Ассоциации

У А светлые волосы, зелёные глаза и радостная, яркая улыбка. Он не худой и не полный, не низкий и не высокий — золотая середина, что называется. Б костлявый, нескладный, к тому же, вечно хмурый и молчаливый. Его тусклое, бледное лицо особенно выделяется на фоне растрёпанных чёрных волос, из-за чего многим кажется, что он нездоров. А думает, что Б — его друг, а Б думает, что А — неплохой объект для наблюдения. Б любит играть в ассоциации. Независимо от времени и места, в его голове всегда появляется чёткая цепочка из слов — логический ряд, порой понятный лишь ему одному. И почему-то один только внешний вид А прочно ассоциируется у Б со смертью и отчаянием, но это не пугает, а, наоборот, вызывает ещё больший интерес. Хорошо, что А крепко спит. Хорошо, что он не видит, как Б бесшумно проникает в его комнату, садится на пол и смотрит в темноту немигающим взглядом — наблюдает. У Б странные глаза: большие, красные, пугающе ненормальные, излучающие еле заметный, но какой-то зловещий свет в ночном полумраке. Таких глаз больше ни у кого нет, только вот не совсем понятно, проклятье это или дар. Числа над головой А стремительно уменьшаются: тик-так, тик-так — точь-в-точь электронные часы, стоящие в одном из кабинетов. Б, не шевелясь, завороженно смотрит, как одна цифра сменяет другую, и в его голове снова появляются ассоциации: числа-даты-продолжительность жизни-смерть. Кто бы сомневался, что эта цепочка закончится на одном-единственном слове... Б поднимает взгляд чуть выше и уже в сотый, нет, в тысячный раз читает имя А. Это не буква и даже не дурацкий псевдоним вроде "Beyond Birthday", а самое настоящее имя как у самых обыкновенных людей — короткое, звучное, в какой-то степени привычное на слух. У А даже нормальная фамилия есть, и Б порой испытывает что-то вроде зависти, хоть ему по большей части и наплевать на этого мальчишку. Совсем скоро А умрёт. Это и является основным мотивом такого пристального наблюдения со стороны Б: ему просто до жути интересно, какова будет причина смерти. Несчастный случай? Болезнь? Убийство? Хотя, последнее отпадает — они ведь в приюте, здесь просто нет потенциальных убийц. А может быть, это сделает сам Б? Он закрывает глаза, пытаясь представить эту картину: вот он идёт на кухню, хватает самый острый нож и отправляется в комнату своей будущей жертвы. Вот он подходит к А, заносит нож над головой и молниеносным движением вонзает его в грудь подростка; А пронзительно вскрикивает, доброжелательная улыбка вмиг сходит с его лица, которое искажается от ужаса и боли. "Тсс!" — Б долго не церемонится, нанося свои удары куда попало, хоть импровизированное оружие и застревает в вязкой окровавленной плоти: в живот, в сердце, даже в горло. Кровь быстро засыхает на руках Б, становясь омерзительно липкой, но на кожу тут же попадают новые, свежие капли, и вскоре отвратительные предсмертные хрипы А затихают... Б быстро моргает, пытаясь отогнать от себя такие мысли. Слишком неправдоподобно, драматично и наигранно — так только в книгах и фильмах бывает. Веки тяжелеют от постоянного недосыпа и непреодолимого желания спать, глаза немного слезятся, но Б упрямится и по-прежнему не отводит взгляд от мирно спящего А. Почему же, почему именно он? Б видел десятки людей, находившихся на грани смерти, но ни один из них не вызывал такие ассоциации, ни один из них не был последним звеном логической цепочки — ни один, кроме А. Внезапно тишину прерывает резкий, довольно громкий звонок старого будильника; Б смотрит на циферблат и понимает, что слишком увлёкся своими наблюдениями и перестал следить за временем. Ещё находясь в полусонном состоянии, А лениво вытягивает руку из-под одеяла, привычным движением выключает будильник, громко зевает и... чуть не подпрыгивает на месте, заметив ещё одного человека в своей комнате. — Привет, Б! — он с облегчением выдыхает, узнав "гостя", и, как всегда, радостно улыбается. — Ты меня напугал. В следующий раз предупреждай, если захочешь прийти утром, идёт? Б скептически усмехается и игнорирует эту реплику. Какой же всё-таки А странный: несмотря на свой блестящий интеллект, этот парень до жути наивен, доверчив и любвеобилен. Он радуется каждому пустяку, вечно пытается сделать что-то доброе, а ещё ошибочно полагает, что они с Б — лучшие друзья. Какой же идиот! Версия смерти от болезни тоже кажется неверной: А, в отличие от того же Б, выглядит вполне бодрым и здоровым, а заболеть и умереть в один день он точно не сможет. Обратный отсчёт над головой подростка показывает ровно 12 часов — значит, уже вечером А не станет, отчего интерес Б разжигается ещё сильнее. — Сыграем в ассоциации? — А знаком с привычками "друга" и, к тому же, не терпит тишину, поэтому пытается разрядить обстановку. — Ты как-то говорил, что это снимает напряжение и помогает запустить работу мозга. — Ты начинаешь, — неохотно бросает Б, у которого в принципе нет желания разговаривать, но отказывать всяким надоедливым личностям — себе дороже. — Хм... Счастье, — ну естественно, какое же ещё слово может сказать А? — Иллюзия, — тут же грубо отрезает Б. — Шоу. — Цирк. — Радость. — Смерть. Последнее звено, как всегда, неизменно. Кто бы сомневался... Для посторонних людей эта цепочка наверняка показалась бы странной, но для Б всё логично: со словом "радость" у него определённо ассоциируется безнадёжный оптимист А, но употребление имён собственных запрещено правилами игры, поэтому пришлось использовать не первое, а второе пришедшее на ум слово. — Ты проиграл, — с безразличием произносит Б. – Прощай, А. Он разворачивается, уходит прочь быстрым шагом, чётко осознавая, что больше никогда не увидит этого идиота. Всё верно: А проиграл, причём не только в дурацкой перепалке словами — он проиграл самой смерти, точнее, проиграет через несколько часов. Ну а Б по-прежнему будет наблюдать — пристально и беспристрастно, как и раньше.

***

У А растрёпанные волосы, глаза с неестественно расширенными зрачками и приоткрытый рот, даже отдалённо не напоминающий улыбку. Его шея пережата неказистой петлёй, сделанной из обыкновенного ремня, а чуть припухшее лицо выделяется багровым, местами отдающим в синеву цветом. Б с интересом разглядывает труп юного самоубийцы: это что-то новенькое, неизведанное, не виданное им ранее — понятно, почему те ассоциации казались настолько незнакомыми. Очень странно, что А покончил с собой: даже в последние моменты своей жизни он не походил на человека, способного совершить суицид. Он вполне естественно смеялся, радовался очередным глупостям настолько беззаботно, что никому и в голову не приходило, что это лишь актёрская игра. — Не справился со своими обязанностями, — смеётся Б в пустоту, находя эту ситуацию невероятно забавной. — Слабак! Б плавным, слегка заторможенным движением поднимает свою худощавую руку, тычет пальцем в кисть А и тут же отшатывается назад. Холодная, безжизненная конечность мертвеца теперь раскачивается туда-сюда, словно маятник, и это веселит Б ещё сильнее: — А! Смерть! Труп! Веселье! — восклицает он, наконец-то продолжая ранее оборванный ассоциативный ряд. Б слишком далёк от социума, чтобы осознавать всю неадекватность собственного поведения, поэтому его не волнует, насколько страшно и странно всё это выглядит. Он громко смеётся, словно счастливый ребёнок, и иногда этот смех становится настолько отчаянным и сильным, что срывается на пугающие хрипящие вдохи... — Б? Ты чего... — кто-то из взрослых открывает дверь и замирает, словно парализованный, так и не успевая договорить, не отводя взгляда от трупа. А Б в это время быстро и незаметно покидает комнату, всё ещё сияя похожей на злобный оскал улыбкой, жутко сверкая красными глазами и ни на секунду не останавливаясь. Он убегает не от взрослых, не от мертвеца и даже не от проблем — просто здесь его больше ничто не держит, вот и всё. Объект для наблюдения теперь превратился в обыкновенное, неинтересное тело без цифр над головой и даже без имени — совсем как сам Б. И теперь настало время поиска новых жертв, новых экспериментов и новых ассоциаций...