Ярче солнца

Она без страха проводит рукой по светлому, чуть заметно золотящемуся меху, не боясь, что зверь ранит хрупкую эльфийскую оболочку. Огромный волк сам тянется к ней, подставляясь под ласку. Золотые глаза смотрят внимательно и чуть насмешливо. Эти глаза она узнает всегда, какой бы облик ни принял их хозяин. – Майрон. Она зарывается пальцами в мягкую шерсть и смеется, счастливо и беспечно – кто бы мог подумать, что жестокая и беспощадная сторонница Темного Властелина может смеяться так. Волк превращается. Всего мгновение, и вот на его месте стоит светловолосый мужчина в простых черных одеждах, подчеркивающих совершенное телосложение. На один короткий миг тонкие и правильные черты лица чуть заметно искажаются от боли – но тут же вновь разглаживаются. Тхурингветиль догадывается, насколько мучительны должны быть превращения, чтобы на лице Майрона дрогнул хоть один мускул. Только догадывается – для нее превращение суть не изменение тела, а лишь облачение в иной облик точно в одежду. – Иногда мне кажется, что в волчьем обличье я нравлюсь тебе больше, – замечает Майрон. Кто бы мог подумать, что Гортхаур Жестокий способен улыбаться так тепло? – Не совсем, – она касается его щеки. Их взгляды встречаются. Его глаза словно расплавленное золото – гипнотизируют, притягивают, манят… – С волком я не могу делать так, – Тхурингветиль целует его в губы – сначала медленно и нежно, потом все более требовательно. Чувствует, как смыкается за спиной кольцо сильных рук. – И так, – шепчет она, на миг отстранившись – тонкие пальцы подбираются к отделанному серебром воротнику черного камзола. Майрон тихонько смеется и касается губами мягких светлых локонов, едва замечая, как губы возлюбленной медленно подбираются к его шее. Невольно вздрагивает, когда острые зубы впиваются в кожу – этому телу даны ничуть не худшие клыки, чем летучей мыши-вампиру, в которую время от времени обращается Тхурингветиль. Вздрагивает, но не отстраняется. Это не более чем игра – здесь, на Тол-ин-Гаурхот, ей и без того довольно крови. Тело лишь слегка слабеет – эту слабость легко преодолеть, особенно когда есть ради чего. Едва Тхурингветиль отпускает его, Майрон, обхватив ее одной рукой за талию, рывком переворачивает девушку, оказываясь сверху и пригвождая ее к полу – краем сознания все же следя за тем, чтобы ненароком не причинить боли хрупкому эльфийскому телу. – Довольна? – спрашивает он, изогнув бровь, игнорируя пульсирующую боль в шее. – Не совсем, – она игриво улыбается, обнажая клыки, и проводит языком по губам, слизывая остатки крови. В кроваво-красных глазах – озорное пламя. Он нарочно медлит. Оставляет невесомый, дразнящий поцелуй во впадинке за ухом. Невыносимо медленно проводит губами по ее шее, останавливаясь на ключице и на миг отстраняясь, прежде чем продолжить. Медлит до тех пор, пока окружающий их воздух не начинает искриться от наполняющего обоих желания. До тех пор, пока все его существо не обращается в одно лишь влечение, не оставляя места ничему больше. Лишь тогда Майрон тянется наконец к шнуровке ее черно-красного облачения. В залитой солнечным светом комнате на самой вершине башни становится жарко, несмотря на северный климат. Темные Майар – сейчас они подобны живому пламени. Пламени неминуемо суждено однажды догореть. Но пока оно пылает, кажется, ярче самого солнца.