Чародей Поттер

      Разбужен я был громовым шёпотом. Хотя, скорее, это напоминало шёпот, доносящийся из комментаторской кабинки на стадионе. Прямо в громкоговоритель, угу.       — ПОТТЕР, ПОРА ВСТАВАТЬ, СКОРО ЗАВТРАК.       Голос говорившего был смутно знаком и я, с некоторым трудом разлепив глаза и нашарив очки, и изумлением воззрился на целую делегацию, столпившуюся вокруг моей кровати. Как оказалось, из всех обитателей нашей спальни я сегодня пребывал в царстве Морфея дольше всех, а вытащить меня из кровати не смог даже грозный староста.       Чуи всё ещё лежал рядом и внимательно следил за Перси. Рон потом клялся, что в жизни не видел старшего брата таким аккуратным и предупредительным, как под взглядом моего кота. Ну правильно, Уизли не Малфои, одного-двух братьев потерять-таки могут без особого ущерба для себя. Пардон за чёрный юмор.       Во всяком случае расталкивать меня, как остальных первокурсников, а то и беспардонно стаскивать на пол как брата, Перси попросту не рискнул и решил усилить свой голос заклинанием. Ну, а чтобы Чуи не сагрился на него — предпочёл шептать. Получилось довольно своеобразно, но поставленной цели он добился.       Убедившись в том, что я встал, Перси отключил заклятье громкого голоса и кротко сообщил, что-де моё расписание лежит рядом на тумбочке, а на завтрак в Большой Зал нас поведут через двадцать минут, которые я могу потратить на умывание, чистку зубов и одевание. Плюс минут десять, пока соберутся девочки. После чего дорогу я волен искать в гордом одиночестве, ну или если кто другой мне поможет. Но лично он, Перси, верит в мою сознательность и скорость действий.       Если бы я знал, что ждёт меня в дальнейшем, то предпочёл бы вовсе не выбираться из кровати ни в тот день, ни всю следующую неделю как минимум.       Хагрид сказал мне чистую правду, что «Мальчик-Который-Выжил — это бренд». Хотя нет, он, похоже, решил пожалеть мою хрупкую детскую психику и немного преуменьшил. Какой там бренд — это самый натуральный культ!       Блин-тарарам, да похоже меня в Хогвартсе знали лучше, чем преподавательский состав, и это в первый же учебный день!       Взгляды. Перешёптывания. Теории. Слухи. Откровенные выдумки и полный бред. Разве что автографы не просили и сфотографироваться не пробовали. Я в полной мере ощутил на своей шкуре что значит массовая популярность, и теперь горел желанием как-нибудь от неё избавиться, желательно не самыми радикальными средствами. К такому жизнь меня точно не готовила! И к тому же моя репутация в прошлой жизни совершенно не предполагала такого отношения. Всё-таки «национальный герой» и «крутой засранец, который надерёт задницу кому угодно, кем бы он ни был» — это разные категории. Как правило, представители второй о своём высоком статусе узнают совершенно случайно, прямо как я.       А про первых пишут книги, их лица во всех газетах и их в лицо знает каждый, словно какого-то актёра или политика. И вот от этой известности я бы с удовольствием избавился. Правда. Гарри Дрезден точно знал, что и как он сделал. Его грозная слава была оплачена кровью. Гарри Поттер понятия не имел, что именно произошло в ту ночь, и была ли в этом его заслуга или же ему просто повезло. Лично я склонялся ко второму варианту. И тот неизвестный засранец, придумавший столь идиотское, но говорящее прозвище — тоже. Иначе я был бы не «Выжившим», а каким-нибудь «Светлым Лордом», «Благословенным Дитя», «Юным Победителем Тьмы» или что-то в этом роде — такое же глупое и пафосное.       Сначала меня это даже немного пугало, потом начало раздражать, а к концу недели моя вежливая улыбка по утверждению всех Уизли разом была точь-в-точь как «оскал жутко голодного садового гнома, страдающего от диареи». Зачем они довели несчастную тварь до подобного состояния, раз влёт его опознали, рыжие братья почему-то говорить отказались, а староста, похоже, приобрёл ещё больше материала для компромата.       Каждый встречный-поперечный норовил не только поблагодарить меня за «мой» подвиг, но и как можно тщательнее расспросить! Но больше всего меня бесил тот факт, что при этом только трое или четверо из всех вспомнили, что вообще-то в тот день я остался круглым сиротой, и что родители погибли буквально у меня на глазах!       Хорошо ещё, что учителя не были подвержены этой заразе, и не позволяли ничего подобного на своих уроках. Впрочем, тогда было просто не до меня. Ну и большинство первокурсников отвлекалось на мою персону только когда я появлялся в их поле зрения.       Причиной тому было довольно запутанное внутреннее строение замка. Право слово, если бы первую неделю старосты не отводили нас почти до самых кабинетов, то на первый урок мы самостоятельно добирались бы хорошо если к обеду, а не к ужину.       Дюжина этажей, из которых использовались хорошо, если половина (выше третьего первокурсникам пока не приходилось забираться, если не учитывать факультетских помещений Гриффиндора и Равенкло, располагавшихся в башнях), полторы сотни лестниц самого разного вида и множество неподписанных дверей — уже этого хватило бы для того, чтобы заблудиться. Но нет, это же школа волшебства. Тут делалось всё, чтобы разнообразить жизнь юных ведьм и колдунов, но ни в коем случае не облегчить её.       Часть лестничных пролётов исполняла роль эскалаторов. Вот только вместо движения ступенек, весь пролёт приходил в движение, обычно — в полёт. И горе тебе, если ты ещё не усвоил схему их движения — потому что, пребывая в паре коридоров от нужного места, запросто мог оказаться в противоположном конце Хогвартса или как минимум на другом этаже. Вращающиеся по и против часовой стрелки лестницы, а также исчезающие ступеньки после этого вообще не котировались.       Двери могли изменять свой внешний вид. Некоторые из них не открывались до тех пор, пока к ним не обращались с вежливой просьбой. Другие открывались, только если их коснуться в определенном месте. Третьи вообще оказывались фальшивыми, а на самом деле там была стена. Про «тайные» ходы, которых я только за первую неделю успел повидать не менее семи штук, я уже и не говорю.       Запомнить расположение лестниц, дверей, классов, коридоров и спален было очень сложно. Казалось, что в Хогвартсе все постоянно меняется и сегодня все иначе, чем было вчера. Ориентацию наличие множества картин, ваз и статуй ничуть не облегчало, даже напротив, затрудняло.       Рыцарские латы в коридорах и статуи могли менять свои позы и, похоже, что и места. Изображения на картинах видоизменялись, словно это были окна, а не портреты и пейзажи. Люди, изображённые на портретах, кстати, могли путешествовать по всем полотнам замка. Попробуй сообразить, где ты есть, если вот этот вот пожилой господин в чёрном камзоле попадается тебе уже на седьмой картине кряду? И нигде никаких указателей, даже номеров этажей нету. Вот уж дикость так дикость. Попытки использовать Внутреннее Зрение для поиска дороги пришлось оставить — слишком много магии.       Хогвартс превзошёл все мои ожидания, чего не скажешь об уроках. Например, о той же истории магии.       Как и предупреждали заранее, её вёл единственный в Хогвартсе учитель-призрак мистер Катберт Бинс. Милейший полупрозрачный старичок, по-моему, был либо в маразме, либо страдал аутизмом. Во всяком случае, на учеников внимания преподаватель с загробным стажем не обращал в принципе. И, похоже, единственный исторический вопрос, принципиально интересовавший его — гоблинский, а конкретно — все их семнадцать восстаний против власти волшебников. То есть, период примерно с четырнадцатого по середину девятнадцатого века. Причём, очень подробно и даже несколько занудно. Нет, изначально мне даже понравилось, но понять что-либо из одних лекций Бинса было совершенно невозможно — как будто читаешь только середину книги, в которой, к тому же, изрядно не хватает страниц.       После второго же занятия, во время которого практически весь курс погрузился в дремоту, исключая судорожные попытки нескольких человек вести конспекты, мы отловили последовательно всех доступных Уизли, и с огорчением выяснили, что кроме как про гоблинов, этот призрак больше ничего не способен поведать. Зато каждому из семи курсов своё, и так уже на протяжении примерно пятидесяти лет. Просто прекрасно. Пойти что ли к Хагриду, вдруг у него сохранились старые школьные записи или учебники? Слова Крюкохвата, что о гоблинах я в школе наслушаюсь, оказались пророческими.       Всю остальную историю нам предстояло изучать совершенно самостоятельно. Кроме того, было достоверно известно, что Бинс не в состоянии проводить контрольные, а список вопросов к экзаменам не менялся с момента его смерти. Так что, я сделал себе пометку раздобыть летом нормальной исторической литературы. А то как-то странно получается — волшебники — а о собственной истории не имеют никакого понятия — только о гоблинской.       К третьему занятию профессора Бинса всерьёз воспринимал хорошо если один из пяти учеников. Остальные развлекались кто во что горазд, и приготовление домашнего задания по другому предмету во время истории магии было ещё самым безобидным делом. Сон, болтовня, игнорирование учителя-призрака — в общем, бедная история магии.       Хотя в дальнейшем я с удивлением убедился, что большая часть учеников относится к изучаемому искусству как обычные дети к обычной же школе. То есть, спустя рукава и «потому что так надо», а не потому, что обладают чудесным даром, с которым ещё надо научиться правильно обращаться, чтобы не натворить нехороших дел.       Мне такое отношение было странно и дико. Не скажу, что я прямо-таки фанател от магии, но относился к ней достаточно серьёзно. Даже в период полового созревания, когда у меня вовсю разгорелся роман с Элейн — тогда, я, конечно, позволял себе некоторую небрежность, но не до такой же степени! Ох, блин-тарарам, а ведь в этой жизни буйство гормонов у меня ещё впереди… Возможно, что в Хогвартсе большинство не проявляло особого энтузиазма в колдовских науках из-за обманчивой лёгкости и сравнительной мягкости подхода?       Проверяя прочность моих щитов, Джастин швырял в меня камнями, причём начинал он с мелкой гальки, а постепенно дошёл до весьма увесистых булыжников, которые запросто могли меня покалечить, если бы моя защита оказалась недостаточно мощной. Молли, правда, я учил уже с бейсбольными мячиками… Но будь на её месте нахальный мальчишка, вроде меня прежнего, галька бы точно пошла в ход. Иногда через боль доходит гораздо быстрее, чем через пространные многочасовые объяснения. Если иметь в виду только практику.       В той же астрономии подобный подход был совершенно неприменим. Правда, я не совсем понимал, зачем её учить прямо с первого курса, если на практике она нам понадобится хорошо если к четвёртому? Но не возражал, тем более, что тут знания волшебников не были совсем уж архаичными, напротив, могли составить вполне пристойную конкуренцию данным современных обсерваторий. До уровня далёкой-далёкой галактики, наверное, было столько же, сколько и до самой галактики, но так и джедаями тут не пахло.       Кстати о запахах, точнее — об ощущениях. Вернусь домой — надо будет всё тщательно сравнить. В «Звёздных Войнах» Одарённые чувствовали друг друга на громадном расстоянии. А вдруг мне удастся выработать похожий навык и для волшебников? Конечно здесь это было бы совершенно бессмысленно — кроме старого завхоза — мрачного желчного старикашки Аргуса Филча, все остальные точно были волшебниками, а, следовательно, при наличии такой способности, мне вполне мог грозить сенсорный шок. Филч был единственным в школе сквибом, о чём я узнал от сэра Ника уже во вторник, после того, как случайно с ним столкнулся. Учитывая, что кроме самого факта магической неполноценности призрак отозвался о старике весьма туманно, на всякий случай я решил не подражать всем прочим ученикам, и относиться к нему с должным уважением.       А ведь все остальные в лучшем случае проявляли при виде мистера Филча лишь формальную вежливость и то, если в радиусе слышимости находился кто-то из преподавателей. В остальное время завхоза предпочитали гордо игнорировать. Как же, сквиб, никому тут не чета. По-моему, единственным в мире существом, которое питало к нему искреннюю приязнь была его кошка, Миссис Норрис. Самый настоящий фамилиар — как авторитетно заявил мне Чубакка. С кошкой завхоза он свёл знакомство на правах младшего родственника — она оказалась тоже из келасов. Только не полукровка, а квартерон. Она в одиночку патрулировала коридоры. Стоило ей заметить, что кто-то нарушил правила — сделал хотя бы один шаг за запретную линию, — и она тут же исчезала. А через две секунды появлялся тяжело сопящий Филч. Филч знал все секретные ходы лучше, чем кто-либо другой в школе — за исключением, пожалуй, близнецов Уизли, — и появлялся так неожиданно, словно был привидением. Ученики его ненавидели, и для многих пределом мечтаний было отважиться дать пинка миссис Норрис.       До того момента, как они рисковали поразмышлять вслух об этом в присутствии Чуи. Подробности мне толком не были известны, но с десяток попавших в лазарет учеников со всех курсов, половина из которых пришли ко мне жаловаться на «психованного боевого кота», говорил сам за себя. Пару раз даже в присутствии учителей. Особенно не повезло парочке равенкловцев, решивших надавить на меня авторитетом своего декана. Профессор Флитвик этого совершенно не оценил и публично начал допытываться у отчаянно краснеющих старшекурсников, почему те, кто выбрал себе на профоориентации специальность аврора (нечто среднее между полицейским и спецназовцем, насколько я понял) не могут даже от кота защититься. Неужели они не выучили материал младших курсов? Там как раз учили и как защиту поставить, и как спеленать аккуратно противника.       Профессор Филиус Флитвик очень напоминал мне магистра Йоду. Полугоблин (специально проверял!) не вышел ростом, но как маг был чрезвычайно силён и искусен. И действительно, любил и умел обучать других.       — Обычно упоминают три составляющих магического действия — слово, жест и намерение. Высшим пилотажем считается сократить его всего лишь до последнего… но подавляющее большинство делают здесь совершенно дурацкую ошибку. Они совершенно не упоминают саму магию, которую мы вкладываем в свои чары, — сообщил Флитвик на первом же занятии. — Неосознанно, конечно, как сказали бы некоторые — рефлекторно, но тем не менее, этим пренебрегать нельзя. Магическая энергия — вот с чем мы работаем, чему мы придаём самые причудливые и оригинальные формы. Настоящим Мастером Чар может стать только тот, кто чувствует эту энергию и подчиняет её своей воле, а не бездумно копирует выведенные задолго до его рождения схемы.       Вы имеете все шансы перерасти саму концепцию заклинания, и творить чудеса при помощи одной только магической силы и желания! — Флитвик бурно жестикулировал и, кажется, несколько увлекался. Сомневаюсь, что все в кабинете поняли то же слово «концепция». Но говорил он жарко, с неподдельным воодушевлением, буквально заражая всех своим энтузиазмом.       И блин-тарарам, похоже я не ошибся в своих предположениях — подход к магии, которому меня учили, здесь считается высшим пилотажем. Правда, мне до идеала ещё далековато. Ну ничего, время есть, стремление присутствует, результат достижим, осталось только начать действовать.       Успешнее всего дело пошло у дотошной умницы и главной книгочейки (и первостатейной зануды) Гермионы Грейнджер и, как ни странно, у Рона Уизли. И если девочка чётко следовала книжным инструкциям и объяснениям маленького профессора, то Рон работал едва ли не на голом энтузиазме, и у него очень даже неплохо получалось. С третьего раза, потому что обычно парень умудрялся прослушать нюансы и сначала допускал элементарнейшие ошибки вроде неверных ударений. Пришлось потратить целый вечер, пересказывая ему «Конан бросает вызов», ради одного-единственного момента. Уизли чрезвычайно впечатлился тем, как многолетний план могущественного некроманта едва не пошёл прахом из-за неправильно прочитанного слова, так что мне даже пришлось писать тёте, чтобы она прислала нам с совой парочку моих словарей — уж больно настойчивым бывал Рон.       Что же касается меня, то Флитвик старательно «прикручивал регулятор мощности» к моим чарам. Я чувствовал магию. Я мог колдовать. Я МОЩНО колдовал. Но, как и прежде, оставались проблемы с точностью и дозацией силы. Ориентируясь на то, что палочки при мне может и не быть, я неосознанно вкладывал в каждое заклинание минимум втрое больше номинальной мощности. Что поделать, привычки к амулету, самостоятельно тянущему заданное количество энергии, у меня не было совершенно.       Ага, вот именно. Как я установил на практике, от моих старых амулетов волшебная палочка отличалась именно тем, что сама забирала необходимую энергию для чар у хозяина, не требуя его сознательного контроля. Точнее — часть энергии, необходимую для, скажем, «зажигания» магии — ещё часть, несомненно генерировало ядро палочки. Да уж, Олливандеры явно не зря ими столько веков занимаются. От такого секрета я бы не отказался, но глупо было бы предполагать, чтобы мне его раскрыли исключительно за красивые глаза и шрам на лбу. Ещё одна загадка, которую мне предстоит изучить в будущем. А пока что, надо учиться работать с тем, что есть.       Кроме того, по моей старой школе, каждый акт магии для меня был не простым «нажми на кнопку — получишь результат» — а осмысленным и даже одухотворённым деянием.       Так что, тот же Люмос в моём исполнении буквально слепил, начисто лишая возможности ориентироваться кого бы то ни было из тех несчастных, кто воочию наблюдал его активацию. Хорошо ещё, что обошлось без негативных последствий.       Вообще, с первого взгляда мне казалось, что все эти заклинательные формулы и палочки создавались изначально в условиях жёсткого цейтнота, вероятнее всего — в военное время, когда попросту некогда обучать тонкостям мастерства и принципам настоящей магии. В самом деле, если я-прежний составлял и разучивал заклятие в среднем за неделю, то тут для достижения того же эффекта требовались уже считанные часы. И если я прав в своих туманных подозрениях, то эта неизвестная мне война была достаточно длительной и кровопролитной, чтобы после неё не осталось тех, для кого волшебные палочки изначально были не панацеей, а всего лишь удобным универсальным инструментом.       Выжили же только те, кого подвергли ускоренному обучению, те кого изначально вряд ли предполагали тренировать, как полноценных чародеев. Которые в меру своего разумения попытались восстановить утраченное. На мой взгляд — не слишком успешно.       Впрочем, это была только моя гипотеза, и мне предстояло ещё много работы, чтобы как следует во всём разобраться, и установить истину. Но это потом, ближе к каникулам. Или вообще летом.       Кстати, памятуя о расистской теории «чистокровного превосходства», я, наблюдая за своими соучениками пытался понять, имеет ли она под собой хоть какие-то основания. Первые дни наблюдений в этом плане не дали вообще никаких результатов. Ну разве что экспериментальным путём была выявлена склонность Шеймуса к пирокинезу — тот норовил поджечь всё подряд чарами, потенциально вообще для такого не приспособленными. Из-за чего и получал удвоенные домашние задания. А вот мы с Роном — утроенные. Я — как автор самых интересных и провокационных вопросов, Рон — как самый упорный в классе. Уизли чуть не плакал, но честно старался: мысль о том, что он, возможно, сможет стать сильнейшим колдуном в семье придавала ему сил.       На гербологии безусловным лидером курса был Невилл. Как ни старалась Гермиона, но одной теорией ей отделаться не удалось, а переплюнуть в знаниях местной и не очень волшебной флоры коренного аборигена с природным даром так и не получилось, хотя она честно пыталась на каждом уроке. Выяснилось, что в книгах пишут не все тонкости. По практике же Грейнджер и вовсе не попала в первую пятёрку. Что вы хотите, книжный ребёнок. Тут уж развернулись мы с Роном, держась сразу за Лонгботтомом. У нас обоих была богатая практика по работе в саду (у Уизли ещё и в огороде), и мы твёрдо знали, что делать и безо всякой магии.       Самым же отстающим внезапно оказался Дин Томас. Непоседливому пареньку было попросту скучно возиться с растениями, в чём он откровенно признался мадам Спраут. Та вздохнула, но восприняла этот факт философски. Ну не лежит у ребёнка душа, но ведь не отказывается же категорически от изучения. Хе, попробовал бы он отказаться от обязательного предмета! Выволочка от нашего декана ему была бы обеспечена весьма запоминающаяся.       Хотя повышенное внимание Минервы Макгонагалл целиком и полностью принадлежало на уроках трансфигурации исключительно мне. Но половина вины за это лежала и на Чубакке. Всё-таки все вокруг уверены, что это он мой кот, а не я — его волшебник.       Ну, разве что, кроме Невилла, только этот тихушник никому ничего не расскажет из принципа, я уверен. А принципы у него твёрды, и хороший удар с левой получается. Научил на свою голову — показывал дядин приём. Кто ж знал, что неуклюжий в повседневной жизни Невилл совершенно преображается, когда его что-то заинтересует? До того момента, как я получил в челюсть, я искренне считал, что бокс в число его интересов не входит. Он и не входил — пока я не начал рассказывать про свою семью и про то, что в университете дядя занимался боксом.       Дружбе нашей это нисколько не помешало, но я узнал, что колдомедицина рулит – после посещения больничного крыла, всего через пять минут о синяке в поллица даже воспоминаний не осталось. И в ауре всё было чисто, по мнению Чуи.       Чубакка стал настоящим королём факультета. Любимец женской половины факультета, он умудрился завоевать расположение и мужской его части тем, что никому не позволял с собой фамильярничать… без предварительной договорённости конечно. С ним лично. Тех, кто пытался подлизаться к келасу через меня, он гордо игнорировал.       О боевых заслугах Чуи знали все. Равно как и о его выдающемся уме. Близнецы Уизли даже и не пытались провернуть с ним одну из своих дурацких шуточек — при первой же попытке Чубакка осадил их одним взглядом. Как потом признавались Фред и Джордж — от роду им не было так стыдно и странно одновременно.       Как уж Чуи договаривался с Полной Леди — понятия не имею, но ему она открывала проход в любое время дня и ночи. А изнутри у него хватало сил и ловкости и самому открыть проход. Время от времени Чубакка изъявлял желание сопровождать меня на уроки. Ребята пробовали шутить, но после невозмутимого «это ОН НАС выгуливает» предпочитали не возникать.       Особо Чуи выделился на первом уроке трансфигурации.       Когда подозрительно хихикающий Перси отвёл нас в кабинет и растворился где-то в переплетении бесконечных коридоров, в дверь первым проскользнул Чубакка, и до меня сразу же донёсся его довольный голос:       «О-о, это я удачно зашёл! И как нас, таких красивых зовут?».       Я осторожно просунул голову в дверь и обалдел. На учительском столе сидела крупная трёхцветная кошка со странными отметинами вокруг глаз, очень напоминавшими очки, а Чуи ходил вокруг стола и отвешивал ей комплимент за комплиментом. В своём кошачьем понимании, конечно. Лично я за такие подкаты от девочки уже получил бы по шее — а кошке ничего, даже не покраснела. Хотя, кажется, это вообще физиологией не предусмотрено?       Потихоньку весь курс просочился внутрь и расселся по партам. Стояла тишина близкая к идеальной. Каждому до смерти было интересно, чем дело кончится. Кошку тревожить никто не решался — мало ли, вдруг она любимица нашего декана, как Миссис Норрис у Филча?       Постепенно славословия Чуи становились всё более нескромными, и я искренне порадовался, что кроме меня его может понимать только Лонгботтом, у которого, кстати, уже начали краснеть уши.       Три минуты, пять, десять… Дело кончилось тем, что кошка что-то жалобно промяукала, после чего Чубакка кивнул и с достоинством удалился. А его пушистая собеседница спрыгнула на пол… в процессе превращаясь в несколько покрасневшую Минерву Макгонагалл! Мать моя женщина, так меня подставить! Чуи, мы с тобой будем потом иметь разговор на эту тему! Слегка шокированный народ даже не обратил особого внимания на сам факт превращения.       Впрочем, декан наш от стеснения отошла быстро и моментально всех построила.       — Трансфигурация — один из самых сложных и опасных разделов магии, которые вы будете изучать в Хогвартсе, — начала она. — Любое нарушение дисциплины на моих уроках — и нарушитель выйдет из класса и больше сюда не вернется. Я вас предупредила.       После такой речи всем стало немного не по себе. Затем профессор Макгонагалл перешла к практике и превратила свой стол в свинью, а потом обратно в стол. Все были жутко поражены и начали изнывать от желания поскорее начать практиковаться самим, но вскоре поняли, что научиться превращать предметы мебели в животных они смогут еще очень нескоро.       Потом профессор МакГонагалл продиктовала нам несколько очень непонятных и запутанных предложений, которые предстояло выучить наизусть. Затем она дала каждому по спичке и сказала, что они должны превратить эти спички в иголки. Вот так вот, сразу, с минимальными пояснениями в духе «видеть цель, верить в себя и не замечать препятствий»? С другой стороны, на что я надеялся? На разбор метафизики процесса? Это же упражнение для детей. Они сейчас просто нарабатывают механические навыки, а об истинном смысле происходящего догадаются потом. Скорее всего.       — Мистер Поттер, позвольте узнать, где ваша волшебная палочка? — обратилась ко мне Макгонагалл, увидев, что я разминаю пальцы в предвкушении колдовства, но означенного инструмента у меня под рукой как-то не наблюдается.       — А, где-то там в саквояже, в спальне, — пожал я плечами. Честно говоря, я вообще не думал, что по трансфигурации у нас будет практика на первом же уроке — ещё при рассмотрении, этот предмет показался мне достаточно сложным, и теории там отводилось места поболее, чем практике. Так что, палочку я вовсе с собой не брал, так как в расписании не было урока Флитвика.       — Мистер Поттер, волшебная палочка — это главный инструмент любого волшебника, и она должна быть у вас на моём уроке, а не «где-то там в саквояже», — недовольно поджала губы профессор Макгонагалл. — Более, того, она должна быть у вас под рукой в школе постоянно.       — Простите, профессор, а что, волшебник без палочки — уже и не волшебник вовсе? Я имею в виду — ведь магия-то не в палочке, а в душе, — возразил я. Ориентировочно в душе, насколько мне удалось узнать, никаких физиологических отличий волшебников от обычных людей так и не было найдено. Впрочем, и в первой жизни я долго не подозревал о таковом, пока не стал лечить руку у Баттерса, и тот получил возможность наблюдать организм чародея достаточно длительное время, чтобы это заметить.       — И вы можете колдовать без палочки? — скептически вздёрнула бровь профессор трансфигурации.       — Естественно, — пожал я плечами. — Но, разумеется, на точечные аккуратные воздействия я пока что не способен. Да и энергии впустую уйдёт порядочно…       — Мистер Поттер, беспалочковая магия — это вам не детские магические выбросы. Она требует незаурядного мастерства, долгой практики и сильной воли. Подавляющее большинство взрослых волшебников едва ли могут сотворить без палочки самые элементарные чары, однако, даже самые опытные и могущественные из нас используют беспалочковую магию крайне редко. Я, конечно, рада, что вы ставите себе такую высокую планку и, безусловно, поддерживаю вас в вашем стремлении — но так как, пока вы на это неспособны… — с этими словами профессор Макгонагалл достала свою палочку и протянула её мне, — сегодня воспользуетесь моей, а впредь, попрошу не забывать о собственной.       Оу. Кажется, декан мне не поверила.       Ну что ж, тем больше будет её удивление, когда я ей продемонстрирую, как должны колдовать настоящие чародеи. Не прямо сейчас, понятное дело. Сейчас я буду обучаться местной системе. Кроме того, превращениям я не учился вовсе, и данная дисциплина была для меня в новинку. Честно говоря, я бы и своими силами рискнул, но спорить с Макгонагалл не собирался.       Для пробы подал капельку сил в палочку и прислушался к ощущениям. Палочке на меня откровенно пофиг, слушаться будет, но только до тех пор, пока не верну хозяйке. То есть, до конца практической части урока. Что ж, и на том спасибо.       Спичку в иголку значит, да? Я честно пробовал. И пробовал. И пробовал. Максимум чего мне удалось добиться — лёгкого изменения формы спички, но никак не материала. Стоп, но ведь не сказано было, чтобы игла была непременно швейной? Я хмыкнул, почесал в затылке, стимулируя таким нехитрым массажем память и лёгким движением палочки превратил спичку в иголку. В большую сосновую иголку.       — Мистер Поттер, что это такое? — вежливо спросила Минерва Макгонагалл, моментально возникнув рядом с моей партой. — Вы явно не выполняете задание.       — Напротив, профессор, — весело блеснул я очками. — Именно задание я и выполняю. Просто пока что мне легче представить преобразование одной органики в другую. Это — сосновая иголка. В швейную пока не получается, решил попробовать, так сказать, промежуточный вариант. Мне так психологически проще.       — Ну что ж, с учётом того, что преобразование вы всё-таки провели, один балл вы заслужили, — одобрительно кивнула Макгонагалл.       Угу, а вот когда тремя минутами раньше у Грейнджер неполное преобразование вышло, вы ей все пять поставили. С другой стороны, всё же я сделал не совсем то, что надо.       После занятия профессор попросила меня задержаться на минутку и отметила мой нетривиальный подход к изучению её предмета. А заодно — немного рассказала про отца. По её словам, Джеймс Поттер был тем ещё раздолбаем, но трансфигуратором буквально от Бога. В заключение, Макгонагалл выразила надежду, что хоть что-то из отцовских талантов я унаследовал.       — Честно говоря, профессор, особой пользы для себя в вашем предмете я как-то не вижу, — пожал я плечами. — Интересно, конечно, но сдаётся мне, что трансфигурация — это искусство для отшельников. Или путешественников-лентяев, которые лезут чёрт знает куда с одной палочкой. Зачем мне превращать грушу в стакан, если я могу сходить за ним на кухню, а грушу съесть по пути?       Про высшие фокусы я пока что упоминать принципиально не стал. Анимагия, продемонстрированная профессором меня очень заинтересовала, но до неё сначала нужно было дойти по программе, а это как минимум четвёртый курс.       За что я получил в качестве дополнения к обычному домашнему заданию ещё и реферат в мой полный рост, то есть, на четыре с половиной фута о роли трансфигурации в жизни волшебного сообщества. А заодно — смущённую просьбу (!) на уроки с собой кота больше не водить. В ответ на это, я развёл руками и пообещал поговорить с Чуи, но результата не гарантировал. Ибо «Кот гуляет сам по себе», и я ему не хозяин, а просто друг, даже младший товарищ.       Забегая вперёд, скажу, что анимагическая форма миссис Макгонагалл чрезвычайно понравилась Чубакке и он, отринув логику и инстинкт самосохранения, вознамерился свести с ней как можно более близкое знакомство с прицелом на март.       Я осторожно выразил Чуи сомнения в том, что ему что-то там весной обломится, ибо как-то сомнительно, чтобы наша деканша страдала (или наслаждалась?) зоофилией в какой бы то ни было форме. В ответ Чубакка только хмыкнул и заверил меня, что он сам не настолько извращенец, чтобы котят с волшебницей заводить.       Пару минут я ошарашенно раздумывал над тем, как анимагия сказывается на беременности… а потом плюнул и постарался об этом не думать. Забыть такое интересное непотребство я вряд ли смогу, это же не очередной матч «Чикаго Кабс». Интересно, в этом мире их стадион всё так же проклят? И если проклят и именно Гвинн ап Нуддом, как в моей прошлой жизни — увижу ли я тот момент, когда бейсболисты всё-таки преодолеют проклятие и выиграют Мировую серию?       Право слово, об этом размышлять куда приятней и безопасней.