***
— Ну выкладывай, что за песня, — отвечал Арик по спутнику. Рея попыталась напеть ему. Арик понял, что ничего не понял. — Может, скинешь её мне? — А у меня её нет. Ну помоги подобрать! Решив, что ему всё равно сейчас делать нечего, а придумывать отказ слишком лень, Арик ответил: — Короче, давай едь сюда. Помогу. Теоретиццки, есть идеи.***
Идеи Арика проваливались одна за другой. Песня была слишком древней, да ещё эти латиносы все на один лад. Название выцепить из памяти Реи не получалось. Как она утверждала, «там были одни крючки, а не название». Он решил попробовать схитрить, найти хотя бы в списках исполнителей. — А так не помнишь, поёт кто? — Так. Ща. — Ещё спустя полчаса напряженного обдумывания, пока Арик уже успел спрограммировать настроечную программу на Умбо и подключить к ней скрипку, Рея выдала: — Певец Давид Бис Бальт*. — Причём тут «До скорого»? — Ну… Фамилие такое, Бис Бальт. — На этом Арик совсем расстроился. Вдруг Рея спела ещё немного, и её как осенило: — Он ещё так вверх поёт: «Курасон ке менте, корасон!» — Мьенте. Чечас, я тож вспомнил. — Найти песню теперь было легко. Итак, Дэвид Бисбал. «Сердце, которое обманывает»… Арик открыл в сети текст с аккордами для гитары. Вспомнил всё, что знал из испанского — достаточно, чтобы уловить смысл**. — Эх, зачем тебе эта песня. Там слова такие… — Да ладно тебеее, я его не понимаю. Помоги подобрать! — Ладно, давай. Открыл голограмму клавиатуры фортепиано. Рея смотрела на такое необычное «пианино», как на диковинку. Арик с фейспалмом прочитал ей лекцию на тему: «Ты же бета-тестер, что тебе стоит любое приложение воссоздать? Клавиатуру делала? Делала.*** Так почему ждёшь, пока я сделаю тебе эту?» — Ну помоги подобрать! — Рея уже просто не могла терпеть дальше, когда мелодия из сердца рвалась наружу. Ради такой цели она решила даже применить словесное оружие. Ещё какое-то время вспоминая только что сказанные Ариком слова, она добавила: — Чего не стоит?***
— Киесьёвикарме, киесьёвидарте, — тыкала Рея по голограмме, пока Арик переставлял её пальцы на правильные клавиши. Он всё поглядывал на часы и волновался. — Эх, Маха скоро придёт. — Еааа, Маха придёт! — Ты это. При ней не пой со словами. Нет, вообще при ней эту песню не пой. Рея не знала смысла всех этих испанских слов, сейчас как начнёт же спрашивать… Но, казалось, она догадалась. — Маха понимает, на каком тут языке? — Теоретиццки, понять может. Не всё, но что ей надо — поймёт. «И ещё плакать начнёт», — подумал Арик. Он не мог вынести это зрелище. Он не знал, что ему при этом делать; его раздражало его отсутствие находчивости, да и он сам в целом, и Маха, и все. Он напрасно пытался понять механизм проникновения информации напрямую в эмоции, поскольку это навсегда останется загадкой. Поэтому ради Маши он пытался эту самую информацию фильтровать. Рея в это время просто пыталась себе представить, что такого страшного будет, если Маша услышит слова. Хотя мелодия и драматичная, вроде… И так проворачивая в голове разные варианты, Рея запела на автомате: — Мундос дивидидос… — Рея. Ну я же просил. — А? Ой… Она уже хотела включить поле невидимости и звукоизоляции, но не стала. Ей нравилось сидеть среди хороших людей, и сейчас глупо было упускать возможность. Тогда она попросила Паскаля включить что-то более радикальное в наушники, и скача под «Калинку-малинку» ушла рисовать в соседнюю комнату.***
Арик с Машей доедали печенье. На верёвке на кухне сушилась уже третья «Калинка» в траве. Рея дорисовывала четвёртую. Арик собрался с духом и решил сказать, наконец, зачем он позвал Машу в гости. — Маха, слушай… Тут концерт один намечается. И как раз из соседней комнаты раздалось: «Ой, цветёт калииинааа в поле ууу ручьяяя». — Ой, теоретиццки, лучше на улицу выйдем, — сказал Арик, предугадывая дальнейшие слова, вытаскивая из-под стола сползающую туда Маху, сам давясь смехом из последних сил.