Les Enfants de la pluie

Подкинув в огонь побольше дров, Чонгук переводит взгляд на небо. Собирающиеся тучи и упавшая температура сообщают о том, что сезон дождей начнётся совсем скоро, и в душе разрастается уныние. Совсем скоро солнце скроется за облаками на долгие месяцы, а всё вокруг покроется реками и озёрами. Зелень вновь покроет землю ярко-зелёным одеялом, и всё вокруг наполнится музыкальными перезвонами и звонким смехом. Это не плохо, нет. Это совсем неплохо. Просто счастье для одних означает печаль и тоску для других. Чонгук знает, что всё могло быть намного хуже. Он был ребёнком, когда Священная война закончилась разоблачением их правителя, но прекрасно осведомлён об истинных мотивах Повелителя, оказавшегося тем самым Пожирателем Душ из страшных легенд. Всё нынешнее поколение осведомлено, и скорбит по прошедшему времени лишь знать, растерявшая своё кровавое богатство. Жадность испортила этих людей, как и их положение, из-за чего и участь их стала незавидна. После окончания длившегося на протяжении века кошмара никто не пожелал больше находиться под гнётом этих прогнивших людей, и тех судом приговорили к самой страшной казни: пожиранию драконами. Сев по-турецки, Чонгук начинает вглядываться в пламя, но видит вместо него своё прошлое. Городские круги, в которых жили разделённые на подкасты люди, глиняные и каменные дома, хаотично располагающиеся то там, то здесь костры, омывающие жарким теплом. Вокруг оранжевые и красные цвета, гоняемая по бесконечным лестницам пыль и усталые лица рабочих людей, вынужденных гробить своё здоровье в сырых шахтах. Впрочем, детство запомнилось чем-то тёплым и приятным. Отец занимался разводом жутких тварей бронто для знати, а мать хлопотала по хозяйству. Сам Чонгук лишь учился и носился с друзьями по городу, нередко удирая от стражи, и не знал никаких бед. Всё так и оставалось до тех пор, пока не поднялось восстание. Кто-то из рыцарей в своё время узнал правду о гидросах и остался там, в далёком Амфиболе, городе этих водных созданий. Началась переманка людей, в частности оруженосцев, которые никогда не возвращались живыми из долгих страшных походов, и вскоре созрел заговор. Они заявились прямо на главную площадь во время собрания в замке Повелителя, и все жители увидели «кровавых страшных коварных тварей», представляющих собой музыкантов, артистов и шутов: легкомысленных, добросердечных, пугливых и совершенно беззащитных. Тогда пиросы и узнали, что всё это время знать, прикрываясь красивыми речами, убивала беззащитных гидросов, закаменевших в сезон засухи, чтобы завладеть их душами, камнями солнца, и насытить себя. Тогда пиросы и встали на сторону заговорщиков, всячески помогая в восстании. Которое, к слову, закончилось довольно быстро, но исход был скрыт в подземельях Орфалеза, в которых нашёл свой конец Пожиратель душ. В которых нашла свой конец бесконечно долгая жестокая бойня. - Ненавижу дождь, ненавижу холод, ненавижу эти чёртовы водные сливы. Недовольное бормотание заставляет вынырнуть из мыслей о не столь далёком прошлом, подарившем долгожданный мир обоим расам, и Чонгук оборачивается, чтобы тут же улыбнуться при виде недовольной физиономии Юнги. Тот фыркает, заметив эту улыбку, и пихает в плечо, заставляя потесниться. Руки мужчины тут же оказываются в центре жаркого пламени костра, а маска раздражения постепенно стекает с лица, теряющего свою бледность и наливающегося здоровым цветом. - Чимин снова пытался угостить тебя своими изысками? - Мой желудок ему за это премного «благодарен». У нас ещё осталось мясо? - Хосок слопал перед тем, как унестись куда-то вместе с Сокджином. - Если он опять разболеется, лечить не буду. И тебе не позволю. Пусть хоть раз мозгами воспользуется. Чонгук качает головой и переводит взгляд на пламя, облизывающее чужие руки. Что ж, в чём-то Юнги прав. После смерти Пожирателя душ баланс восстановился, и две расы соединились водной и огненной каплями инь-ян в единое целое. Пиросы больше не могут умереть дождевой смертью, а гидросы не каменеют, превращаясь в изящные хрупкие статуи в сезоны засухи. Впрочем, объединение природы нисколько не повлияло ни на любовь одних к воде, а других к огню, ни на опасение касаемо другой, чуждой стихии. Вот и сейчас Чонгук жмётся теснее к Юнги, пытаясь разделить с ним одно тепло на двоих. Температура стремительно падает из-за приближения водного сезона, и пусть это уже не смертельно, но всё равно неприятно. Чонгук ненавидит мокнуть, ненавидит мёрзнуть, ненавидит зелёный раздражающий цвет, заполоняющий всё вокруг на долгие месяцы, и терпеть не может шум дождя за окном, мешающий спать. Юнги его нелюбовь вполне разделяет, отличаясь излишней чувствительностью к переменам температуры, и если бы не особые обстоятельства, они оба давно бы потерялись в подземельях Орфалеза, пышущих жаром. При мысли об этих самых «обстоятельствах» Чонгук не может сдержать улыбки. Раньше он и подумать не мог, что отдаст своё сердце, свою душу и всего себя вместе с пылающим в груди камнем солнца гидросу. Сначала, потому что враг: страшный и кровавый. После, потому что существо безвольное, слабое и безрассудное. Всё изменилось в тот день, когда организовался небольшой отряд, созданный с целью найти окаменевших занесённых песком гидросов в пустыне и переправить их в Амфиболь к родным и семьям. Соединение двух рас проходило медленно, и многие не могли быстро приспособиться к новой жизни и условиям. Организм начинал воспринимать новый порядок вещей постепенно, а потому в сезон засухи, начавшийся сразу же после падения Пожирателя душ, многие гидросы не смогли прийти в себя самостоятельно. - Вот это мышцы, - присвистнул Юнги, когда откопал из бархана окаменелого Чимина, сидящего на небольшой мраморной подставке с прижатыми к груди коленями. «Вот это...» - и мысль теряет связное окончание, когда Чонгук находит Тэхёна. Он действительно не может вспомнить, о чём думал в тот момент. Красивый? Изящный? Совершенный? Хрупкий? Притягивающий к себе магнитом? Чонгук не помнит, совершенно не помнит своих мыслей, когда стряхивал с аккуратного каменного лица горячие песчинки. Зато помнит, как запылал в груди камень солнца, и как бережно руки удерживали хрупкое каменное создание, скрывающее в себе нечто совершенное. Чонгук был тем, кто доставил Тэхёна в пригород Амфиболя. Чонгук был тем, кто бережно опустил каменную статую в неиссякаемый даже в засуху небольшой источник, напоминающий заросший дикой травой и необычными цветами пруд. Чонгук был тем, кто сидел на берегу и до последнего ждал, когда же это невероятное создание оживёт и покажется на поверхности. - ук... Гук... Чонгук! Гулкий голос звучит эхом, и Чонгук до последнего игнорирует его, погрязнув в воспоминаниях о дне первой встречи с Тэхёном, но дёргается и всё же поворачивается к Юнги, когда тот больно тычет его под рёбра. Тот усмехается, заметив его сияющий взгляд и блуждающую по губам мечтательную улыбку, а после кивает в сторону выхода. - Там твоё сомнительное сокровище бренчит на арфе уже минут десять. Не хочешь наконец-то... Ну да, я так и думал. Юнги посмеивается, когда Чонгук пулей вылетает из дома, и подсаживается поближе к огню, радуясь тому, что всё тепло теперь лишь для него одного. Чонгук же выбегает на улицу, и даже холодный ветер и накрапывающий мелкий дождь не останавливают его на пути к своей цели. Тэхён действительно ждёт его, сидя на валуне возле пруда. Привычная лёгкая одежда, кажущаяся прозрачной, как и сам Тэхён, бренчащие мелкие бубенцы в волосах и позвякивающие серебряные браслеты на запястьях. Услышав его шаги и сбитое дыхание, Тэхён оборачивается и широко улыбается, тут же откидывая излюбленную арфу, украшенную драгоценными камнями, в воду и бросаясь навстречу. - Чонгукки! Я так скучал по тебе! Тэхён в руках по ощущениям, как вода, разве что более материальный, но Чонгук всё равно крепко прижимает его к себе, не обращая внимания на пронзивший тело холод и всколыхнувшуюся неприятными воспоминаниями о дождевой смерти память. Это же его Тэхён. Его шумный, родной, улыбчивый Тэхён со смешными бубенцами в волосах и широкой прямоугольной улыбкой, такой мягкой, красивой и завораживающей, что просто невозможно не улыбнуться в ответ, невозможно отвести взгляд. Обнимая своё сокровище и мягко целуя подставленные прохладные губы, Чонгук чувствует, как камень солнца в груди вспыхивает ярким пламенем, и тело окутывает жаркая волна любви и нежности к этому чудаковатому гидросу, любящему танцевать под дождём и часами плавать в дворцовом озере. - Ты такой тёплый, Чонгукки, - шепчет Тэхён и смотрит с бесконечной привязанностью, любовью и благоговением. - Я никогда не думал о том, что найду кого-то, кто сможет согреть меня. И дело не в холоде вокруг, а в холоде внутри меня. Как будто чего-то не хватало. Какого-то непонятного кусочка для вроде бы законченного пазла. А теперь я знаю, что мне было нужно. Мой камень солнца вспыхивает внутри, когда ты касаешься меня, когда смотришь на меня или целуешь. И волна жара омывает меня изнутри, согревая и даря надежду на лучший конец. Пусть времена войны прошли, но я всё ещё боюсь, что это сон, и ваша взрывчатка на моих глазах уничтожит Чимина или Намджуна, а после и меня вслед за ними. Но когда ты рядом, Чонгукки, я не боюсь. Рядом с тобой я чувствую себя в полной безопасности. Рядом с тобой я чувствую себя на своём месте. Когда Тэхён подаётся вперёд, обвивает руками за шею и целует, Чонгук тут же прижимает его крепче к себе, приподнимая над землёй, и в который раз думает о том, что сделал правильный выбор. Когда формировался отряд для похода в Пустыню Смерти, мать и отец отговаривали его из-за предрассудков и небылиц, ведь в тех песках от дождевой смерти погибло так много оруженосцев. Но Чонгук помнил, по чьей вине они там погибли, и не хотел, чтобы к старым жертвам прибавились новые. Он отправился в эти пропитавшиеся страхом и болью дальние земли и смог обрести там своё невероятно яркое, красивое и дорогое сердцу счастье. Счастье, что сейчас довольно мурчит в перерывах между поцелуями, зарывается тонкими музыкальными пальцами в его сухие жёсткие волосы и счастливо жмурится, тычась холодным носом в тёплые щёки. - Кстати, - шепчет Тэхён, притираясь губами к губам, и тепло улыбается. - В честь начала зелёного сезона во дворце устраивается праздник. Чем ближе дожди, тем больше силы просыпается в гидросах. Наш народ желает развлечений, музыки и танцев. Сонное состояние из-за вечной жары и палящего солнца наконец-то отпускает нас и природу вокруг. И я хотел бы... Я хотел бы, чтобы ты пришёл. Тэхён выглядит виноватым, кусает губы и смотрит из-под ресниц, заранее готовый получить отказ, как было несколько раз до этого. Но Чонгук его удивляет и согласно кивает, на неверие в глазах отвечает улыбкой, а после смеётся, ведь Тэхён верещит и запрыгивает на него, начиная покрывать всё его лицо поцелуями. Чон и сам не понимает, почему согласился. Прошлые сезоны дождей он переживал довольно тяжело и даже несколько раз серьёзно заболевал, но камень солнца в груди так сильно пылает жаром, что внутри поселяется твёрдая уверенность, что в этот раз всё обойдётся. Поэтому Чонгук и соглашается. Впрочем, он бы согласился и в иной ситуации, готовый заболеть и слечь на недели, лишь бы его Тэхён продолжал так же ярко улыбаться. Они расходятся лишь через несколько часов, не желая расставаться и продолжая нежиться в родных объятиях. Лишь когда где-то вдалеке слышится зов Юнги и грязная ругань, Чонгук понимает, как сильно они с Тэхёном увлеклись своим уединением. Пальцы на руках заледенели и перестали слушаться, а всё тело била противная дрожь. Тэхён тоже чувствовал себя не очень комфортно. Долгое пребывание в тёплых объятиях пусть и пьянило, но после отдавало головокружением и рассеянностью внимания. Последний прощальный поцелуй, последние крепкие объятия, и они разбегаются в стороны, чтобы тут же оказаться в плену нотаций. Юнги хватает Чонгука и тут же тянет к огню, чтобы согреть, накормить и отчитать. Где-то в другом конце города Тэхёна перехватывает взволнованный Чимин и отвешивает легкомысленному другу подзатыльник, укоряя в пренебрежении здоровьем, да ещё и перед великим развлечением. Вновь Чонгук и Тэхён встречаются на шумном празднике во дворце, полном льющей изо всех щелей воды. Чонгук зябко кутается в накидку и жмётся поближе к разведённому для гостей-пиросов огню. Тэхён же отплясывает вместе с другими гидросами в самом центре фонтана-сцены. На нём тонкий белый свитер, отливающий зелёным и голубым в пламени огня, и такие же штаны, насквозь промокшие из-за воды. Вот только замёрзшим или огорчённым Тэхён не выглядит. Он счастливый, раскрасневшийся, лохматый и очень, очень шумный. Поёт, смеётся, а монисто на его бёдрах и браслеты на запястьях позвякивают в такт звону бубна, зажатого в руке. Чонгук взгляд от него оторвать не может, завороженный самой жизнью, бьющей ключом в хрупком теле водного создания. Гибкий, быстрый, переменчивый. Тэхён танцует так, будто сама вода струёй извивается под ритм первобытной музыки, и Чонгук вновь чувствует то самое восхищение, что почувствовал в их первую встречу, если так можно назвать момент, когда он откопал Тэхёна из песка. Каменной статуей тот был прекрасен. Подобрав под себя одну ногу, Тэхён с одухотворённым лицом сидел на мраморной подставке, запрокинув голову, будто подставляя лицо бьющему дождю. В руках он держал любимую арфу, прижатую к груди. Свободная одежда точеными складками облегала его тело, а босые ноги, не скрытые задравшейся тканью, красовались изящными, будто у девушки, щиколотками с браслетами на них. Тэхён был идеальной каменной статуей. А теперь эта статуя стала живой, но менее прекрасной быть не перестала. Словно само искусство ожило, чтобы показать всем своё совершенство. - Чонгукки! Чонгукки, ты выглядишь плохо! Чонгук и не замечает, как Тэхён покидает «сцену» и подбегает к нему, откидывая со лба мокрую чёлку. Парень выглядит взволнованным, нервно прижимает бубен к груди, и Чонгук не может сдержать улыбки при виде взволнованного взгляда. Тэхён беспокоится о нём. Тэхён заботится о нём. Тэхён не забыл о нём и отыскал в огромном зале, полном гостей. Всё это заставляет камень солнца в груди налиться привычным родным жаром, и Чонгук ощущает, как перестают неметь отмёрзшие пальцы рук и как отогреваются замёрзшие губы, тут же вовлечённые в плен лёгкого поцелуя. - Не нужно было просить тебя прийти, - виновато шепчет Тэхён и берёт за запястье, потянув за собой к выходу. - Мне стоит уже наконец-то запомнить, что наши расы не могут вот так запросто привыкнуть к природе друг друга. Ты опять заболеешь, но в этот раз по моей вине. И как мне веселиться и развлекаться, зная, что где-то там ты мечешься в бреду? - А ты приходи ко мне, и будем метаться в бреду вместе. Я уверен, Юнги-хён разожжёт неповторимый по своим масштабам костёр, - подмигивает Чонгук и негромко смеётся, когда Тэхён пихает его под ребра и бормочет что-то о жестоких болванах. Они почти добираются до выхода, когда Чонгук замечает нечто неуловимо знакомое в одной из комнат дворца. Притормозив, парень возвращается назад по коридору, не обращая внимания на окрик Тэхёна, и входит в комнату, что оказывается мастерской. В ней фонтан бьёт ключом и с крыши льются струи воды, но это нисколько не делает помещение чище. Хотя в одном уголке всё же царит порядок. В том самом, где Чонгук с удивлением видит каменного Тэхёна и самого себя, сидящего перед ним на корточках. - Что это? - спрашивает он, оборачиваясь к коснувшемуся его плеча Тэхёну, и тот отводит взгляд, краснея. - Это... Подарок? Я не уверен... Мне просто захотелось создать что-то новое, а в голове всё крутились мысли о нашей первой встрече. Я ведь всё слышал и чувствовал тогда. Я помню, как бережно ты касался меня и как запретил кому бы то ни было приближаться, сообщив, что сам меня доставишь в город. Я помню всё, Чонгукки. И я решил, что будет интересно воплотить нашу первую встречу в жизнь хотя бы таким способом. Чонгук чувствует, как против воли начинают пылать щёки. Он ведь тогда касался лица и плеч, рук, а ещё шептал что-то вроде «неужели такая красота действительно может существовать на земле?». Тэхён, видимо, вспоминает это же, потому что краснеет ещё сильнее, кусает губы и всё не решается поднять взгляд. Он выглядит как никогда трогательно и робко, отчего Чонгука топит нежностью. Ещё раз взглянув на красивую каменную композицию, сделанную из белого мрамора, парень обхватывает лицо Тэхёна ладонями, приподнимает и мягко целует, впитывая в себя неуверенную улыбку и бархатность мягких губ. - Я люблю тебя, Тэхён. Полюбил, кажется, сразу же, как увидел. Поэтому и вёл себя так, касался и не подпускал никого. Тогда я ещё не понимал, что увяз по самые уши, но сейчас нисколько не жалею. Ты самое дорогое, что есть у меня. Самое дорогое и любимое. И я не хочу потерять тебя, Тэхён. Иногда мне снятся кошмары о прошлом, в котором кто-то уничтожает тебя прямо на моих глазах, и после я не могу уснуть до самого утра. Но когда вижу тебя счастливо улыбающегося и смеющегося, все страхи отпускают. Война закончилась, и нет смысла бояться прошлого, ведь впереди нас ждёт лишь лучшее будущее. Тэхён согласно кивает и льнёт ближе, шепча смущённое «и я тебя люблю, Чонгукки». Он не говорит о кошмарах, в которых Чонгук бросается спасать его и погибает у него на глазах, потому что уже как-то говорил о них Чонгуку, и тот прекрасно знает, чувствует, что у него на душе. Тэхён лишь обнимает крепче и мягко целует в уголок губ, делясь своей нежностью и давая понять, что думает и чувствует точно так же, и что Чонгук для него так же важен, как он сам для Чонгука. - А теперь пойдём отсюда, иначе я действительно заболею. Мне стоит согреться у огня и выпить чего-нибудь горячего. - Я могу побыть с тобой? - Недолго. Не хочу, чтобы тебе тоже стало плохо. Да и праздник сегодня. Я знаю, это важный день для вашего народа. Тэхён кивает, улыбается и протягивает руку. Переплетая с ним пальцы, Чонгук ещё раз оглядывается на великолепно сделанную статую самого себя, и делает себе мысленную пометку попросить Тэхёна научить его работе с камнем. Он тоже хочет иметь возможность создавать подобную красоту. И он вовсе не думает о целом ряде статуй Тэхёна, в которых будут запечатлены все эмоции гидроса, начиная от грусти и заканчивая радостью. Усмехнувшись своим мыслям, Чонгук качает головой и крепче сжимает мягкую прохладную ладонь тут же прижавшегося к его плечу своим Тэхёна. Как же хорошо, что война закончилась. Как же хорошо, что они нашли друг друга.

|End|