***
Серёжа пошебуршал ключами в двери, открывая верхний замок. За его спиной стояла перешучивающаяся компания друзей, которым не терпелось попасть в тёплую квартиру после холода московской зимы. Безусловно, там их ждал чай, кофе, и, скорее всего, сразу что-то погорячее. Но у двери были другие планы на сегодня. Она и не собиралась пускать в квартиру хозяина или, боже упаси, гостей. Наконец Шурик, стоявший ближе всего к незадачливому хозяину квартиры, решил, что друзья прекрасно поболтают без него, а Серёгу надо спасать. Он отодвинул начинающего нервничать товарища в сторону и смерил дверь деловитым взглядом. — Эй, кибера! — насмешливо крикнула Алиса, — вы там что, ракету в космос запускаете? Может, Сыроежкин сам дверь сдюжит? — Алис, ну чего ты, — одёрнул её Семён, который до сих пор чувствовал себя виноватым каждый раз, когда рыжая поддевала его друзей, — наверное, замок заклинило. — Да ничего тут не заклинило, — пробурчал Шурик, — голова у Эла заклинила. Женя же всегда запирает нижний, когда дома никого. — А ты почём знаешь? — не унималась Алиса, для которой вся эта ситуация была поводом повеселиться, — книжки к ней читать ходишь? Камасутра, вот это вот всё… — Двачевская, иди в жопу! — бывшие кибернетики были единодушны в своей оценке замечательной шутки. Лена густо покраснела. Семён захотел провалиться на первый этаж. Электроник забрал ключи у друга, открыл злосчастный нижний замок и впустил заждавшихся друзей в квартиру. Пока все разувались, он пробрался к Шурику и начал виновато: — Саш, ты прости, глупо вышло, я просто разволновался, что мы вот так вот, а я Женю не предупредил, а она одна раньше, ей же на всех принести, я надеялся, может мы… — Уймись, голова пухнет, — ободряюще улыбнулся Шурик, — Сейчас всё организуем. Кто-то соберёт стол, а кто-то встретит Женю с пакетами. Сём! — Чего? — Кого за пакетами отправим, а кто стол собирать будет? Внезапно в разговор вклинилась Алиса. — Так, а чего это вы уже без нас всё решили? Вас, шалопаев, кто главными назначил? — рыжая хитро прищурилась, — У нас в стране теперь демократия, так что извольте и нас спросить, да, Лен? — Д-д-да? — неуверенно промямлила подскочившая от неожиданности Лена. Электроник с Шуриком переглянулись, а Семён довольно усмехнулся. «Ни себя, ни меня, никого в обиду не даст! Хотя сейчас просто жопится.» — Так вот, товарищи мужчины. Слушай мою команду! Мы с Ленкой идём встречать Женю, а вы пока соберите стол, скатерть сообразите, тарелки поставьте. Бутылки без нас не открывать! — Как-то это неправильно, — нахмурился Шурик, — чего вам тяжести таскать, когда мужики есть. Давай лучше мы с Серёгой стол соберём, а Сёмка с вами пойдёт. Или вы с ним идите, Эл соберёт стол, а мы с Ленкой посудой займёмся. Покажешь где что, Серёж? — он обернулся к Электронику, расценивая свой вариант как самый логичный, а потому обязательный к исполнению. Большинство собравшихся знало, что это не так. — Стоять-бояться! — Алиса подбоченилась и смотрела на Сашу с насмешливым вызовом. Задорные искорки сверкали у неё в глазах, — вы дверь вдвоём минут пять открывали, стол будете до весны собирать! Да и охота нам с посудой и скатертями возиться, мы лучше по улице пройдёмся, потрещим между нами, девочками. Так что идём мы с Ленкой и баста, — Алиса подкрепила весомость своих слов уверенным кивком. — А я согласна с Алисой, — неожиданно поддержала рыжую Лена, — Женя с радостью поболтает с нами, пакеты мы без проблем донесём втроём, как-то до дома мы их носим и не умираем. Да и на посуду уже нет сил смотреть, хоть на посиделках возьмите это на себя, блин! Лена сперва недовольно сморщилась, вспоминая быт, а потом ласково улыбнулась мужу. — Всё будет хорошо, Саш. Не переживай, не сахарные, не растаем. Вы тоже пока свои мужские темы обсудите. Но только не начинайте без нас, хорошо? — Конечно, Лен, — Шурик совсем не был уверен в правдивости своих слов, — мы ни-ни. Он с надеждой посмотрел на друзей. Те отчаянно закивали. — Никогда! — Ни за что! — Ни капли в рот, ни сантиметра в… — Семён! — Молчу! А вы поторапливайтесь, а то Женя сама без вас всё принесёт, помощницы хреновы! Алиса подошла к мужу и поцеловала его. — Смотри у меня, Персунов! Веди себя хорошо, за киберами следи, а то они из стола самолёт соберут. И не пей! Без меня. Шурик обнял Лену, что-то прошептав ей на ухо, от чего та радостно рассмеялась. Электроник стоял, переминаясь с ноги на ногу и немного волнуясь. Он был очень рад, что Жене не придётся тащить сумки одной, но с ужасом понял, что не помнит, где у них лежит скатерть и стоят тарелки. — Так, а Женю нам где ловить? — обернулась Алиса, стоя в дверях. — Она в универсаме, у метро который, да, Серёж? — Угу, всё верно, — кивнул Сыроежкин Токаревой, — туда всегда ходит. Только это, по левой стороне идите, по правой мы не любим, там ветрено. В метель вообще абзац. — Поняли, приняли! Не унывайте без нас, вы мальчики большие! Но вот уже хлопнула входная дверь, и Семён, просияв, обернулся к парням. — Ну что, по маленькой?***
Женя с сосредоточенным видом буравила взглядом прилавок с колбасными изделиями. Делала она это последние десять минут, потому продавщица начинала неодобрительно коситься на неё. В голове Сыроежкиной шёл неравный бой между списком покупок и семейным бюджетом. Второй как раз собирался подписать акт о безоговорочной капитуляции. Из-за невозможности уместить в одной парадигме нормально накрытый стол для гостей и необходимость что-то есть до следующей зарплаты, Женя выглядела даже мрачнее обычного. Именно по этой причине, продавщица не решалась гаркнуть что-то в духе «Берите или не торчите у прилавка! Покупателям мешаете!» «Конечно, Серёжа друзей наприглашает, а потом мы втроём две недели будем газеты жевать. Докторская почти сто рублей, куда это годится» Женя тяжело вздохнула, подумала традиционное для таких случаев «Как-нибудь перебьёмся» и открыла было рот, чтоб нанести решающий удар по кошельку фразой «Полкило докторской и сервелата грамм триста», как ей на плечо легла рука. — Что, Жужелица, распугиваешь покупателей своим мрачным видом? Как я вижу, похороны семейного бюджета идут полным ходом, принимай соболезнования! — Я тоже очень рада тебя видеть, ДваЧе, — процедила Женя сквозь зубы, не оборачиваясь. — П-п-привет, Женечка. — Привет, Лен. Вы чего тут? Серёжа не смог довести вас до дома? — Да нет, просто Алиса предложила нам встретить тебя с сумками, ну мы и… — Ты же понимаешь, мужчинам этого доверять нельзя. Пойдут в универсам, но по дороге потеряются в рюмочной, — перебила Токареву Алиса и заговорщически подмигнула Сыроежкиной. Женя улыбнулась. Она была рада видеть подруг. В юности они не очень ладили, но с годами каждая смогла разглядеть в другой близкого человека. Алиса больше не виделась хамоватой задирой, за её подколками и шпильками обнаружились большое сердце и добрая душа. Тихая и спокойная Лена в нужной ситуации всегда была готова придти на помощь. Да и сама Женя, хоть и продолжала иногда ворчать, давно уже показала себя, как человек, к которому всегда можно обратиться за советом, а кроме того, как любящая и надёжная подруга. — Ну, здорово, что пришли. Я как раз закругляюсь, вот колбасы хочу взять, и выпить нам что-то нужно. Она перевела взгляд со здоровенных сумок, стоящих на потёртом кафеле, сперва на прилавок с колбасами, а потом на находящийся неподалеку вино-водочный. — А Саша принёс спирт, — застенчиво пробормотала Лена, пряча глаза, будто её ужасала сама мысль о том, что кто-то может пить спирт, — чистый, этиловый, оптику в институте протирают… — А мы с Сёмкой литр коньяку! За последний концерт денег заплатить не было, выдали натурой! Хороший коньяк, армянский… Наверное… Там бутылки без этикеток, — усмехнулась Алиса, — мы их продаем, помаленьку. Никто не жалуется. Да и мы пока не умерли. Женя облегчённо вздохнула. Алкоголь был одной из самых значительных трат, запланированных на этот вечер. Мужчины пили как кони, да и девушки часто не отставали. Время было тяжёлое, способов расслабиться отчаянно не хватало. Но теперь эту позицию можно было смело считать закрытой. — В твоём спирте не сомневаюсь, Лен. А вот от коньяка подвального слепнуть не хотелось бы… — Да говорю же тебе, никто не помер! Я даже тебя вроде вижу! Хотя это сомнительный плюс… — завелась Алиса. — Ладно, ладно. Шучу. Вам с Персуновым я верю, как своему мужу. — То есть никак. — Ладно, как себе. — Так-то лучше, но всё равно не убедительно! — рассмеялась Алиса Лена взволнованно наблюдала за перебранкой подруг, понимая, что всё это несерьёзно, но очень волнуясь. — Девочки, а может, пойдём? Чего вы, в самом деле… Только я Саше сигарет куплю… Он забыл. — Подруга, не переживай! — Двачевская подмигнула Лене, — мы знали, куда идём, а потому Сёмка захватил блок чудесной красной «Явы»! — Пачка хоть твёрдая? — скептически проскрипела Женя. — Обижаешь! Он Персунов, а не Чубайс. Конечно, мягкая! Совсем как «Мальборо», только дешёвые и на вкус дерьмо. — Ладно, нищие не выбирают. Шучу я. Женя примирительно улыбнулась. — Так-то лучше! Бери свою колбасу и потопали! Пока Женя расплачивалась за полкило докторской и полкило сервелата, «гулять так гулять, на напитках и сигаретах сэкономили, можно и колбасы взять», Алиса с Леной подхватили сумки. — Ууух! Блин! — О-о-ой! — Женя, как ты это носишь?! Ты кирпичей накупила? — Сама посчитай, сколько вас! — огрызнулась Женя, — Толик ещё и жрёт как не в себя. Хлеб белый-чёрный, шпроты, сайра, макароны, картошка, морковка, лук, куры синюшные, колбаса… — Да поняли мы! Пир на весь мир! Толика, кстати, не будет, у них там собрание на заводе, профсоюз бастует, руководству плевать. Всё как всегда. — Жаль, но хоть еды на неделю хватит. — Это точно! — Ладно, пошли. Своя ноша не тянет. Алиса предусмотрительно застегнула синее пальто, взяла пакеты и призывно посмотрела на подруг. Когда они вышли из магазина, рыжая внезапно поставила сумки на грязные заснеженные ступеньки и начала рыться в карманах. — Двачевская, ты чего, потеряла что? — Погодите, погодите… Алиса извлекла из недр пальто цветастую пачку и хитро улыбнулась. — Американские, ментоловые! Мужики и «Яву» покурят, но мы - благородные дамы, нам это не к лицу! — Я не буду, наверное… — Ой, да брось, Лен! Хорошие-е-е, вкусные-е-е. Алиса закатила глаза, изображая, какие же замечательные у неё сигареты. — Ох, Двачевская, мало тебя вожатая ловила, сама куришь и других учишь, — усмехнулась Женя, — давай сюда свою отраву! — Другой разговор! — И мне тогда… Алиса раздала сигареты и ещё пару минут девушки прикуривали на холодном зимнем ветру. Он трепал сумки, полы курток и всеми силами задувал маленький огонёк дешёвой зажигалки. Наконец подругам удалось осуществить задуманное, и какое-то время они молча стояли, глядя в морозный вечер. Люди спешили по своим делам, не обращая внимания на них, редкие машины сновали туда-сюда, торопясь развезти своих хозяев по их уютным уголкам в большом каменном улье. Разве что покупатели, выходящие из магазина, неодобрительно косились на девушек, поставивших сумки на проходе. Но холод, снег и боевой вид Сыроежкиной и Двачевской надёжно защищали от нападок. Наконец три окурка полетели в урну, и подруги, нагруженные сверх всякой меры, направились в сторону дома. По дороге они особо не разговаривали, мешал ветер, снег и скользкий асфальт. Каждая сосредоточилась на важной задаче добраться до квартиры и не растерять драгоценного провианта. Алиса и Лена пару раз прокляли всё, пожалев, что не послушали Шурика. Но в подъезд все трое зашли в настроении чрезвычайно приподнятом. Женя поставила пакеты у дверей лифта и нажала кнопку. «А ведь замечательный будет вечер» — подумалось ей.***
— А может, не нужно? — ныл Сыроежкин, — мы ведь обещали девочкам, да и нечего… Женя ещё ничего не принесла, а у меня шаром покати, если честно… Семён и Шурик расхохотались. — Серёга, ты нас совсем не уважаешь! Мы в гости с пустыми руками не ходим! Мой коньяк или твой спирт, Шур? — Давайте с коньячку начнем! Спирт уже в печёнках сидит, — хмыкнул Токарев, — тащи рюмки, Серёга! И не смотри так не меня, чёрт! Сыроежкин поплёлся в комнату что-то бормоча про Женю и неминуемые кары. В глубине души он надеялся, что Семёну попадёт от Алисы. На Ленку он особенно не надеялся. Через пару минут он появился на кухне с тремя рюмками и обречённо взглянул на друзей. — Может, дождёмся, может, не надо? — Надо, Серёжа, надо! Чтоб работа шла. — А чем закусим? — Рукавом занюхаем, да сигаретой закурим. — Сейчас, у меня где-то мандарины были… — Почти лимон! Классика! Мировой ты парень, Серёга! — Ой, иди в пень, Семён Семёныч. — Сам иди! Первый тост за отсутствующих здесь прекрасных дам! Звякнули рюмки, ребята довольно поморщились и закурили. Из мандарина закуска была так себе, но чем богаты, тем и рады. Просидев около получаса на тесной, но очень опрятной кухоньке Сыроежкиных, друзья успели обсудить детей, забастовку Толика, концерты Семёна, сокращения в НИИ Шурика и различные сомнительные околонаучные предприятия, которыми радушный хозяин зарабатывал на жизнь. Наконец они приняли волевое решение перестать пить и начать собирать стол. Персунов и Токарев отправились за ним на балкон, а Сергей принялся разорять сервант в гостиной, собирая посуду, столовые приборы и скатерть. На моменте, когда он пытался поставить на тумбочку стаканы и не разбить их, друзья с пыхтением втащили в комнату тяжеленный разборный стол, который годился им в отцы и чья монолитность полностью отражала подход советской лёгкой промышленности к производству товаров народного потребления. Страны нет, а стол - вот он. — Серёг, ставить где обычно? — Ну да, к дивану придвинь, туда вас с Алисой, как вы любите. Напротив Шуру с Леной, а мы с торцов присядем. Хозяева должны страдать! Ну и следить за всем. — А разводной где? — В коридоре посмотри, вроде во втором ящике лежал. Или в третьем… Поищи, короче! — Сейчас схожу. Сём, возьми секцию среднюю с балкона, будь человеком! — Я мигом! Спустя ещё полчаса, стол был собран, скатерть постелена, тарелки и приборы расставлены. Старенькая, но чистая посуда была готова принять в себя простую, но добротную еду. Друзья снова разместились на кухне, налили ещё по рюмочке, закурили и стали ждать жён. А ещё через десять минут раздался глухой удар. — Что это у тебя, Саш, ядерные испытания проводят? — Поддержу, у меня на репетициях тише! А мой «Маршалл» ух, как еборит! — Не знаю, что там у вас, а у меня соседи в мусоропровод иногда чугуниевые бомбы сбрасывают. Хотя сейчас громковато… Хрен его разберёт! — Может, посмотрим? — Да ладно, сиди отдыхай, патлатый. Скоро девчонки придут. — И то правда. Ребята допили коньяк, собрали грязную посуду и поручили Шурику сполоснуть её в раковине. Тот проворчал что-то про распределение обязанностей, радушных хозяев и прочее, но покорно поплёлся наводить чистоту. Семён открыл окно пошире, чтобы вытягивало дым, и закурил. Вечерний город не торопился засыпать, были слышны сигналы машин и отдалённый вой сирен. Персунов задумчиво разглядывал падающий снег, мечтал о поездке с друзьями в отпуск на море и концерте в Лужниках. Внезапно он понял, что звук сирен стал ближе. Две кареты скорой помощи и пожарные влетели во двор, из них высыпали люди и направились к подъезду Серёжи. В этот момент в дверь позвонили. Долго. Надрывно. Недобро.***
Из темноты небритым привидением выплыл Семён Персунов, неловко взмахнул руками, удержал равновесие. Пошарил в пустоте, вытащил оттуда Толика, крупного, растерянного, строго сказал: — Возьми две, нет, лучше три, две мало, и дуй сразу к нам. Вот, — Семён извлёк из кармана мятые купюры и не глядя сунул Толику, — только быстрее. Толик кивнул и исчез. За плечом Семёна сверкнули очки, спотыкаясь, показался Шурик, взъерошенный и бледный, в криво застёгнутом пальто. Семён обернулся к нему. — Ну? — В травме мест нет, но дают палату на третьем этаже. Там поспим. — А в коридоре нельзя? — Нельзя, я спрашивал. Ругаются, что мы пьём, грозятся выгнать. — Спирта не дают, в коридоре сидеть не дают, выгоняют. Говно, а не врачи. — Ты пошути, пошути. — Мне страшно, Саш. Вот и шучу. Серёга где? — Ему нехорошо, по лестнице не спустится. — Ясеневой будем звонить? — Да ну, — Шурик скривился, — чего толку. Врачи резать лучше начнут? Да и когда ты её в последний раз видел? — Позавчера. По телевизору. Радела за чистоту района. — Вот. А Ленку, когда с садиком вся эта херня была, даже в приёмную не пустили. Если что, Ясенева соболезнования по почте пришлёт, с подписью секретаря. — Ну, ты не сравнивай. Не та ситуация. — Может ты и прав. Блин, да мы даже не знаем что просить, палату или место на кладбище! — Жопа. — Хорошо сказал, Сём, ёмко. Жаль, писатель из тебя не вышел. — Я, между прочим, всё ещё пишу. Алисе нравится. Шур, а ты домой звонил? — Да, пока ты спускался... Сидят смотрят мультики. Твоя хулиганила, не хотела ужинать, но вроде успокоилась. — И то хлеб, спасибо твоей маме, что согласилась присмотреть. А то не знаю, куда Катю сейчас. Не знаю, что говорить. Она ведь не поймёт, рано ещё такое понимать. Не должны дети об этом думать. Точно не в этом возрасте… Семён похлопал по карманам пальто, отыскал сигареты, зажёг огонёк. Шурик ссутулился, нащупал позади лавку, криво сел, тоже закурил, поднял лицо вверх. Снег таял на стёклах очков. — Как же так… Семён бросил на Шурика странный взгляд и вдруг зло затараторил: — А вот так! Живёшь себе и думаешь - приеду на работу, и скажу шефу, что он козёл, надоело. В метро спустился - взрыв! На остановке ждёшь автобус и думаешь, сегодня заскочу к старому другу, сто лет не виделись - так автобус, сука, прямо в остановку въедет, в аду увидитесь! Идёшь за цветами жене - оп, сосулькой по черепу, не дождётся жена ни мужа, ни гербер… Не жизнь, пиздец, Саш! — Но в лифте… — А что, думаешь, они редко падают? Я в прошлом году в какой-то газете читал. Не ходить же теперь пешком на двенадцатый этаж! Судорожный овал фонаря мелькал то жёлтым, то белым. Семён стал расхаживать большой чёрной птицей туда-сюда. Шурик снял очки, сжал пальцами переносицу. — Механика закопаю. Тут двух мнений быть не может. Внезапно Семён взорвался. — Да разве в механике дело?! Я ж тебе говорю, это дерьмо где угодно может случиться! Мы даже не знаем, что будет в следующий раз. А может следующего раза вообще не будет… — Сём, а ты думаешь, мне легче? А Серёге? Терпи. Напьёмся - полегчает. Не нужно думать о плохом… И вообще. Снежная каша кружила вокруг, путаясь в чёрных ветвях деревьев. Фонарь моргнул и погас, но вдалеке показались два светящихся глаза. Семён вытер слёзы с лица. — Никогда не думал, что потерять то, что досталось тебе таким чудом, когда ты ничего не имел - такая боль… Я ведь знал, что так просто ничего не даётся… — Это ты о чём, Сём? — Шурик напряжённо смотрел на друга. — Да так… Шур, смотри, уже вернулся. Послышался шум мотора и появилось такси, закашлявшись, растолкало собой белую рябь, замерло рядом. Толик неловко вылез, гремя пакетом с бутылками. Он со всего размаху захлопнул дверь и направился к друзьям, стоящим у крыльца. Колёса прокрутились, дёрнулись, спугнув бродячую собаку, и машина унеслась прочь, в мутную темноту. — Я ж даже спросить-то не успел, — Толик пожал Шурику руку, аккуратно поставил пакет в снег, закурил, — Что говорят? Какой прогноз? — Хуёвый прогноз, Толь, — Шурик тоже достал сигареты, — тяжёлое состояние, множественные переломы, подозрение на внутреннее кровотечение… — Это чего, у всех?! — А ты думал. Главный сказал: «Чудо, что дышат». Сколько они летели… — Бля, мужики… Хлопнула дверь, Электроник показался на крыльце, прищурился, взглянув на фонарь. Неловко приблизился к замершим остальным. — Толя, привет, — голос его дрожал, — тебе уже рассказали… — Серёга, ты чего не лежишь? Ты ж вроде капался, — забеспокоился Шурик. — Да не могу я там один… — Электроник потянулся к пакету, — херово мне. Семён повернулся к Толику: — Будешь? В ответ тот только покачал головой. — Ну и пёс с тобой. А мы выпьем. — Так, — сурово сказал Толик, но, как с ним всегда бывало при волнении, запутался в словах, — Так. Вы это, ну. Вот это всё. Прекращайте уже. Съездил, теперь жалею. Держаться надо. — Эл, там говорили чего, ты не слышал? — Семён глядел на Сыроежкина с надеждой. — Нет, меня даже из коридора развернули. Не положено, и в таком виде… Да и чего они скажут? — Я считаю, что этим, — Толик, не смирившийся с тем, что его проигнорировали, кивнул на бутылку, из которой Семён, Шурик и Сергей уже разливали водку в невесть откуда взявшиеся стаканы, — не поможешь. — Толя, заткнись, сделай одолжение. — Нет. — Что - нет? — хмыкнул Шурик. — Не заткнусь. — Ну, тогда говори. — И скажу! — Толик упрямо мотнул головой, — И скажу! Вы чего удумали? Всю ночь пить будете? Вдруг это, ну, надо будет чего, а вы в дрова! — Толя, — взмолился Сыроежкин, — я тебя прошу… — Да вы чего, мужики, обалдели? Поразвесили соплей, понимаешь… Надо о девчонках думать, а вы… Ну что же это такое! В наступившей тишине ветер взвыл как-то особенно пронзительно. Каждый из них думал о своём, но на самом деле об одном и том же. "...бальзаматору руки надо оторвать. Женя на себя не похожа..." "...Стой, придурок очкастый, не смей! Стой! О дочери подумай! Нельзя тебе..." "...суки, я не хочу рыжую хоронить, я её живую хочу! Назад! Живую! Слышите меня?!..." Где-то залаяли собаки, прогрохотал грузовик. Сыроежкин хлюпнул носом. — Знаете, — Шурик вдруг очень серьёзно посмотрел на стакан, — кажется, херовый из меня муж. Я серьёзно. Этому же нигде не учат, в самом деле. Ну, то есть как, я конечно работаю на нормальной работе... — Приборы свои сраные ковыряешь, — поправил его Семён. — Ну, можно и так сказать. Так вот, добываю мамонта и приношу домой. Там жена и дочь. Я спрашиваю у жены: «Как на работе?», она мне говорит: «Саш, всё хорошо». Потом я к Тане с этим же вопросом, но про школу. Там уже варианты. Если это будний день, то я ужинаю, что-то читаю и ложусь спать. Ну, в общем, это всё. — Саша, — Электроник тронул его за плечо, — ты, вообще-то, большой молодец. Серьёзная работа… — Ни фига подобного, — Шурик с грустной улыбкой оглядел друзей, — Ни фига. Ленка хотела быть художницей. Путешествовать. После института вообще думала уехать. — Все думали, — кивнул Семён, — время было… — Так вот, — продолжал Шурик, — в Европы она не поехала, а стала училкой географии. Рисует не пейзажи, а контурные карты. И как-то ни Париж, ни Дрезденская нам не светят. Думаете, хоть раз меня упрекнула? Да ни разу. Я знаю, я точно знаю, что не такой ей жизни хотелось, а она меня любит и молчит. А я и рад. Хорошая жена, слова ни скажет поперёк. Приготовит, постирает и погладит. С дочкой сделает уроки. Раньше меня встанет на час… Шурик заплакал. Электроник дёрнулся к нему, неловко приобнял. Семён защёлкал зажигалкой, выругался, прикурил от спички, заботливо предложенной Толиком. Какое-то время молчали. — Если бы не Женькины мозги, — негромко заговорил Сыроежкин, — я бы жил на улице в коробке. Или у Шурика на даче, там чердак большой, свил бы гнездо. Высиживал бы яйца. Я терял работу чаще, чём Сёма на своей басухе струны рвал, а Женя всё терпела. Ждала от меня предложения лет семь, кажется. — Так-то струны на басу я никогда не рвал, сложно это... — Персунов замолчал, словно что-то прикидывая, — Восемь, — пробурчал он, — мы с Алисой считали. — Да не суть... Восемь лет! За это время она могла бы найти себе мужа получше, поумней, чтоб деньги водились. Не пьяницу, в конце концов. Так ведь нет. «Серёжа, у тебя всё получится, ты, главное, не переживай». А Серёжа у нас изобретатель, блядь. Кому это всё нужно, зачем… Так и застрял в стране советов... Изобретения, полезные модели, внедрения. А жене нужен муж! Дочери нужен отец! А то раз... — Сёма, — сказал Толик, — ты мне налей. Там в пакете хлеб, а вы, черти, не закусываете. Снег перестал, и стало холоднее. Семён зябко передёрнул плечами, нахохлился, поднял воротник, и мокрые хлопья с него ссыпались Персунову за шиворот. Шурик, казалось, успокоился совершенно, присел на лавку и принялся протирать носовым платком очки. Сыроежкин и Толик стояли рядом, соприкасаясь плечами, и вид у обоих был измученный. — Можете мне не верить, — произнёс Семён загадочно, — но я абсолютно точно знаю, какой была бы моя жизнь без Алисы. Никакой. Убогой, серой и однообразной. Страшненькой. Я потому и решился на группу в своё время, так меня эта жизнь в прошлом… да, пусть будет в прошлом, пугала. А ещё я тогда боялся, что она меня бросит. Ну, скучный писатель, дома сидит, пишет дерьмовую фантастику. — Я ж читал, — пробормотал Сыроежкин, — ничего не дерьмовая. Там у тебя героически так всё… — И я тогда думаю, пора! Будем рок фигачить, концерты давать, Алиса сразу музыку для песни написала. Как у неё горели глаза! Сколько было планов! Она ведь... Она реально как огонь! Греет, обжигает, без него человеку нельзя. Никак. Решительно никак. Иначе холод, тьма и смерть... Она должна была стать лучшей, она ведь умела. И музыку писала, и играла почище многих... И ты посмотри, как всё сложилось. Это ведь я. Тексты на мне были. И какой писатель, такие и тексты. А у нас ведь привыкли больше слова слушать, чем музыку. Ты чисто сыграй что-то простое, но главное - спой душевное... А я... Тьфу! «Мой друг играет на похоронах и свадьбах». Вот на похоронах ещё не играли. Этого она хотела? Этого? — Семён осёкся и с ужасом посмотрел на ребят. — Да вы посмотрите! Мы же уже всё решили, у нас уже всё в прошедшем времени... "терпела", "хотела"... Ему никто не ответил. Вокруг чуть посерело, казалось, близился рассвет. Дверь над крыльцом скрипнула, оттуда частично показалась дородная строгая медсестра, друзьям уже знакомая. Женщина приглашающе махнула рукой и снова скрылась. И пусть она ничего не произнесла вслух, было что-то в её жестах и позе такое, отчего Шурик, Семён и Электроник, побросав сигареты и стаканы, с какой-то невообразимой прытью рванули к крыльцу, распахнули дверь и ввалились внутрь. Толик какое-то время обалдело смотрел им вслед, затем почесал затылок и тоже зашёл в здание. Светало. Снова пошёл снег. С земли взметнулся влекомый ветром белый целлофановый пакет.