***
Лисицын нервничал. Хотя нервничал - слишком слабо сказано. Он был на взводе. А поэтому уже битый час мерил шагами свою небольшую гостиную, наворачивая круг за кругом, как ослик. Нет, это же ведь ни в какие ворота не лезло! Этот старлей Субботин ему сразу не понравился. Странный он какой-то. Ладно, это уже не он решает, кого на работу брать. Если Рогозина взяла, значит опер хороший. И да, опер он действительно неплохой. Вот только проработав с майором неделю, Леонид почему-то решил, что Константин Львович ему самый лучший друг на всю контору. А потому начал интересоваться кхм... так сказать "опытом" товарища майора в соблазнении девушек. Лисицын от такого, конечно, прифигел, но пару советов дал. Ну мало ли зачем юнцу надо? Только вот в том, что они до сих про рабочие, он не был уверен, потому как на его единственно любимую 10 лет назад они не подействовали, что привело впоследствии к "затяжной" войне за сердце капитана, а теперь уже майора Соколовой. А потом он все реже стал попадать в пару с Субботиным. Это, в принципе, не очень огорчило майора, но потом ему перестали ставить смены и с Соколовой, что сильно огорчало. И так только рабочие отношения свелись к минимуму, потому что они теперь даже не пересекались: то у него выходной в ее смену, то у ее. Так бы продолжалось наверное еще долго, если бы на одной из посиделок Шустов случайно не проговорился, мол, за Юлькой-то старлей новенький ухаживает, и потом Лисицын не явился бы на следующий день в свой законный выходной под предлогом "отчеты закончить" и сам бы все лично не увидел. И сейчас он просто негодовал. Нет, ну это же надо! Какой-то сопляк Юльку у него отбить решил! Но за напускной злобой прятал страх. Страх что этот самый сопляк и вправду уведет Соколову и будет с ней счастлив. Лисицын ведь уже не молод, да и не такой романтик, как молодой старлей. А что если и правда Юле будет с ним лучше? Нет! Это его Юлька! Его и ничья больше! И теперь это нужно доказать.***
Юля сидела в кресле, укрытая пледом и думала, нервно теребя краешек того самого пледа. Возвращение биолога Максимовой ее сразу напрягло. В лаборатории им хватало одной красотки - Амелиной, за которой уже с десяток лет хвостом увивался Тихонов, а вот за Дашей... Еще и Шустов масла в огонь подлил, ляпнув, что незадолго до ее ухода у Лисицына с ней был бурный роман, который они даже и не думали скрывать. И что теперь? Теперь (по словам все того же Шустова) она стала в разы красивее и значит... О том, что это может значить, Соколова не хотела даже думать. Да, она дает отпор майору уже почти 10 лет, не позволяет перейти ту границу, которую могли перейти уже давно, но все равно считает своим. И почему-то всегда казалось, что такие их отношения - его беготня за ней, навязчивые ухаживания и надоедливая забота - будут вечны, что у нее никогда не будет соперниц, что никто не посмеет забрать у нее ее майора. А что теперь получается? За долгие годы Константину Львовичу могло надоесть бессмысленно бегать за гордым майором, а значит, что он может переметнуться к той, кто его ждет (вопрос, ждет ли, не воспринимался, потому как Соколова была просто уверена, что ждет). Вот только Лисицын априори был только ее. Ничей больше. Ее и точка. И теперь этому надо было найти подтверждение.***
Самобичевание могло довести Соколову до белого каления, а товарища майора до госпожи Максимовой, пока она тут сидит и рассуждает. Поэтому Юлия быстрым движением откинула плед и резко поднялась. Ей срочно необходимо поговорить с Костей. Да, именно сейчас, в субботу в полпервого ночи, когда назавтра обещан единственный выходной. И пусть она будет выглядеть полной дурой в его глазах, но все-таки она должна заявить свои права на него. Господи, да какие права вообще? Он - ее безоговорочная собственность, которую ни с кем делить девушка не собирается. Да, Соколова та еще эгоистка. Чтобы не потерять всю свою уверенность, Юля в один миг оказалась в джинсах и теплом свитере. Надела ботинки и небрежно набросила пальто, прихватив с собой шарф, - решила дособираться прямо в парадной. Лифт не работал, поэтому пришлось бежать пешком с 7 этажа. С силой распахнув парадную дверь - не хотелось терять ни секунды, девушка буквально впечаталась в чью-то сильную грудь. Подняла голову, уже готовясь распинаться в спешных извинениях, и... застыла. Перед ней стоял тот, к кому она так спешила. Лисицын тоже не ожидать ее здесь поймать, поэтому стоял и просто разглядывал ее. Осознание того, что медлить больше нельзя, нужно действовать прямо сейчас, пришло как-то спонтанно. Майору надоело загоняться, корить себя, сомневаться, злиться. Поэтому Лисицын в тот же момент собрался и поехал к Соколовой. Там он ей все расскажет и пусть она уже сама решает, с кем она хочет быть: с ним, со старлеем Субботиным, и хочет ли вообще с кем-нибудь быть. Пусть он будет выглядеть полным дураком в ее глазах, но он хотя бы попытается. И вот возле самой парадной, когда уверенность уже почти исчерпала себя, Константина Львовича практически сбивает девушка. Маленькая, хрупкая, но, как оказалось, боевая. Иначе охарактеризовать Соколову, которая, кстати, тоже куда-то сильно спешила и которая никак не ожидала его здесь увидеть, он не мог. Они стояли, переминаясь с ноги на ноги и не решались заговорить. Все как-то слишком быстро происходило: они-то думали, что у них еще будет время собраться, подготовиться у входной двери, а оказалось вот оно как... И даже шутить как-то не приходило в голову. Если бы раньше Лисицын сказал бы что-то вроде "Девушка, а что это вы делаете здесь одна в такое позднее время?", а она бы спросила, куда так несется товарищ майор, то сейчас этого почему-то даже не хотелось. Может потому что тема для разговора слишком серьезная, чтобы начинать ее с шутки? - Юль, - мужчина начал первым, понимая, что Юля так и будет продолжать его удивленно рассматривать с ног до головы, будто видит в первый раз, - нам нужно серьезно поговорить. В общем, я не знаю, что будет дальше и будет ли вообще что-то, но не сказать я этого не могу, - он говорил медленно, с запинками, часто прерываясь и тщательно подбирая слова. - Мне очень не нравится твое общение с Субботиным, вернее то, как он к тебе относится и как ты позволяешь ему к себе относится. Я все могу понять, но... - на этих слова Соколова вопросительно изогнула бровь, а он, выдохнув для успокоения, продолжил, тихо и уверенно: - но я люблю тебя и не хочу ни с кем делить. Нет, я пойму, если... Договорить майору не дал задорный смех напарницы. Константин Львович очень сильно хотел обидеться, но обижаться на девушку как-то... не по-мужски? Но тем не менее, сейчас Соколова стоит напротив него и смеется над ним. А ведь он до последнего не хотел верить, что нафиг не нужен ей со своими чувствами. - Костя, - девушка уже перестала смеяться, только солнечно улыбалась и вытирала рукой выступившие от смеха слезы, - у идиотов мысли схожи. Я тоже, - улыбка пропала, сменившись какой-то неловкостью что-ли , - я тоже ехала к тебе, чтобы поговорить. Я тоже люблю тебя, Лисицын, - неловкость прошла, появился задор, - и если ты посмеешь снова закрутить с Максимовой... - она по-женски ткнула ему пальчиком в грудь, в то время как его руки давно уже покоились на ее талии. - Господи, Соколова! - он тоже уже чуть ли не смеялся. - Я же только тебя люблю, ты же знаешь! - Ну теперь знаю, - эту фразу она буквально выдохнула ему в губы.