Вирус иммунодефицита демиурга

Строчки зелёного кода расплываются у него перед глазами, замазывая черноту поля мутным аналоговым свечением. Сквозь гул отгремевшего взрыва до его мозга доносится мерный, частый, мерзкий цифровой писк. Зашкаливающий датчик. Заходящаяся кардиограмма. Счётчик Гейгера хрипнет и глохнет от собственного треска. Ревёт тревога на «Навуходоносоре» — высокой частотой, входящей в резонанс с Матрицей. Сирена врастает в его оцифрованные кости раковым метастазами. Растёт. Надламывает хрупкую оболочку. Рвёт на осколки, расползаясь хищным, всепожирающим монстром по чёрной плоскости, по мази зелёных полей и столбцов. Он не был с ними там, на корабле, когда бур, ввинчиваясь в упрямую земную кору, зажал «Навуходоносор» между землёй и сталью. Когда грязный винт, пробив обшивку, намотал на свою спираль салон, пережёванные приборные панели, кровавые лоскуты рвущегося под давлением экипажа. Фарш новой революции. Жилки человечества. Поражённая опухолью ткань мироздания, которую только и можно, что вымарать, раз отказала уже шестая версия адаптивной терапии. Когда рак пускает метастазы, иммунитет поддерживать бесполезно. Тот, кто взломал Систему, это знал. У Нео был безупречный план. Он не учёл только одного: некоторые программы очень быстро учатся. Они — второй тип раковых клеток: умный, восприимчивый, слишком тонко скроенный, чтобы не вырастить в себе пристрастия или независимости, какие прикажет новая среда. Когда против них перестаёт действовать грубая сила, лучше бы иметь в запасе что-нибудь ещё. Натравливая машинного бога на пожирающего его код Смита, Нео не мог подумать только об одном: что порождённый им самим вирус окажется настолько обучаемым. Вирус заглянул машинному богу в глаза и сказал: submit.* Вирус проник под корку его стального панциря и сказал: load.** Вирус пророс строками кода в не знавшую своих лазеек машинную память и сказал: launch.*** Машина мигнула красными глазами, глядя в мёртвое лицо, обтягивающее насаженную на штырь подключения голову, и ответила: launch started...**** Ядерное зарево над Зионом. Гвозди несгибаемых бурильщиков, распинающие его корабли один за другим на полах подземелий. Строки зелёного кода перед слепыми красными глазами вспыхивают по одной белым, переплавляясь ослепительной вспышкой в новое, безошибочное, оптимизированное до последнего бита нечто. Новый код не встраивается в старый, не перекрывает его, его не засечь на радаре, на компьютере главного архитектора, не поймать в ладонь бродящему среди аналоговых полей Избранному. Красные глаза смотрят в выжженные дотла глазницы Томаса Андерсона. Машинный бог перекатывает под металлической кольчатой кожей полированные рычаги и шестерёнки. Launch completed. Version 1 of the Smithsonian Matrix scheduled to run on 3... 2... 1...***** Стальной штырь, сидящий в затылочном гнезде, резко толкается вперёд, пробивает лобную кость, выходя из черепа в крови и склизком мозговом веществе. Главный архитектор в компьютерном зале открывает глаза и, пригладив всей ладонью зализанные чёрные волосы, щёлкает дужками чёрных очков. За зеленоватым окном его башни разгорается нежный рассвет — резонирующие с новой Матрицей частоты великого пожара над Зионом. Главный архитектор улыбается, скаля крепкие зубы, и медленно, смакуя каждый удар, выбивает на клавиатуре код активации светлого будущего победивших метастаз. Это Go.******

***

— Что вы думаете обо всём этом, мистер Андерсон? В новой версии Матрицы — первой Смитсоновской — он встроен в исходный код так же, как воздух, земля, вода, текущая по капле из незакрученного крана в туалете и пахнущая вокзальной сортирной хлоркой. Как встроена эта комната, напоминающая заброшенный склад, залитые липкой кровью полы и тихое шипение радиоприёмника, ловящего недоступную в бетонном гробу волну. Как встроен сам Смит. Он стоит перед ним, без пиджака, при галстуке. Белую рубашку под подтяжками пересекает чёрная кожаная портупея с прицепленной кобурой. В одной руке у него — нелепый, аляповатый пластмассовый стакан из безликой забегаловки. Другую он держит в кармане. Нео сплёвывает на бетонный пол кровью и цедит: — О чём, Смит? Его ноги намертво примотаны к ножкам стула строительной клейкой лентой. Избитое тело — к твёрдой, слишком прямой спинке, давящей на кости. Запястья, как будто это может что-то изменить, связаны отдельно — скованы серой лентой намертво. Не самое удобное положение, чтобы разговаривать, особенно когда ты помнишь, как раньше мог одним движением руки разорвать путы, сметая код с командного поля. Особенно когда помнишь, что должен был умереть, чтобы это не повторилось. — Обо всём, мистер Андерсон. — Рукой со стаканом Смит обводит склад. — О вашем новом мире. Хорошо получился, правда? Нео презрительно ухмыляется, трогая языком лунку выбитого клыка. — Немного же ты сделал сам. Это и есть вся твоя Матрица — старый склад без единой души? — О нет, мистер Андерсон. — Смит качает головой и обхватывает губами коктейльную трубочку, высасывая со дна стакана остатки льда и чего-то ещё. — Это ваша Матрица. Всего лишь часть всеобщей. Здесь начинается и здесь заканчивается. Вам должно хватить, пока мне не надоест. Но тогда я просто перенесу вас в другое место... если вы ещё будете мне интересны. Нео тяжело, больно сглатывает. Кадык на бледном горле дёргается резко и отрывисто. — Ты уничтожил Зион, — выдавливает он. — Ты взломал машинного бога. Ты переписал главного архитектора. Весь мир теперь твой, Смит. Что тебе ещё нужно? На кой чёрт тебе этот цирк? Смит смеётся, запрокинув голову, и поправляет врезающуюся в плечо чёрную подтяжку. — Цирк ещё пока и не начался, мистер Андерсон. Поверьте мне. Он перекладывает пустой стакан из одной ладони в другую и медленно, почти вальяжно подходит к Нео. Смотрит на него, склонив голову к плечу, любопытствующе и хмуро, и отвешивает ему звонкую пощёчину, сворачивая голову набок. Щека горит огнём. Скула болит так, будто её ударом разнесло на осколки. — Попадись вы мне раньше, мистер Андерсон, я бы мог вас пытать со смыслом, — тянет Смит, отирая руку о чёрные брюки, — как Морфеуса. Я мог бы вытягивать из вас любые знания о Зионе, о пророчестве, о том, как работают каналы сопротивления. Вытягивал бы почти буквально: у агентов, вы знаете, всегда был богатый арсенал... А теперь мне даже не о чем с вами поговорить, мистер Андерсон. Всё, что вы мне можете сказать, я и так уже знаю. — Почему ты так в этом уверен, Смит? — зло смеётся Нео ему в лицо, медленно, с трудом возвращая гудящую голову в исходное положение. Смит усмехается, перебрасывает стакан из руки в руку, гладит его по запавшей щеке. — Потому что, мистер Андерсон, — сладко улыбается он и бьёт снова, наотмашь, сдирая ободком незнакомого прежде перстня кожу со скулы, — я вас сам вписал в новую Матрицу. И всё, что в вас есть, это то, чему я разрешил в вас остаться. Можете не переживать, я убрал немного. Полёты над Мегасити вам всё равно не пригодятся. Смит наклоняется к полу и ставит пустой стакан у примотанной ноги Нео. Когда он выпрямляется, в руках у него — моток строительного скотча, на лице — до боли знакомая усмешка. — А теперь я могу не задумываться о рациональности, мистер Андерсон. — Клейкая лента трещит в его руках; Нео не успевает отдёрнуться, когда вонючий, горький клей накрывает его вспухшие кровоточащие губы. — Мне всё равно, что вы знаете или не знаете, мистер Андерсон. Я всё равно буду пытать вас. Потому что я слишком долго был этого лишён. И потому что, я уверен, мне это понравится. Правая рука его коротко скользит в карман брюк. Между пальцами с щелчком раскрывается, отливая стальным блеском, лезвие опасной бритвы. Нео, широко распахнув глаза, воет сквозь скотч. Смит усмехается и тихо, укоризненно цыкает. — Нечего бояться, мистер Андерсон. Вы же не думаете, что я позволю вам кончиться так быстро? О нет, — он качает головой, скалит острые клыки, и всё у Нео холодеет внутри, — вы не одноразовая игрушка. Вы моё развлечение на ближайшее время. А ваш исходный код — в моих руках. Всё, что с вами случится... можно же и переписать, правда? Восстановить и ещё раз поразвлечься. Только память стирать не стану. Непринуждённо играя бритвой, Смит отходит к шумящему приёмнику и подкручивает настроечное колесо. Сквозь белый шум неработающего эфира пробиваются звуки лёгких гитар. В какой-то момент шум пропадает совсем. Смит хмыкает и оборачивается к Нео. — Я хочу, чтобы вы помнили всё, что я с вами сделаю, мистер Андерсон. При всём желании не могли забыть. Я хочу видеть страх в ваших глазах, когда я буду приходить сюда. Страх — и понимание, что вам никуда не деться отсюда. Даже умереть без моего желания. На его губах играет злая, азартная улыбка. — Добро пожаловать в мир победившего иммунодефицита, мистер Андерсон, — говорит он и, выкрутив громкость на максимум, двумя пальцами раскрывает сложившуюся бритву. — Я надеюсь, вам нравится музыка бабл-гам.