из его головы. Буквально.), но мальчишка смотрел и на мужскую так же. Всегда в одну и ту же точку. Словно что-то парит над ребрами. Какого-либо эротического подтекста и в помине не наблюдалось. Подозрительно. Или просто еще одна причуда Садавы-младшего. В любом случае, Тсуна продолжал всматриваться в Дымящую Бомбу Хаято. Не на неуклюже сделанное украшение или отсутствие школьной формы, нет. В ту же самую точку, на которую он всегда поглядывал, когда уходил в себя. Малец Иемитсу смотрел на Дымящую Бомбу с таким отчаянием, что некая часть Реборна ожидала увидеть кровоточащую рану, выходящую из груди врага мальчишки или чудище, которое разрывало бы его на части. Но ничего подобного не было. Так что, когда Дымящая Бомба пнул его стол, Тсуна не только не сжался от ужаса, а кивнул ему, словно он знал и мысленно спрашивал, в порядке ли юноша. Это «у тебя все хорошо?» сопровождалось такой же (как бы не смел он сказать) искренней обеспокоенностью, какой наградил Тсуна Реборна в их...их… Это не имело значения, ведь киллеру не было дела до— Реборн приказал Дымящей Бомбе испытать Тсу — сына Иемитсу, чтоб тебя — как можно скорее. Он всей душой ждал того, что сын Иемитсу сбежит или начнет возражать насчет своей позиции наследника Вонголы, когда Гокудера Хаято атаковал его. Да, вначале, как он и предполагал, мальчишка побежал от динамитов, как от огня, но после ребенок поднялся на ноги. Его руки дрожали, но парень смотрел прямо на Дымящую Бомбу, несмотря на то, что обвинения оппонента бросали его в еще больший ужас. - Правильно ли я понял, что если я прикончу этого сопляка, то стану следующим наследником на роль Дечимо? - спросил Дымящая Бомба, не отводя своего взгляда от врага. Реборн видел, как в глазах Тсуны отразилась боль после этих слов. Но юноша не спросил, как он, Реборн, мог так с ним поступить, нет. Тсуна кивнул и только, словно они тут каждый день проворачивали подобное, а потом заговорил: -… Ох, т-ты ув-верен, что мы н-не м-мож-жем пр-росто обсуд-дить сит-туацию? - Че ты там вякнул?! - почти выплюнул Дымящая Бомба. - П-просто...Гокудера-сан...Я н-не так х-хорошо з-знаю тебя, но б-будешь ли т-ты р-рад, получ-чив место нас-следника Вонголы? - спросил он, будто счастье было самой важной вещью на Земле. Не для мафии. В мгновение ока взгляд Дымящей Бомбы ожесточился. Дальше он начал раскидывать динамит, в три раза усерднее, нежели в предыдущий раз. Злость бурлила в нем и подталкивала напасть, выбить дерьмо из того, кто посмел смеяться прямо ему в лицо. Реборн слышал, как Тсуна просил Гокудеру остановится, пока сама удача позволяла ему избегать вреда от взрывов, даже не используя пулю «Посмертной Воли». Занимательно. Гиперинтуиция мальчишки намного сильнее, нежели описывалось в отчете. - Ты не должен этого делать! - кричал сынок Иемитсу. - Пожалуйста, прекрати. - продолжал он, что было само по себе предсказуемым. - Ты можешь пораниться! Сочувствие к врагам. Реборн всем телом ощущал, как кулон в его карманах забирался все дальше и дальше. Слабость. Мафия его с потрохами съест и не подавится, если эта эмпатия и дальше останется в нем. Но, напомнил себе Реборн, Вонгола поглотит его в своей крови, шанс того, что он останется таким же, крайне мал. Сын Иемитсу? Нет, Иемитсу даже близко не стоял с этим ребенком по уровню тупой, безмозглой доброты. Что же, Тсуна так Тсуна. Реборн наблюдал, как юноша несется в четком направлении к Дымящей Бомбе, не от него. Глупый, ужасно глупый и мягкосердечный Тсуна. Дымящая Бомба обронил несколько динамитов прямо возле себя, не видя ничего от ярости, а Тсуна накинулся на него и повалил на землю, прикрывая блондина своим телом от будущего взрыва. Без какой-либо помощи пуль. - Т-ты! - терялся в словах Дымящая Бомба, пока Тсуна стонал от боли прямо над ним. - Я… о боже милостивый, - Тсуна отпрыгнул назад. - Мне так жаль, что я повалил тебя и, - он зашипел, прижимая руками свою спину. - как ты себя чувствуешь?! Ты ведь не получил ожоги, верно?! Дымящая Бомба пялился на Саваду, будто перед ним в любой момент мог предстать неизученный пришелец или, быть может, ангел спустившийся к нему с небес. - З-зачем...зачем ты…? - Как ты вообще мог так беспечно разбрасывать динамит повсюду! - закричал на него Тсуна, беря самые высокие ноты. - Я не мог просто взять и бросить тебя на произвол судьбы! И, к тому же… я не думаю, что ты плохой парень. Эм, ну, мне так кажется. Губы Дымящей Бомбы задрожали, а Реборн едва подавлял желание прихлопнуть Тсуну, а заодно и его наивность. Его очень сильно интересовало, что такого юноша увидит в людях, когда упадет на самое дно мафии. Дано ли хоть кому-нибудь превратить это ходящее недоразумение в босса самой могущественной семьи? Ох, ну, конечно же, да. Он – величайший киллер в мире. Ему все по плечу. - Но...но это так тупо...как ты вообще можешь..? Я – наемный убийца! Реборн видел, как Тсуна отошел и кивнул чуть отчаянно. - Да, я знаю. Просто… - он посмотрел прямо в глаза Дымящей Бомбе, чувственно ему улыбаясь. - Ты ведь не только убийца. Ты такой же ребенок, как и я. И...ты ранишь самого себя….Поэтому прошу тебя, позаботься о себе хоть чуть-чуть. Ты...я имею в виду, ты намного лучше, даже если ты не веришь в это. Лучше меня, как минимум. Я действительно бесполезен в подобных вещах. Дымящая Бомба промолчал, он открывал и закрывал рот беспомощно. Не находя слов. Дым сигарет давно иссяк, они лежали прямо у его ног, и так не осталось и толики огня. Тсуна покачал головой и отвел взгляд. - Что же, похоже на этом вс — Обожание и благоговение отразились на лице Дымящей Бомбы, и, так как Реборн все это предусмотрел ( правда, план так же предусматривал наличие пули «Посмертной Воли», но теперь это не важно), он не пристрелил мальца за то, что он сжал ладони Тсуны. - Я не достоин вас, Десятый! - внезапно склонился он, опуская за собой и Тсуну, так как все еще не отпускал его руки. - Эм, я… ч-что ты делаешь, - резко попытался отступить Тсуна. Не то чтобы у него хоть что-то вышло. Хватка блондина была сильнее смерти. К несчастью для самого Тсуны, Гокудера все еще склонялся перед ним, но Реборн прекрасно видел озабоченный, фанатичный блеск в глаза мальчишки, когда тот смотрел на Тсуну. - Вы прекрасны! Спасти кого-то, такого ничтожного, как я! Проявить ко мне подобное милосердие! Хоть я и не достоин чести и имени вашего произносить, я готов последовать за вами хоть на край Земли! - Я… чегось?! Шок и ужас такой сильной степени отразились в глазах Савады-младшего, что Реборн удивился и не удержался от фотографии. Личной и только для себя, конечно же. - По правде говоря, - продолжил Гокудера Хаято, с таким смущением, которое совершенно не вязалось с его характером, что, если бы Реборн не знал, что он приходится братом Ядовитому Скорпиону, решил бы, что Дымящую Бомбу околдовали. - Я не хочу становиться боссом Вонголы. Это просто-напросто не мое. Но когда я услышал, что какая-то Японская сопля без какого-либо опыта станет Дечимо, это вывело меня из себя. Особенно, когда я увидел ваши оценки. Но...вы намного лучше этого! Вы такой добрый и идеальный, и, клянусь, я сделаю все, чтобы стать достойным вас! - Аааа… - Тсуна удивленно посмотрел на грудь Дымящей Бомбы, с абсолютно нечитаемым выражением лица. - А мы не можем просто быть друзьями? - НЕТ! - свирепо отклонил предложение юноша. - Никоим образом! - В мафии проигравшие становятся последователями победившего. Принимай мои поздравления и своего первого члена семьи, - решил наконец заговорить Реборн и заодно посмотреть на реакцию Тсуны. К его счастью и разочарованию, шатен нещадно закачал головой. - Не-не-не-не, нет! Этого не будет! Я не могу иметь последователей, просто не могу! Мы друзья, только друзья. Гокудера-кун, прошу тебя! Слишком мягкотелый этот малой. Как у Иемитсу вышел такой ребенок? Он не выживет в мафии. Кулаки Реборна сжались, пока он наблюдал, как Дымящая Бомба топит Тсуну в почитании и привязанности, как щенок. Боже, не с этой безграничной добротой. Это вообще возможно выбить из него? Хочет ли он сам выбивать это из юноши? Доброта — слабость. Это погубит Тсуну. Нет, если Реборн разберется с этим.***
Больница была огромным зданием, где играли самые печальные симфонии сердец, которые Тсуне только приходилось слышать. Порой где-то отзывались радостные нотки тех людей, которые возвращались домой с обнадеживающей улыбкой, их сердца сияли ярче, нежели остальные тусклые, поблекшие цвета. Но в основном Тсуна видел только раздробленные и искалеченные сердца стариков, сердца, в которых плескался ужас, и которые горели в пугающей черной саже, такие сердца были скукоженными и бесцветными ( белый — худший цвет на всем белом свете). Он вцепился в руку Наны и мечтал об ушных затычках, чтобы не слышать более зов и плач всех сломанных сердец. Он мечтал взять их все в охапку, обнять их, пока их цвета не вернутся к ним. Но единственный раз, когда он пытался сделать нечто подобное — случай, когда его одноклассник был расстроен из-за своих оценок. Сердце мальчика дрожало так сильно, и Тсуна просто хотел помочь, но заместо этого одноклассник закричал так, словно его проткнули раскаленным ножом. Тсуна никогда не делал этого после. Он закрыл глаза, притворился, что ничего не видит и не слышит. В конце-концов, Нана подтолкнула его в белую комнату, к пожилой леди, лежавшей на таких же белых простынях, подключенной к медицинскому оборудованию. Он ожидал увидеть у нее такое же покалеченное сердечко, как и остальных пациентов госпиталя, но похоже… она была бессердечной. Это было не тем, что Тсуна мог проигнорировать. Старушка хмуро смотрела на телевизор со скрещенными руками, прежде чем она заметила Тсуну и Нану. На ее лице сразу же проступила улыбка, стоило ей позвать Нану к себе. - Ох, неужели моя легкомысленная дочурка решила меня навестить? Милая, где же ты была? У меня чуть крыша не поехала, пока я разглядывала все рисунки на стене! Даже не предупредила, что захочешь прийти! - она потрепала щеку женщины. Тсуна спрятался позади Наны без малейшего понятия, что думать об активной пожилой леди, которая назвала его мамочку «легкомысленной». Это было… грубо. Но каким-то неведомым образом старушка почувствовала его присутствие, потому что в следующий миг она приподнялась с кровати и улыбнулась ему. - Хм, и кто же этот молодой человек? Ты никогда не приводила его прежде, Нана. Пока леди сурово смотрела на Саваду, Тсуна увидел сияющий осколок темно-синего стекла, который висел прямо там, где должно находится сердечко леди, и у него захватило дыхание. - Так у вас есть сердце! Улыбка старушки померкла, она повернулась к Нане. - Он…? Нана кивнула. - Значит ли это, что…? Нана рассмеялась и кивнула опять. Лицо леди померкло. - Нет. Если ты привела его для этого, то ему нет нужды знать— - Матушка! - Нет значит «нет», Нана. Я отказываюсь передавать ему эту способность. Для всех будет лучше, если дар покинет нас вместе с твоим сыном, моим внуком. Для всех будет лучше, если он никогда не узнает о нем. А теперь, Бога ради, уходите. В следующий раз приходи без него. - Мама— - Уходите, сейчас же, - ее глаза заслезились и Тсуна видел, как крошечный осколок, который похоже был сердцем леди, едва не треснул, окруженный цветами, и , в тот момент, старуха не выглядела столь же хрупкой, как минуту назад. Нет, она была похожа на древнее создание, о которых рассказывала ему мама на ночь, готовое ударить, стоит тебе пойти наперекор. Губы Наны образовали тонкую линию, но она кивнула. - Хорошо, но я просто так не сдамся. Это дар, матушка. Рано или поздно, Тсуна обязан его узнать. После этого она развернулась и потащила Тсуну за собой. Но он успел услышать печальный свист, который доносился из осколка бабушки. -… Ты единственная, кто верит в это, наивная девчонка…, - прошептала она. Дверь захлопнулась.***
По правде говоря, Реборн не имел малейшего понятия, что думать, когда увидел у Тсуны еще один уродливый кулон, и после, когда юноша отдал его Дымящей Бомбе. Кулон был выполнен в форме готического креста с цепями. Выглядел он, несмотря на такую же неаккуратную отделку, плотным и вполне подходит Дымящей Бомбе и его образу плохого парня. В кресте были вырезаны несколько спиралей, похожих на бурю, но сам цвет изделия оставался таким же грязноватым, коричнево-грязевым, как и всегда. И вновь, не похоже, что ранний приход Гокудеры Хаято в пять часов утра хоть как-то вывел его из себя. Тсуна всего лишь еще раз глянул на точку у груди Дымящей Бомбы, прежде чем улыбнуться юноше и пропустить его внутрь. - Рад видеть тебя, Гокудера-кун, - поприветствовал он, не упоминая неподходящее время и заставляя Дымящую Бомбу сиять от счастья. - У меня есть кое-что для тебя. Глаза Дымящей Бомбы выглядела так, словно готовы были вылететь из орбит. - Я — но, я ничего не подготовил для вас! Вам не обязательно дарить мне что-либо, я не так важен — - Гокудера-кун, не смей так говорить так о себе! - воскликнул Тсуна, расстроившись еще больше. - Прошу прощения, Десятый — - Зови меня «Савадой» или «Тсуной»! Я не твой босс. По правде говоря, я предпочту быть твоим другом. Предсказуемо, глаза Дымящей Бомбы заслезились. - Десятый, вы неповторимы! К удивлению Реборна, Тсуна лишь понимающе вздохнул. - Мда, мы еще поработаем над этим….кхм, итак, - он толкнул кулон прямо в ладони Хаято. - Это талисман удачи! Ты не обязан его носить или еще что...просто я бы хотел, чтобы он был у тебя… Дымящая Бомба замолчал, а его лицо было скрыто его руками и тенью, и на секунду Реборну показалось, что подрыватель откажется от подарка Тсуны (Чем заработал бы себе пулю в лоб. Настоящий мафиози - джентльмен, при любых обстоятельствах.), так что он проронил: - Никчемный Тсуна сделал его саморучно, - и в то же мгновение Дымящая Бомба воскликнул: - Я в восторге, Десятый! Он прекрасен! - глаза блондина сияли. Тсуна полностью покраснел, всем своим языком тела показывая, что и не надеялся ни на что. - П-правда?! - Да, он великолепен! И вы сделали его собственными руками?! - Дымящая Бомба поднес вещицу к свету, смотря, как при правильном наклоне в стекле мутного цвета пробегает почти оранжевый огонек. - Я не достоин этого сокровища, но буду хранить его всю свою жизнь! Моментально он повесил его себе на шею, рядом с подвеской с черепом, что поразило Тсуну до глубины души. - Т-ты...не думаешь, что он уродлив или..? - Нет! - прокричал Дымящая Бомба, словно возмущенный христианин, который впервые услышал о сексе вне брака. - Этот кулон — самая потрясающая вещь, которую хоть кто-либо да дарил мне за всю мою жизнь! - он чуть вновь не склонился перед шатеном, но вовремя взял себя в руки и просто приблизился к Тсуне настолько близко, насколько он мог, не нарушая личного пространства своего босса. - Благодарю вас. Правда, благодарю. Клянусь, когда-нибудь я создам что-то столь же безупречное и подарю это вам, как только я смогу, и — О боже, Десятый, вы плачете?! Что-то случилось? Кто это!? Кого я должен подорвать?! - Н-нет, Гокудера-кун, ничего не произошло, просто... - Тсуна рассмеялся и столь чувственно и нежно коснулся рук Хаято, что в Реборне проснулась жажда убить кого-нибудь. Предположительно, Иемитсу. - Видеть, как ты носишь его — сам по себе подарок для меня. Спасибо тебе. - Конечно же я буду его носить! Любой, кто посмеет отклонить ваш подарок, должен быть демоном из самой преисподней!! Назовите мне их имена…! - продолжал и продолжал Дымящая Бомба, не останавливаясь, а Реборн просто покачал головой. Впервые он достал кулон из своего кармана и крепко сжал его. Ему было интересно, заблестит, засверкает ли он ярче при свете, так, как сверкал кулон Дымящей Бомбы, покоившийся на шее юноши. Ну, это всего лишь кулон. Он вернул его обратно в свой карман.***
Когда они возвращались домой, спина Наны была напряженной и прямой, как у манекена. Тсуна вздрагивал с каждым новым шагом. Количество щелей в ее сердце возросло, сквозь них проникала грустная мелодия, состоящая из противоречащих друг другу низких нот. - Мамочка…, - спросил он тихо. -...это была моя бабушка? Она засомневалась, но еще сильнее сжала его руку: - Да, Тсу-кун. - Почему она живет там? Похоже, бабушка ненавидит это место, - Тсуна сам бы возненавидел сидеть взаперти в месте, где в каждой комнате находились сотни разноцветных сломанных сердец, которые молят о том, чтобы кто-нибудь их спас. - Она сильно заболела, Тсу-кун. Еще до того, как ты родился. Бабушка не очень любит твоего папочку, так что обычно мамочка навещает ее самостоятельно, когда папочка здесь, с тобой, Тсу-кун. Но, может, я вернусь туда с тобой… Попытаюсь уговорить ее. Тсуна вспомнил о том, что бабушка говорила маме. Каждое крохотное словечко перекликалось с потрескиванием света вокруг темно-голубого осколка бабушкиного сердца. Такого же осколка, какой висел у Наны. Только он был злее. Темнее. Может быть, он был даже более блеклым. По его спине прошлись мурашки. - Не думаю, что она захочет увидеть меня еще раз… Может, ее расстроило появление Тсуны? Никто в жизни не захотел бы иметь такого слабого, никчемного внука, как он. Он все время спотыкался о свои же ноги, и дети в школе смеялись над ним, потому что он все время смотрел в никуда (на другие красивые сердечки) вместо того, чтобы вникнуть в урок. Может, он настоящая ошибка природы и не должен видеть все эти штуки, похожие на сердца, и бабушка не хочет разговаривать с ним об этом? Но Нана обняла его еще раз и покачала головой. - Нет-нет, конечно же это не так! Она так сильно любит тебя. Она давно хотела встретиться с тобой, но не хотела — знаешь, я расскажу тебе об этом когда ты подрастешь. Бабушка просто удивилась и на этом все. Она всегда была единственной в семье, кто видел сердечки, и вот теперь ты здесь, Тсу-кун. Она...она просто не знала, что делать. Трещины в ее сердце напевали ободряюще, игнорируя печальные нотки, и Тсуна только кивнул, утыкаясь в мамино плечо. Но потом он остановился. - Подожди, мама, ты… ты не видишь их…? Боль отобразилась в глазах Наны, когда она вновь покачала головой. - Нет, не могу. Только ты и бабушка, Тсу-кун. Вы вдвоем единственные, кто остались с этим даром. Тсуна не знал, что и сказать. Он даже представить себе не мог, какого жить, не видя все эти сердца. Нет, конечно же задиры преследовали его, потому что он был странным ребенком, который все время говорил о парящих сердцах, и он не мог никому, кто имел разбитые сердечки, но… они ведь были так прекрасны. Ямамото, мальчик который сидел в углу класса, имел самое неординарное сердце, состоящее из оттенков голубого. Они были похожи на раннее, безоблачное небо. Такое спокойное. Порой, когда Тсуна мельком смотрел на сердце мальчика, он верил, что видел, как дорожки от слез скатывались все ниже и ниже, но яркий небесный цвет оставался неизменным. Но потом, после смерти его мамы, эти дорожки появлялись все чаще, закрывая собой весь свет, и цвет его сердца больше не казался таким теплым. Теперь оно было бесстрастным. Особенно с той огромной дырой, на которой было высечено имя его мамы. Но сияние возвращалось, стоило Ямамото начать играть в баскетбол, и Тсуна не мог отвести глаз. Даже у жуткого Хибари сердце было изящным. Казалось, оно состояло из одного льда, но Тсуне нравилось рассматривать красивую лиловую окраску. Эти цвета были похожи на стаю облаков, которые летали везде, где захотят. Когда Хибари был в хорошем настроении, цвет становился насыщенней и все больше походил на аметистовый или лавандовый. Не то чтобы Тсуна когда-нибудь расскажет Хибари об этом (Его забьют до смерти тонфами прежде, чем он успеет сказать слово). Реохей и Киоко были обладателями самых ярких сердец, которые доводилось видеть Тсуне. Иногда ему приходилось отводить взгляд, ведь их сияние было ярче солнца, такие жизнерадостные. Их сердца блестели в золотых кусках, что слегка покрывали их, словно в доспехах. И если Тсуна любил в себе хоть что-нибудь… то только цвет своего собственного сердца. Конечно, порой оно выглядело потертым, и в нем были свои трещины (с другой стороны, у кого их нет?), но ему так нравились теплые оттенки оранжевого, наполняющие его. Оно было не таким необычным, как у Ямамото, не таким красивым, как у Хибари, и не таким ярким, как у Сасагав. Оно даже и близко не было таким успокаивающим, как у мамы, но это все еще вселяло в него надежду. Может, может быть, если его сердце окрашено в такой цвет… может, он хоть на что-то да годен? Поэтому он не мог представить, как Нана не способна их видеть. Его сердце. Ее сердце. Не способна увидеть, насколько они незабываемы и сколько сил они придают ему каждый день. Он посмотрел на ее сердечко вновь, пальцы его поднялись вверх, к нему, но не дотронулись. - Мамочка, мне так жаль, - сказал он, хоть и не понимал, за что именно он извиняется. Глаза Наны заслезились, но она лишь прижала Тсуну еще крепче к себе. - Тебе не за что извиняться, Тсу-кун. Просто не за что. Я...я так рада, что у меня есть такой талантливый сын, как ты. И он не смог сдержать себя. Он заплакал. Нана может и не поняла, но Тсуна знал, это — первый раз, когда мама сказала, что она гордится им. И он запомнит эти слова навеки.***
Ямамото был идеальным кандидатом на роль Хранителя Дождя. У него были рефлексы прирожденного убийцы. Маска заботы об окружающих, но хладнокровное сердце внутри, не сочетаемое с эмоциями, пока ему не приходится вливаться в коллектив, приспосабливаться к новым людям. Единственна проблема, на взгляд Реборна, заключалась в том, что он не знал, как Тсуне удастся завоевать его верность. Он обязан переманить самых кровожадных хранителей на свою сторону, чтобы растоптать все сострадание мальчишки. Но все будет бесполезным, если Хранители не будут так или иначе нуждаться в Тсуне, они не смогут ему помочь. Благословением мафии всегда были правила подчинения, верность и омерта. Но Ямамото не жил по правилам мафии. Только бейсболом. Время покажет, способен ли он на верность. Если нет, что же, Реборн готов потянуть за нужные ниточки и стереть пацана с лица Земли. То же постигнет Дымящую Бомбу, если он когда-нибудь посмеет предать Тсуну или проявит себя слишком неустойчивым. Он слушал и наблюдал с помощью камер, которые он расставил по всей округе средней школы, за разговором Тсуны и Ямамато, который состоялся после урока физкультуры. -...Что по-твоему я должен делать? - слышал он, как Ямамото спросил мимолетом. Умно, выведывать у почти-что харизматичных людей их секреты. - Н-ну...эм...обычно, когда мне грустно...я-я смотрю на бабушкин стар-рый талисман у-удачи, - Тсуна закинул руку себе под футболку и достал оттуда свой тусклый кулон глубокого синего цвета. Собой он походил на неровный осколок от стекла, которого потрепали в грязи и пыли. Он был таким острым, что был способен запросто перерезать Тсуне горло, если бы он не был осторожен, и в Реборне просыпалось желание содрать его с шеи юноши, ибо выглядел он… опасно. Он видел его мельком, когда Тсуна под действием пули «Посмертной Воли» пробежался только в нем и своем нижнем белье. Эта штуковина вызывала у младенца осознание, что поделки Тсуны намного безопаснее. - Вау, он выглядит довольно старым. Но мне нравится! - ответил Ямамото с располагающей к себе улыбкой. - Да...я просто начинаю держать его в своих руках и говорю, словно она может услышать меня… ч-частенько это помогает м-мне. Я все еще н-ничтожен во всем, за что принимаюсь, но более не чувствую себя безнадежным. - Ха. Как думаешь, где я могу раздобыть похожий? Тсуна удивлено моргнул. - Т-ты хоч-чешь с-себе такой? Глаза Ямамото потускнели, но улыбка не сходила с его лица. - Конечно же! Почему бы и нет? Выглядит он круто! - Ох, - лицо Тсуны расплылось в ответной улыбке, которая заставляла сердце Реборна сжиматься. Как часто этот ребенок искренне улыбается? Он намного больше пошел в мать, нежели ему казалось в начале. - Я мог бы сделать один для тебя! Ямамото отвел взгляд, прежде чем радостно ухмыльнулся. - Ты серьезно? Ты просто нечто, Савада! Сколько он будет стои — - Что? Нет-нет-нет! Он бесплатен! Я не могу брать с тебя деньги! Я принесу его тебе завтра утром! Просто постарайся не переутомиться, Ямамото. Ты всегда успеешь повторить попытку, когда у тебя будет талисман! - скороговоркой проговорил Тсуна и в тот же момент побежал. - Не волнуйся, я не забуду! Он убежал так быстро и с таким нетерпением, что не заметил, как задумчивый взгляд Ямамото преследует его. Но Реборн заметил. И, будучи откровенным, Реборну было интересно, каким образом Тсуна создает эти кулоны. Он следовал по пятам за своим своенравным студентом, но ванная к тому моменту уже была заперта, так что он предположил, что Тсуна делает их поздно ночью. Может Саваде удается пробираться мимо него (Хотя эта мысль безумно задевала гордость Реборна, лучшего киллера в мире. Он бы заметил. Но он не настолько глуп, чтобы недооценивать свою мишень.) Он ожидал юнца в коридоре, размышляя, каким образом они могут заполучить Ямамото в Вонголу, когда услышал приглушенный крик боли. Даже несколько всхлипов после этого. Его жажда крови немысленно возросла и Реборн выбил дверь, чтобы найти Тсуну с покрасневшими глазами, быстро бросающего салфетки в мусорку. - Реборн, ты должен был постучаться! - быстро сказал Савада-младший. - Ты плакал. Что этот Ямамото натворил? - монотонно спросил Реборн, но видя, как Тсуна задрожал, не похоже, что ему удалось скрыть свою кровожадную ауру. Его камеры и микрофоны располагались на всей территории школы, так что Ямамото, должно быть, сделал что-то не то, что-то, что Реборн упустил. Это что-то сильно расстроило Тсуну, и мафиози никогда не желал кого-то убить, только из-за покрасневших глаз, но Тсуна слишком мягок и— - Н-ничего! И как ты вообще узнал, что мы разговаривали?! - недовольно воскликнул шатен. - Т-тебе не стоит шпионить и лезть не в свои дела, Реборн. Э-это...это г-грубо! - Покрасневшие. Глаза. Я жду объяснений. - Аллергия! - мгновенно ответил Тсуна. - Можешь спросить у мамы о ней. Мои глаза начинают слезиться, когда я слишком много времени провожу снаружи. Порой мне приходится оставаться дома, потому что на улице слишком много пыльцы. Реборн застыл, но в отчетах что-то да писалось о чувствительной реакции и аллергии на пыльцу. - Хм. Допустим, - он сделал себе мысленную заметку позвонить Шамалу и поинтересоваться, есть ли у того лекарство против аллергии. Или у пацана будет еще одна слабость перед врагами. В это же время Тсуна выбежал из ванной и выразительно смотрел на него остаток вечера. Реборн все ждал и ждал, но юноша не пытался сбежать ночью ради своих особых кулонов. И все же, следующим утром Тсуна вложил в руку Ямамото стекляшку мутного цвета, в которой аккуратно были высечены катана с пташкой, сидящей на самой верхушке рукояти. Ямамото выглядел пораженным, но потом его губы растянулись в улыбке, словно по команде, прежде чем он нацепил вещицу на себя. Но в этот раз улыбка была настоящей. Что у Ямамото, что у Тсуны. Реборн прищурился и задумался о том, что он что-то упускает в который раз.***
Они возвращались навещать бабушку время от времени. Женщина все еще отказывалась и словом обмолвиться с Тсуной, но так же она посылала ему неохотные, но добрые улыбки что тогда, что сейчас. Ее осколок сиял меньше в моменты упрямства, трещины распространялись все дальше, а сам он погружался в сияние насыщенно-синего цвета. В те же моменты ожерелье Наны также слегка трескалось. Цвет его потускнел недавно так, как потухал бабушкин осколок, и это пугало мальчика, потому что стоило осколку потускнеть, как сердце Наны едва не распадалось на такие же маленькие осколки. Грустный напев становился все громче и спокойно пролетал сквозь трещины. Тсуна не мог не рассматривать мамино украшение и бабушкин осколок, раздумывая, не были ли они одним целым.***
*** Реборн рассматривал теорию о том, что Тсуна всего лишь покупает эти кулоны в одной лавке. Но сами поделки были необычны, и мафиози не удалось найти ни одного похожего. Похоже, только те, с кем Тсуна пересекался, имели при себе такие. Но когда Тсуна находит время, чтобы их создать? Откуда они берутся? Одна лишь гордыня удерживала Аркобалено от возможного вопроса к юноше, и, возможно, только лишь возможно, сам взгляд Савады, который мог последовать после этого вопроса. Мальчишка вполне мог поинтересоваться, где находится кулон Реборна. Мафиози был упрям с рождения, но был способен признать, что он не носит его только из-за того, что это может служить подтверждением его лояльности, а это не то, что Реборн мог себе позволить. В то же время, Ямамото казался совершенно другим человеком, когда он находился возле Тсуны. Его улыбки были неподдельными, стоило брюнету начать разговор с Савадой, и он продолжал искать поводы, чтобы поговорить с ним, потрепать его по волосам и поблагодарить его за талисман. Но также Ямамото оставался приближен к своей команде и смеялся вместе с ними, даже если этот смех был направлен на Тсуну. Это отношение выводило Реборна из себя. Он не мог понять, был ли Ямамото предан мальчишке, но, похоже, тот, как минимум, был привязан к Тсуне, и на данным момент этого хватало вполне. Дымящая Бомба, напротив, всегда был бдителен и выходил из себя, стоило Ямамото очутиться рядом. - Я не доверяю этому типу, - поделился Хаято своими мыслями с Реборном, который молча согласился. В то же время Реборн не доверял никому, кроме Леона. Но это был связанный с ним хамелеон, его партнер, и он был обязан ему доверять. Так что, не суть. - Он может играться с чувствами Десятого. - Продолжай следить за ним, - ответил Реборн. К счастью, Дымящая Бомба уважал его достаточно сильно, чтобы не создавать неприятности. Пока что, по крайней мере. Подачи Ямамото становились все лучше. Более уверенными в себе и свободными, если это вообще возможно. Кулон на его шее сиял не так ярко, как кулон Гокудеры Хаято, но изнутри явно пробивались крохотные лучи. Он неторопливо помахивал Тсуне и благодарил его повторно, но теперь уже не так стремительно искал встреч с шатеном. - А я думал, что эти штуковины для самых близких, - Реборн указал на кулон Тсуны. Тот, который всем своим видом напоминал ему гильотину. - Ась? - подпрыгнул Тсуна. - Ох...ну да, наверное, это так. Я имею в виду, бабушка всегда поступала именно так...но я...я просто не люблю слышать, как люди грустят, так что порой я раздаю кулоны тем, кому, может быть, они смогут помочь. Если они хотят, то могут забирать их. - Слышать? - Я имел в виду «видеть», - смутился Тсуна. - Хмм, - Реборн размышлял, было ли это следствием действия гиперинтуиции его ученика. Быть может, Тсуна способен видеть уязвимые места людей. - Т-так или ин-наче, мне очень н-не нравится вид-деть Ямамото таким п-подавленным...он...Я безумно уважаю его, т-так что… - Тебе следует сделать его своим последователем, - Реборн фыркнул, хоть он до сих пор оценивал надежность Ямамото. - НИ ЗА ЧТО! Реборн, он обычный парень, нам не стоит втягивать его в это! - Так не отдавай свои кулоны кому попало. Люди могут надумать себе чего. - Реборн! Я отдаю их всем, кому захочу! Но разве не в этом заключалась суть проблемы?***
Позже Тсуна спросил Нану об этом. - Ох, это ожерелье? - Нана осторожно достала его наружу и начала перебирать его сквозь пальцы так, как она всегда делала, когда нервничала. Или когда пыталась найти ответ. - Это талисман. Твоя бабушка дала его мне, когда я была еще крохой. Она сказала держать его при себе все время, что он защитит меня. Это настоящее сокровище мамы. Он смотрел на него и размышлял.***
Парочка детей объявилась в городе. Ламбо. И-пин. Бьянки также приехала на пару с Шамалом. И позже боксер, которого знали как Реохея, вломился в жизнь Тсуны, как и Хару, Киоко и Хана. Тсуна всем раздал кулоны так легко и просто, словно воду человеку, которого мучает жажда. Для Ламбо это был шарообразный кулон, видом напоминающий быка, с высеченной на нем меткой грозы. И-пин заполучила кулон в виде цветка, в центре которого изображалась звезда. Для Бьянки он смастерил скорпиона с изображением сердца посередине, а Шамалу достался кулон в виде жука со всем известным изображением здравоохранения, что было высечено на его панцире… со змеей, обвивающейся вокруг креста с крыльями. Ламбо принял подарок своего слуги с радостью, сказав, что ему нравятся коровы. Он с энтузиазмом показывал этот кулон каждому встречному. Порой Реборн был готов клясться, что видел внутри кулона пробегающие оранжевые огоньки, хоть и понимал, что это всего-лишь отражение света. Всего лишь искра. Ламбо прижимал к себе подвеску каждый раз, стоило ему испугаться, а потом говорил, что вещица напоминает ему о братике Тсуне...что кулон такой же теплый и уютный. Даже Ламбо из будущего все еще его носил, все время даря Тсуне мягкие, но печальные улыбки. Мальчишка никогда не отказывал себе обнимать Тсуну и раз за разом повторять, как он благодарен ему за все. То, как Бовино действовал, выбивало дух из Реборна, ибо это был знак, что он был прав, что мафия поглотила Тсуну заживо, потому что паренек был слишком добрым, и, если мафиози не выбьет эту глупость из его башки сейчас, то шатен — Нет. Нет. Он величайший репетитор, которого только можно найти в мире мафии. Тсуна станет достойным боссом и выживет, Реборн просто увеличит нагрузку да количество колких слов. И-пин любила разглядывать свою подвеску на свету и говорила, что она очень красивая, как бриллиант. Но так как она была без очков слепа как крот, Реборн закрывал глаза на ее вкус. Бьянкой всегда двигало вперед все, что было связано с «любовью», и к Тсуне она прикипела в тот же момент, как приняла его подарок. В то же время Шамал лишь пожимал плечами на изделие юного Дечимо, но продолжал его носить. Мужчине никогда ничего не дарили, так что Реборн видел, насколько врач был тронут собственным подарком от своего будущего босса. Реохей заполучил свой кулон сразу после отказа Савады вступить в боксерский клуб. Подросток закричал, что экстремально будет носить его на каждый свой поединок, начиная с этого дня. Его подвеска напоминала собой солнце с нарисованным внутри поднятым кулаком. Парень поделился с Тсуной, что кулон заставлял его чувствовать себя более экстремальным и полным жизни, как тогда, когда он победил бандитов по соседству, не оставив на себе и синяка. У Хару был кулон в виде бриллианта, внутри которого был выгравирован жезл, в то время как Киоко заполучила подвеску, похожую на ту, которая была у ее брата, правда вместо кулака были изображены балетки. Обе девушки носили их подарки вместе с другими милыми вещицами, всем своим видом показывая, что их не волнует то, как неприглядно выглядели их украшения. Каждый раз, когда Тсуна собирался отдать кулон, Реборн не мог вычислить, когда, где и как юноша делал их. Он слышал безостановочный плач в ванной. Много звуков слива. Тсуне под конец года становилось все хуже и хуже. Простуда. Грипп. Лихорадки. Дымящая Бомба и дети всегда укутывали его с макушки до пяток в одеяла, пытались накормить несъедобным супом, который сами же и приготовили, или тем, который принесла с собой Бьянки, пока Реборн оставался на подоконнике и наблюдал за тем, как Тсуна отрубался и видел кошмары. Такой ранимый. Такой доверчивый. Реборн потянул руку в карман и вытащил оттуда кулон. - Поправляйся, глупый Тсуна, - сказал, глядя прямо на украшение. - Я даже представить себе не могу, каким образом ты набираешь себе последователей с помощью своей доброты. Продолжишь также — рано или поздно отдашь такой кулон серийному убийце и найдешь нож у себя в спине. Глупый, глупый Тсуна. Кулон нагрелся в его ладони и ему показалось, будто Тсуна улыбался, так что, должно быть, этого хватит. - Так ты все же его сохранил, - раздался голос со стороны двери и Реборн был готов застрелить любого, пока не остановил себя, осознав, что это Нана. Эта женщина куда более проворная, нежели ему докладывали. Он нахмурился, сделав себе заметку, что стоит перепроверить данные о Саваде Нане еще разок. - Я джентльмен, - заместо этого ответил мафиози. - Я не могу просто так взять и выбросить подарок. - Хорошо, - она серьезно улыбнулась, впервые после того разговора, что состоялся в первое утро его нахождения в доме Савад. - Тсу-кун… он… он вкладывает всю душу в эти кулоны, и, когда люди смеют просто взять и использовать его, или выкинуть их куда подальше...как бы так сказать…, - она застыла. - Я не могу простить такое. Реборн также застыл. Он видел все кристально чисто. Кроха-Тсуна вредит себе, пока создает стеклянные кулоны, и предлагает их детям, которых ему довелось повстречать. Отказ. Стеклянный кулон падает на землю и разбивается. Дети жестоки. Он поднял федору вверх, встречаясь с изучающим взглядом Наны. -… Я его репетитор, - осторожно ответил он, не желая показать свою привязанность и также не желая показаться грубым. Женщина долго смотрела на него, прежде чем она расслабилась, и ее губы растянулись в печальной улыбке. - А я его мама. Более они не проронили и слова, хотя теперь Нана не смотрела на него осуждающе, стоило младенцу отложить кулон в карман.***
В ту же ночь он попытался создать свой первый кулон. Свой первый осколок сердца. Все прошло не так гладко, как он себе представлял. Ему было любопытно. Он был уверен, что мамино украшение — кусочек бабушкиного сердца, что в нем есть сила, которая защищает мамочку! Ему хотелось сделать такой же, чтобы Нана была счастлива, хотелось, чтобы трещины перестали появляться в ее сердце. Недавно они отображались в ней, выкрикивая имя, то, которое Нана шептала, когда готовила в одиночестве, подхватывая зов своей души. Иемитсу, вместе шептали они, Иемитсу, Иемитсу. Конечно же должен существовать талисман (Разве не так бабушка называла ожерелье? Талисманом ведь?), который подарит Нане улыбку, заставит чувствовать себя менее одиноко. Даже если ему надо будет отдать самого себя, он создаст его, талисман который подарит ей тепло в моменты одиночества. Талисман, который заберет у Наны ее бремя. Талисман, который в ответ прошепчет, что все хорошо. Он посмотрел вниз на парящее оранжевое сердечко, которое всегда следовало за ним, сложил руки вместе. Он не знал, что делать, но решил, что если он помолится достаточно усердно, то он сможет подарить ей частичку себя и — - Ай! - Тсуна ударился головой об стену, стоило трещине пройтись по его сердцу. Было больно. Везде. Это даже в сравнение не шло с болью, которую он испытал, когда Мочида-семпай скинул его с дерева. Он чувствовал себя так, словно кто-то взял хирургический скальпель и пытался вырезать в нем дыру, правда боль была не только в груди, но и во всем теле, даже под кожей. Он сгорал в этом болезненном пламени. Он зашипел и резко вернул руки обратно, не решаясь продолжить. Когда мир перестал плыть перед глазами, он опустил взгляд на свое сердце и увидел, что оно пылало в ярком, оранжевом огне. И если бы он мог убежать от собственного сердца… он бы убежал.***
Тсу-кун… он… он вкладывает всю душу в эти кулоны, и, когда люди смеют просто взять и использовать его, или выкинуть их куда подальше...как бы так сказать… Я не могу простить такое. Реборн знал, что тоже не может простить такое. Он смотрел, как Ямамото совершает еще один удачный удар, составляя план о проверке юноши как Хранителя Дождя. Он стащил кулон Такеши и начал ждать.***
Боль постепенно нарастала и нарастала, сердце не прекращало гореть и Тсуна был слишком напуган, чтобы продолжить создавать кулон. Он что, умирает? Он никогда прежде не видел, чтобы сердца горели! Нет, конечно бабушкино сердце всегда окружало сияние, но оно никогда не вредило ей. Ее осколок не истощался и оставался при своей форме, а у Тсуны...ну, не то чтобы Тсуна вообще теперь мог видеть форму своего сердца. Только пламя. Он хотел попросить Нану отвести его к бабушке, но отдернул себя, не желая приносить маме больше проблем. Если он сделает это, ее сердечко может разбиться еще больше. Как часто Тсуна слышал напев, проносящийся сквозь сердце Наны, которое угасало, стоило ей увидеть его отметки? Как часто он слышал, как тоскливое завывание заполняет ее нутро? Нет, он должен пойти самостоятельно. Даже если ему страшно. Он делает это ради мамы. Она должна продолжать улыбаться. И если он уже умирает, то будет лучше, если его будут считать пропавшим без вести. Лучше, нежели она увидит, как ее сын горит заживо, только из-за того, что он случайно зажег свое сердечко. Он сказал маме, что он идет к другу, а Нана выглядела такой счастливой, думая, что у него есть друг, что Тсуна буквально выбежал из дома, сгорая не только в собственной пламени, но и в стыде. Какой же он лжец. Огонь воспылал еще сильнее, словно издеваясь над ним. *** Когда Ямамото проснулся и заметил пропажу, он перевернул комнату вверх дном, пытаясь отыскать кулон. Реборн наблюдал, как юноша чуть не пропустил занятия из-за потери, но, в конце-концов, все равно кинулся в школу. (Скорее всего из-за страха к Хибари Кее, другому кандидату на роль Хранителя, но к нему можно вернуться и позже.) В классе Ямамото делал вид, будто ничего не случилось. Он поприветствовал Тсуну, как обычно ( Вызывая безумную ревность и агрессию со стороны Дымящей Бомбы), а затем пошел болтать со своей командой по бейсболу. Только пустота в глазах выдавала его чувства. Он проиграл матч в тот день. И следующий. И после следующий. Его подачи слабели. Но Ямамото продолжал широко улыбаться и не смел просить Тсуну о новом кулоне. Пока что. Вместо этого брюнет начал заниматься все больше и больше, даже ночью, держась на одной только воле, что вызывало уважение. Но это было так глупо, то, как Ямамото не заботился о своей собственной руке. Слишком большая нагрузка. Слишком большая привязанность к тому, что подумают другие. Не самые лучшие качества для Хранителя, но… было еще что-то, что заставляло Ямамото относиться к себе столько беспощадно. Реборн приостановился и решил посмотреть, какой ход следующим предпримет Такеши. На следующий день Ямамото заявился в школу со сломанной рукой. Он даже не удосужился поприветствовать кого-либо из своих друзей или хоть как-то притвориться. Он поднялся на крышу и его взгляд лег вниз, к самой земле, и в этот самый момент Реборн понял, какую огромную тактическую ошибку он совершил, что он даже не заметил все знаки, но уже было поздно. Какой-то ученик заметил парня и побежал обратно в школу, разносить новости. Ученики собрались толпой, крича Ямамото, чтобы он прекращал шутить, отошел от края, но никто не смел подойти ближе. - Но кто тогда будет побеждать в матчах? - воскликнул один из них, и Реборн до дрожи в коленках хотел пристрелить этого индивидуума, видя, как улыбка Такеши становится все более безжизненной. Они смотрели на обрыв и Ямамото, словно он был смертельной болезнью и мог заразить их, если бы они подошли к нему. Он засмеялся им в лицо, засмеялся сухо и горько. - Слишком поздно, - сказал он. - Если я не могу играть в бейсбол, - если я не могу больше притворяться одним из вас, имел он в виду. - то у меня не осталось причин жить дальше. Он повернулся и приблизился к краю крыши, пока все кричали ему перестать шутить. Перестать играть. Глупцы. Это игра только для таких людей, как он и Ямамото. Игра «найди причину продолжать жить». Но в тот же момент Тсуна ворвался в толпу и растолкал ее, едва дыша и стоя на ногах. Нигде не было видно Дымящей Бомбы. ( Честное слово, этому парню надо быть более бдительным, если он не хочет, чтобы его будущего босса похитили. Если Дымящей Бомбе так не хватает динамита, он спокойно мог бы запугать кого-то, чтобы ему принесли все нужное.) Люди стали шептаться о том, что Никчемным Тсуна подойдет и все испортит, и Реборн был готов застрелить их, ведь то, что он находился там и то, что его пистолет был заряжен патронами — сущая случайность. Но Ямамото был готов отступить назад, словно вскрик Тсуны оттолкнул его. Реборн прищурил свои глаза. - Тсу — Савада, что ты…? - Ямамото, у-умоляю, отойди о-оттуда! - Тсуна ступил вперед, его рука спокойно могла дотронуться до Ямамото, но тот ударил поданную руку. Забор позади него задрожал. - Нет! Не подходи ко мне! - Но — - Ты тоже пришел пожалеть меня? Неудачника Ямамото. Ты-то должен понимать, какого это. Я верил, что смогу вновь стать хорошим игроком с твоим кулоном, но я потерял его. Даже его теперь нет у меня. Несмотря на то, что ты смастерил его специально для меня. Я умудрился потерять его. Я теперь никчемней тебя. Даже не смог использовать твою магию должным образом! - Это не так! - закричал Тсуна во весь голос, прежде чем закрыл рот руками, поражаясь самому себе. Это был первый раз, когда на памяти Реборна Тсуна повышал на кого-то голос, и в собравшейся тишине было ясно, что никто никогда не слышал, как парень кричит. Ямамото с подозрением покосился на него. - Неужели? - среди слащавого тона, Реборн слышал убийственные нотки и готов был сорваться, пристрелить юношу и ему было поебать на то, что Ямамото мог быть Хранителем Дождя. - Считаешь себя лучше меня? - НЕТ! - прокричал шатен еще раз и потом добавил, куда более мягко. - Ты тот, кто лучше. Ты всегда был лучше. Несмотря на всю пустоту и боль в душе, ты продолжаешь улыбаться, продолжаешь стараться из-за всех сил и делаешь все ради того, что любишь. Бейсбола. Вот почему я восхищаюсь тобой. Всегда восхищался. Когда я смотрю на тебя, твое сердце, во мне пылает надежда, что может, может быть и у меня найдется что-то, чему я могу посвятить свою жизнь! Вера в глазах Тсуны, его искренность заставили пальцы Ямамото отпустить прутья. Даже Реборна пробрали слова юноши. - Восхищаешься…? - Да. Да, восхищаюсь. До сих пор. Я думаю, что ты невероятно крут, мне нравится твоя улыбка, когда ты играешь, когда ты на самом деле полон жизни. И мне жаль, - что, пронеслось в голове у Ямамото и Реборна. - Мне так жаль, что ты страдал все это время, а я ничего и не заметил. Может я не хотел замечать. Но тебе не нужен кулон, чтобы быть лучше. Тебя, настоящего тебя, и так достаточно. Так что, прошу тебя, отойди от края. Если тебя плохо или грустно, ты всегда можешь поговорить со мной… или еще с кем-то, раз уж я настолько плох. Но, пожалуйста. Пожалуйста. Не прыгай. Не делай этого. В тишине разносился свист ветра. Ямамото недоверчиво посмотрел на Тсуну. - Я..я потерял его... Тсуна заморгал, его глаза сверкали. -… Прошу простить? - Кулон, который ты сделал для меня… Я оставил его где-то и… - Это только глупый кулон! - закричал Тсуна еще раз со слезами на глазах. В свете солнца они были похожи на пламя. - Я могу сделать еще один, но никто не сможет сделать другого тебя! Это было магия слов Савады Тсунаеши. Слов, которые заставили Ямамото откинуться от забора и кинуться к Тсуне, с удивленными, огромными глазами, как у новорожденного цыпленка, когда шатен прижался к нему, уткнувшись в футболку и громко всхлипывая. Еще один член семьи. Но сегодня Реборн не чувствовал и капли триумфа.***
Он быстро вошел в лифт и ринулся к бабушкиной палате, прежде чем кто-либо из взрослых мог его заметить. Частенько взрослые не обращают на него внимания, но Тсуна не хотел рисковать тем, что они могли поинтересоваться, где находятся его родители. Если он продолжит быть тихим как мышка, то взрослые не заметят его. Пламя потрескивало, словно смеялось, и Тсуна заволновался, так как искра вызвала новую волну боли в его груди, но он спокойно открыл дверь. Бабушка лежала в той же кровати, на том же самом месте, играясь с тем, что осталось от ее сердца и поднося его к свету, заставляя блики света играть внутри осколка. Когда она заметила Тсуна, женщина полностью замерла. - Неужто моя рассеянная дочурка послала тебя наверх в одиночестве? Ей стоил лучше за тобой приглядывать, малой. Никогда не знаешь, какие проныры ошиваются в больницах, - она засмеялась, ее смех походил собой на сдавленный крик гуся. - Эм, - Тсуна подошел ближе, но не дотронулся до кровати. - М-мамочки здесь нет...Я...Я сам сюда пришел… Пожилая леди смотрела на него с открытыми глазами, чудом не свалившись с кровати. - Ты сделал что?! - П-пожалуйста н-не злись на м-мамочку! Я просто х-хотел подарить е-ей т-такое же ожерелье, как у т-тебя, но потом м-мне стало больно и сейчас мое сердце г-горит, и я не знаю ч-что мне делать, а м-мамочка рассказывала, ч-что только вы, кроме меня, м-можете видеть с-сердечки. Я н-не знал, что мне д-делать, трещин в ее с-сердце становилось б-больше и — - Ну-ну! Довольно. Слишком много крокодильих слез, дитя! - она добродушно потрепала его за щеку, а Тсуна удивлено заморгал. Она никогда прежде так не делала. Только прожигала его пронзительным, хладнокровным взглядом и мальчик готов был поклясться, что видел грозу, сверкающую в ее глазах. Он покачал головой. - П-прости… - Не извиняйся, когда ни в чем не виноват. И дай-ка мне взглянуть на тебя поближе, - она притянула его к себе, рука ее крепко держала его плечи. Она взглядом изучала грудную клетку мальчика с тихой тревогой, другой рукой пересекая пылающие угольки, устало качая головой. Ее плечи затряслись, а сама Минори рассмеялась так, словно если бы она этого не сделала, произошел бы взрыв. - Эээм...бабушка? - ему все еще было интересно, умирает ли он, и было ли это причиной истерики старушки. Она покачала головой еще раз, рука прошлась по его длинным седым волосам к более коротким. Ее осколок мягко засверкал, небольшая искорка отразилась вместе со сломанным смехом. - Похоже ты никогда не избавишься от этого проклятия, стоит тебе хоть раз увидеть их…, - она фыркнула. - Что же, ребенок, не стой столбом. Присядь на стул. Видимо придется учить тебя семейному дару, несмотря ни на что, - ее хватка на его плече окрепла. - Позволь сердцам направлять тебя…, - пробубнила она, словно слова ее были проклятиями.***
Кулон Ямамото раскачивался в руке Реборна, пока он рассматривал его. Сколько же проблем из-за этой штуковины. Она была чем-то, что спасло Ямамото и отсрочило время его попытки самоубийства, хоть и ненадолго, пока мафиози не украл украшение, чтобы проверить брюнета. Было ли это только поддержкой или же силой? Он отложил подвеску в карман, подкрадываясь к Тсуне и Такеши. Никем не замеченный, он прислушался к разговору. Крыша опустела давным давно, ибо ученики потеряли всякий интерес в тот же момент, как их идол был спасен, и было понятно, что отлипать от Тсуны он не намерен. Реборн в живую видел, каким взглядом одаривал Ямамото любого, кто пытался оттолкнуть шатена, а потом возвращал свою привычную, дружелюбную улыбку. Жертвы всегда чуют, когда лучше отступить от потенциального хищника. Тсуна никак не отпускал руки Такеши, а сам Ямамото был вполне доволен их положением. - Ты...ты справишься, - проговорил Тсуна, по-большей степени Ямамото, нежели себе. Юноша одарил Саваду теплым взглядом и кивнул. - Да. Конечно же. Знаешь, мне очень жаль, Тсуна. Я вел себя глупо и… - Хватит! Прекрати извиняться за свои чувства. Просто пообещай, что если тебе будет больно или грустно, ты поговоришь с кем-то, кому ты доверяешь, прежде чем попытаться совершить подобное. Я не знаю, что буду делать, если т-ты… - Ну же, - Ямамото прижал его к себе крепче. - У меня теперь есть ты, верно? Мы ведь все еще друзья? Глаза Тсуны расширились в удивлении. - Я...да. То есть, если ты не против! Просто я думал, что ты… но если все… да! Ямамото с легкостью обнял Тсуну в очередной раз, вызывая у Реборна нервный тик. - И еще кое-что, - добавил он мимолетом. - о том, что ты Никчемный. Мне не нравится, когда ты плохо о себе отзываешься. Это делает мне больно, понимаешь? Поэтому прошу, никогда не повторяй этих слов. Смех Тсуны был сухим, но стоило ему рассмеяться, кулон в кармане младенца стал ярче. Теплей. - Я сделаю для тебя еще один кулон! - Что? Правда? Но он мне больше не нужен… - Посмотрите-ка, что я тут нашел, - наконец вышел в к ним Реборн, держа в руке кулон Такеши. Облегчение на лице Ямамото и благоговение Тсуны полностью покрывали собой его внезапное появление. - Ох, боже, спасибо, малыш! Я думал, что потерял его навеки, ха-ха-ха! - Ямамото приблизился к нему, чтобы забрать украшение. - Ты настоящий герой, Реборн, - согласился с ним Тсуна, несмотря на то, что именно Ямамото потерял кулон изначально. Реборн застыл и в следующий момент отскочил от руки Ямамото. - Подожди. Прежде чем заберешь его себе обратно, ты должен знать, что Тсуна вложил всего себя в эту поделку. Она единственная в своем роде и отдается только самым близким, - он специально игнорировал возражения Тсуны. - А это значит, он доверяет тебе. Не смей потерять его еще раз. - Не потеряю, - ответил Ямамото, и в его взгляде Реборн видел самого себя в тот самый день, когда он впервые поклялся верности своему Небу. Луче. До того, как она предала их всех. До того, как она умерла. Истинное Небо — иголка в стоге сена, настоящее сокровище, если ты сможешь отыскать его. Тсуна.. Тсуна стоил многого, и Реборн не мог позволить каким-то мимо проходившим Хранителям сломать мальчишку. Другой кулон, тот, который принадлежал Реборну, словно вновь горел в его кармане, и мафиози теперь не отказал себе в желании достать и прижать его к себе. Он вернул кулон-катану обратно, и Ямамото сразу надел его на себя. И быстро поцеловал украшение. - Спасибо, - только и проронил Ямамото. Реборн догадывался, что брюнет понимал, каким образом пропал его подарок на несколько недель. Прирожденный убийца, в конце-концов. А теперь еще и преданный Небу Хранитель Дождя, который видит перед собой только свою семью. Их всех магнитом тянуло к Тсуне, без какой-либо помощи Реборна. И они хотели остаться с юношей. Без сделок или манипуляций. Только ради слов своего Неба. Глупое сочувствие. Но все то время, как Тсуна смотрел на него с благодарностью, Реборн не мог понять, было ли это слабостью. И эти чувства настораживали.***
- Запомни, ты должен отдавать кулоны только тем людям, о которых ты заботишься. Которых ты всем сердцем хочешь защитить. Делай это как можно реже, - предостерегала его бабушка. Звучало довольно просто. У Тсуны и друзей толком не было. Только Нана. И, быть может, папа, если он вернется. (И не забудет сотню раз извиниться перед мамочкой). Ну, и бабушка Минори. Трое человек не казались чем-то огромным. - Ребенок, ты хорошо меня услышал? - давила на него старушка. - Создание осколков из сердца вредит тебе. Каждый раз, стоит тебе его сделать, частичка твоей жизни уходит из тебя. Ты становишься более уязвим к болезням. И если кто найдет твои осколки сердца и попробует разбить их, ты можешь умереть. Тсуна кивнул. За все нужно платить. Цена казалось достаточно разумной на его взгляд. К тому же, ему всего семь лет! Вся жизнь впереди! Бабушка устало вздохнула, когда увидела его наивное помаргивание в ее сторону. - Как же это неправильно… ты такой юный и уже уверен, что знаешь все на свете! Ладно, замечательно, почему бы мне не рассказать тебе сказку взамен? О том, как твоя семья начала видеть сердца и расщеплять свою собственную жизнь на осколки. Может быть, тогда ты и поймешь.***
Дымящая Бомба ненавидел Ямамото небезосновательно, его положение Правой Руки Тсуны и значимость для шатена были под угрозой. На самом деле, Реборн мог понять точку зрения Гокудеры. Ямамото всегда искал физического контакта с Тсуной, клал руку ему на плечо и убеждал, что с ним все хорошо. Это действовало на нервы. Вся самоотверженность поступков и языка тела Ямамото были красной тряпкой для Дымящей Бомбы, который был идеальным кандидатом на роль Хранителя. Но Реборн все еще хотел проверить их. Да, они преданны Тсуне всей душой, но способны ли они его защитить? Пока что они были готовы работать друг с другом, несмотря на все различия подростков, ради защиты их босса, и каждый из них в той или иной степени уважал другого, но дух соперничества все еще витал в воздухе. Они нуждались в проверке. Против настоящей угрозы. И тогда, и только тогда Реборн сможет увидеть, насколько сильна преданность Дымящей Бомбы Тсуне и его жизни, нежели Вонголе. Он должен позвонить Дино. К раздражению мафиози, Дино рассмеялся, стоило Реборну попросить об услуге. - Ваушки, не припомню, чтобы ты был настолько строг, когда проверял моих людей! К тому же, ты заставил меня проверять их самолично! Неужели есть что-то иное в юном Дечимо, раз ты столь кардинально поменял свои методы? Реборн замолчал на мгновение. - Приезжай и сам увидишь, - он повесил трубку, оставив Дино в смятении. Спустя некоторое время он увидел, что Савада-младший привлек к себе еще одного потенциального Хранителя. Опять же без помощи Реборна. Хибари ошивался около класса Тсуны до того, как прозвенел звонок. Ямамото и Дымящая Бомба всегда прикрывали Тсуну с двух сторон, не давая хулиганам увидеть его, но сегодня Хибари угрюмо и сурово, как раз в своем стиле, подошел к травоядным и приказал отойти от Пташки, чтобы они могли поговорить наедине. Занимательно. Реборн запрыгнул на плечо Тсуны как раз в тот момент, когда юноше удалось убедить Хаято, что Хибари не планирует навредить ему. Дымящая Бомба проворчал, но отошел к двери, пока Ямамото прошелся ледяной улыбкой по Хибари и похлопал Тсуну по плечу, прежде чем присоединиться к напарнику. Хибари посмотрел на Реборна и пожал плечами. Получается, присутствие «младенцев» не вызывает у главы комитета никаких проблем. Хм. - Эм… т-так вы хотели о-обсудить что-то с-со мной, Х-Хибари-семпай? - Твой кулон. Челюсть Тсуны поздоровалась с полом. - Вы все еще храните его? - Тс, - Хибари достал кулон в виде крыльев, перья которых подчеркивали цвет его рубашки. - Я… В-вау… Я не д-думал что… с-спасибо — - Не трать время на утомительные благодарности, Пташка. Я ненавижу праздные разговоры. Мне только хотелось проинформировать тебя, что твой талисман исправно выполнил свою работу, когда я забивал до смерти некоторых травоядных, которые не желали подчиняться. У тебя есть моя благодарность. В качестве награды, в следующий раз я не забью тебя до смерти, когда ты опоздаешь в класс. Но только единожды. Тсуна покраснел и начал заикаться еще сильнее. - Тихо. Или я изменю свое решение, - проворчал Хибари, стоило ему развернуться. - Я… я знаю, что вы не любите подобное, но спасибо вам огромное! Правда, спасибо! Я… я очень рад, что он помог вам! Хибари приостановился в конце коридора, но все же дал кивок принятия. На секунду Реборну показалось, что он видел улыбку, но в любом случае, это не было в духе кого-то, как Хибари Кея. Но в итоге глава дисциплинарного комитета ушел. - Так-так-так… похоже, и у тебя есть полезные связи, Никчемный Тсуна… - пробормотал Реборн. - И когда ты собирался мне сказать, что отдал кулон Хибари, а? - Ай-ай-ай! Это мои волосы! - Знаю. - Боже, Реборн, ты такой вредный, - пробормотал Тсуна. - Ты никогда не спрашивал. Это произошло давным-давно. - Так расскажи сейчас, - он спрыгнул, превратил Леона в пистолей и сделал вид, будто спустил предохранитель. Но сейчас Тсуна лишь закатил глаза, не отпрыгнул в ужасе. И по какой-то причине это поражало Реборна. Тсуна присел так, чтобы их глаза были примерно на одном уровне. - Мне было восемь, и, когда меня задирали и почти избили, он спас меня, а я хотел его отблагодарить, так что решил подарить ему кулон. Но я был так напуган отдать его самолично, что просто-напросто отправил почтой, а Хибари-сан никогда не одевал его при мне, так что я подумал, что он возненавидел его, - губы Тсуны медленно растянулись в улыбке. - Не могу поверить, что он хранил его у себя. Все это время… обычно люди просто… Реборн сузил глаза, и Леон в его руках дернулся, готовый пристрелить любого. - Обычно… ? - Ох, они, как бы сказать помягче… они выкидывают их куда подальше. Или ломают их. То есть, я не очень хорош в этом — - Тогда они невероятно тупы. Ты должен быть рад, что эти люди больше не окружают тебя. - … Правда? Тсуна застыл, его эмоции были у Реборна как на ладони. Мафиози мечтал найти каждого, кто разбил сердце этому мальчику, мечтал преследовать их до последнего дыхания жертвы, а потом сломать их. Так же, как они сломали кулоны Тсуны. Осторожно, Реборн достал из своего кармана кулон и продемонстрировал его Тсуне. - Правда. Он вернул кулон на место. Это не было признанием альянса. Ни в коем случае. Он просто пытается успокоить почти разломленное Небо, истинное Небо. Каждый на его месте поступил бы также. Это было инстинктом на уровне пламени. Но потом Тсуна приблизился, его пальцы нежно прикоснулись к крошечкой ладони Ребона, прежде чем подросток отскочил и пробормотал тихое спасибо. Ладонь Реборна стала такой холодной, стоило руке Тсуны исчезнуть. Он не позволит заполучить себя. Его пустышка так же тяжела, как и кулон в его же кармане. Он не может позволить себе этого. *** Однажды, жила на этом свете женщина, которая видела сердца других людей. Если сердца плакали в агонии, она была проклята стоять и ничего не делать. Если сердце человека было зло и жестоко, но сам он ходил со лживой улыбкой на лице, она слышала это, видела это, но не могла ничего поделать. Почему люди прячут настоящих себя? - спрашивала она. Почему должны они страдать и притворяться счастливыми? Хотелось бы мне быть счастливой ради них. Хотелось бы мне заполнить их трещины и дыры своими собственными осколками. Но, увы, ни один смертный не способен разделить чужую боль. Только наблюдать и пытаться помочь так, как только может. А что, если бы ты могла забрать чужую человеческую ношу себе? Если бы ты могла облегчить страдания дорогих сердцу людей? - спросил чей-то голос позади. Чем бы ты заплатила? Женщина обернулась и увидела мужчину с шахматной маской, стоящего в тенях. С улыбкой, что могла заморозить хоть тысячу океанов. Но она была в слишком сильном предвкушении, чтобы бояться. Всем, ответила женщина. Я так хочу помочь им всем. Мужчина с шахматным лицом поклонился ей и сказал: ценой твоей будет тысяча детей рода твоего. Все они будут прокляты иметь доброе, сочувствующее сердце. Или стать жестокими людьми, дабы не мучиться. Не это ли то, чего ты желала? Да, закивала она, обезумевшая от всей симфонии сломанных сердец, что ей доводилось слышать всю свою жизнь. Знающая, что скоро все их боли станут прахом. Да, прошу вас, да. Каждый раз, стоит отдать тебе часть твоего сердца другому, ты будешь терять каплю своей собственной жизни. Ты станешь легкой находкой для болезней. Твое сердце будет уменьшатся и разбиваться на осколки. Это не имеет для меня значения, ответила она. Все ради этих заблудших душ. Как милосердно, протянул Шахматноголовый и протянул свою руку. Но есть еще кое-что — каждый раз, как твой дар будет отвергнут, ты будешь чувствовать, словно тебя пронзили ножом. Шрамы образуются у твоей груди, больше и сильнее с каждым разом, как тебя отвергнут, как твои осколки разобьются еще раз. По одному шраму на каждую частицу. Ты никогда не найдешь спасения. Конечно, согласилась женщина. Все ради красок сердец, которые могли опустошится из-за других. Как благородно, - человек с шахматным лицом снял свою шляпу. Самое худшее заключается в том, что ты будешь калечить и разламывать саму себя, чтобы сердце твое разбилось на осколки. Слезы твои закалят форму того, что раньше было частью тебя. Сама ты будешь проливать те же слезы, что и обладатели твоего сердца. Твоя кровь прольется, если хранители твоей души будут истекать кровью. Ты разделишь их боль, их надежды и болезни. Ты будешь страдать, чтобы они страдали меньше. Если это уберет ношу с их плеч, то я готова на это, поклялась она. Все ради дара, который бы помог лечить души, а не дотрагиваться до них и делать людям лишь больнее. Если и это тебя не останавливает… Наследники крови твоей продолжат видеть сердца. Они будут разделять свою собственную душу во имя других. Будут, пока сильнейший из твоего наследия не поможет мне восстать. Все они вернуться ко мне. Это ли то, чего желаешь ты? Обезумевшая от того, скольких она сможет излечить, женщина кивнула. Говорят, слезы ее превратились в кровь спустя месяц, ибо столь много сделала она осколков, что было и не сосчитать. Столько, что ничего внутри нее не осталось. Говорят, была она столь безумна, что мужчина с шахматным лицом позаботился о ее ребенке, дабы род ее продолжал жить. Говорят, стоило ей отдать последнее, что в ней осталось, тело ее сгорело и разлетелось прахом по земле. Вот почему мы не отдаем все наше сердце, дитя. Вот почему мы должны оставить что-то себе. Не потеряй себя, ребенок. Не люби столько же сильно. Иначе станешь ты пылью да искрой огня в конце. Ты ведь можешь пообещать это мне? *** Тсуна пообещал. Но то было клятвой, которую не мог он сдержать.