Навсегда

Забавно получается: многие живут рядом с человеком и не замечают, в какой момент они начали его любить. Про себя Руфь знала это с точностью до минуты. Она полюбила Иджи, когда та, улыбаясь, протянула ей кувшин с медом. © Фэнни Флэгг «Жареные зеленые помидоры в кафе “Полустанок”»

Еженедельник миссис Уимс «Бюллетень Полустанка» 20 июля 1924 г. ДЕНЬ ИСТОРИЙ И ДИКОГО МЕДА В ПОЛУСТАНКЕ Моей дражайшей половине Уилбуру сегодня дали целый кувшин дикого меда! Иджи сегодня просто расщедрилась. Эта шестнадцатилетняя девчонка целых пять раз подходила к улью. Поразительно! И как только пчелы ее не кусают? Наверное, чувствуют, что Иджи трогать нельзя. Но самое грустное то, что моя дражайшая половина Уилбур забыл кувшин и не может вспомнить, где он его оставил! После того, как Иджи раздала мед, вокруг нее собралась вся детвора, и она начала рассказывать им свою излюбленную историю. Ну, вы же слышали байку о замерзшем озере и утках, которые улетели с ним! И знаете что? Дети слушали разинув рты! Хотя я тоже когда-то верила в то, что утки улетели вместе с озером. Большая просьба: если кто-то обнаружит темно-синий кувшин дикого меда, пусть передаст моей дражайшей половине Уилбуру. Дот Уимс Полустанок, штат Алабама 29 августа 1924 г. Завтра Руфь уезжает. Три слова, которые Иджи все повторяла и повторяла про себя. Девушка с короткими светлыми и вьющимися волосами сейчас тихо сидела на полу. Вокруг стоял полнейший разгром. Еще час назад звенящую тишину нарушали крики Иджи: «Убирайся! Оставь меня в покое! Отвали от моей чертовой двери! Если ты сейчас не отойдешь от нее, я… Я не хочу, чтобы ты уезжала… Мне плевать, что люди могут обо мне подумать! Почему тебе надо выходить замуж за этого парня?.. Да ты его не любишь! Ты меня любишь… сама знаешь. Сама знаешь!.. Ты лгунья! Ненавижу тебя! Лучше бы ты умерла! Чтоб ты сгнила в аду! Ненавижу тебя! Убирайся!» Оглушительный звон пощечины. Руфи до боли в груди хотелось притянуть этого дикого зверька к себе и сжать в объятиях крепко-крепко, но она знала, что если сделает это, то точно не сможет уехать. С минуту Иджи и Руфь смотрели друг на друга. Синие глаза были цвета ясного летнего неба, прямо как тогда, на их пикнике, когда она была так счастлива, как теплым днем могут быть счастливы только влюбленные. Но этому мигу, и так продлившемуся слишком долго, пришел конец. Руфь сделала самый трудный выбор в своей жизни, о котором потом жалела: она развернулась и, не сказав ни слова, ушла. Иджи поднялась с пола, завязала растрепавшиеся волосы в хвостик и, открыв окно, выскользнула на улицу. Ей не хотелось находится в доме, в котором была Руфь. Иджи не хотелось быть там, где скоро не станет Руфи. Не хотелось, ведь… Руфь завтра уезжает. Кафе «Полустанок» Полустанок, штат Алабама 15 августа 1940 г. Сегодня в кафе, к нескрываемому удивлению Иджи, почти никого не было. Даже бродяги и цветные, обычно болтавшиеся в нерешительности у черного хода в кафе, куда-то исчезли. Возможно, это было связано с тем, что сегодня во всю орудовала банда белых — ку-клукс-клан, — которые то и дело норовили поймать какого-нибудь цветного парня — и дай бог, если парня, — и проучить, показать, где его место. Наверное, поэтому никто из «постояльцев» не хотел навлечь на любимое кафе беду, вот они и рассосались. У Иджи было превосходное настроение, но делиться им было не с кем. Культяшка убежал играть с ребятами, Большой Джордж ушел в Трутвилль: там одной семье понадобилась его нечеловеческая сила. Сипси тоже отлучилась на время со словами: «Миз Руфь вчера сказала мне, чтобы я отдохнула хоть денек. Я этого не хочу, но и расстраивать миз Руфь ни за что не буду. Поэтому я пойду в Трутвилль или просто погуляю недалеко от дома. Если что, только позовите, миз Иджи, и я мигом прибегу». Иджи слушала негритянку с улыбкой. Она прекрасно знала, что Сипси скорее умрет, чем заставит Руфь грустить. В итоге негритянка ушла в Трутвилль. Там все цветные отдавали ей своих детей, потому что знали, насколько сильно Сипси любила малышей, и уходили развлекаться. Так что в доме оставались только Иджи да Руфь. Не найдя себе компанию — идти к Еве у Иджи не было желания, — она решила подняться в комнату к Руфи: сегодня она что-то слишком долго спала. Проходя мимо часов, Иджи нахмурилась. Что за дела? Уже восемь утра, а эта красавица до сих пор нежится в своей постели. Решив, что Руфи нужно проснуться быстро, Иджи захватила с собой металлическую кружку с холодной водой. Плутоватая усмешка появилась на загорелом лице, где удивительным узором были разбросаны веснушки. Несмотря на то что Иджи уже было тридцать два года, она еще могла выкидывать удивительные штуки. Дети ее очень любили. Иджи бесшумно поднялась по лестнице, едва-едва сдерживая смех. Она прекрасно знала, что Руфь не придет в восторг после такого пробуждения. Ну а кто рад, когда его утром окатывают холодной водой? Тут неимоверно громко, даже оглушительно, скрипнула половица. В уютной тишине дома этот звук по силе был подобен выстрелу из охотничьего ружья. Иджи вмиг остановилась как вкопанная. Она не шевелилась до тех пор, пока мысленно не сосчитала до ста. Только потом Иджи стала двигаться дальше, медленно, шаг за шагом, словно львица, которая подкрадывалась к добыче. Подойдя к комнате Руфи, Иджи вновь замерла: ей почудилось, будто бы там происходило какое-то движение. Однако не услышав по истечении двух минут ни звука, Иджи подумала, что ей и вправду показалось. Она неслышно открыла дверь и быстро проскользнула в комнату. Руфь спокойно лежала на спине. Светлые золотисто-каштановые волосы были рассыпаны по подушке, глаза, обрамленные длинными ресницами, были плотно закрыты. Лицо девушки выражало полное спокойствие и безмятежность. Чем ближе подходила Иджи, тем прекраснее казалась ей Руфь, а сердце начинало биться чаще и сильнее. В приоткрытое окно ворвался теплый ветер и, дотронувшись до Руфи, заставил ее ресницы дрогнуть, а саму девушку — перевернуться. Иджи и думать забыла о том, что в ее руке была кружка с холодной водой. Стянув с головы ковбойскую шляпу, она, не отрывая взгляда от Руфи, положила ее на стул. Подойдя прямо к кровати, Иджи опустилась на колени и застыла, с бесконечной любовью смотря на Руфь. Руфь вздрогнула и проснулась. Потерев глаза, она сонно осмотрела комнату. Рядом с кроватью стояла металлическая кружка с водой, а на стуле лежала ковбойская шляпа. Приют для престарелых «Розовая терасса» Старое шоссе Монтгомери, Бирмингем, штат Алабама 30 декабря 1985 г. Миссис Вирджиния Тредгуд, миловидная и улыбчивая старушка, которой было всего лишь восемьдесят шесть, сидела в своей комнате, периодически посматривая на часы. Она ждала, когда приедет Эвелин Коуч, добрая толстушка, в которой миссис Тредгуд нашла приятную собеседницу. Все-таки как хорошо, думала старушка, что свекровь терпеть не могла Эвелин. Разумеется, так думать плохо, но разве познакомилась бы тогда миссис Тредгуд с Эвелин, не выгони ее тогда Большая Мама, свекровь миссис Коуч, в коридор? Смотря в окно, миссис Тредгуд с любовью водила пальцами по старой фотографии, которую держала у себя на коленях. На снимке были две девушки. Одной из них было немногим больше двадцати, лицо украшали веснушки, а улыбка была до того обаятельной, что растопила бы даже самое ледяное сердце. Но даже если улыбка светловолосой девушки с веснушками и не смогла бы растопить ледышку в груди у черствого человека, то это сделала бы другая девушка. Лицо у нее было как у ангела, спустившегося с небес на эту грешную землю. Все были очарованы Иджи, все были влюблены в Руфь. Старушка с нежностью улыбнулась воспоминаниям, ведь вся ее жизнь прошла с Иджи и Тредгудами, а это значит очень много. Как же теперь ей не терпелось поделиться с кем-нибудь хотя бы кусочком своего безграничного счастья, до чего же ей хотелось не одной знать эту удивительную историю. — Миссис Тредгуд? — раздался знакомый голос. Старушка быстро повернулась. — Ах, Эвелин! Это Вы! Что же, заходите. Я уже ждала Вас с самого утра. Полустанок, штат Алабама 19 июня 1924 г. Дом Тредгудов спал, но Иджи, то и дело переворачиваясь с боку на бок, никак не могла заставить себя заснуть. Стоило ей закрыть глаза, как она тотчас же представляла себе Руфь, неземного ангела, который своим появлением сумел заглушить нестерпимую тоску по Бадди. Руфи было двадцать два года, но Иджи это совершенно не волновало, она никогда не считала возраст помехой общению. Иджи была буквально ослеплена чувствами. Сипси частенько приговаривала: «Миз Иджи укусил влюбленный клопик», — стоило ей только увидеть, с каким показушным равнодушием Иджи несет огромную рыбу домой. Причем все обязательно происходило именно так, что Иджи каким-то совершенно удивительным образом подгадывала момент, когда Руфь выходила из дома и ей приходилось идти прямо навстречу юному рыболову. О да, Иджи Тредгуд была влюблена, без оглядки, крепко, навсегда. Не выдержав, Иджи скатилась на пол и, закинув руки за голову, с серьезным выражением лица стала смотреть в потолок. Впрочем, на полу она пролежала недолго. Натянув на себя белую рубашку, некогда принадлежавшую Бадди, она заправила ее в штаны — все-таки рубашка была ей велика. Подняв окно, она впустила в комнату освежающий летний ветер. Было немного прохладно, но, в целом, терпимо. Иджи села на край подоконника и осторожно, стараясь издавать как можно меньше шума, ступила на крышу. Дело оставалось за малым: пройти несколько метров влево и спуститься по припрятанной веревке к окну комнаты Руфи. Добравшись до веревки, которую Иджи прятала под небольшим самодельным навесом, она крепко привязала один конец к выступу, поддерживавшему водосточную трубу, а остальную часть скинула с крыши. Внезапно подул ветер, и от неожиданности Иджи едва не потеряла равновесие. Она быстро схватила веревку и начала спускаться, упираясь ногами сначала в крышу, а затем — в стену. Добравшись до нужного окна, Иджи достала из кармана штанов, закатанных до колен, старый длинный гвоздь. Защелка в оконной раме держалась на честном слове, так что Иджи не составило большого труда повернуть ее в сторону. Хорошо, что была небольшая щелка, благодаря которой Иджи смогла просунуть гвоздь в оконную раму. Нажав, она не спеша стала поднимать окно, которое поначалу поддавалось с трудом. Но такая мелочь не смогла бы остановить Иджи. Не прошло и пары секунд, как она открыла окно. Стараясь не разбудить Руфь, Иджи аккуратно стала перебираться в комнату. Очередной порыв ветра, с силой ударив в окно, заставил его резко захлопнуться. Иджи чуть было не прищемила себе пальцы. Руфь проснулась почти мгновенно. Она приподняла голову и с удивлением осмотрела комнату, пытаясь обнаружить причину, которая ее разбудила. Странно, подумала Руфь, я же закрывала все, тогда почему я проснулась от звука захлопнувшегося окна? Пожав плечами, она подавила зевок и вновь опустила голову на подушку. Закрыв глаза, Руфь отвернулась к стене. Сердце Иджи колотилось как бешенное. Глаза были распахнуты и напоминали два сверкавших блюдца. Как Иджи умудрилась спрятаться под стол, она не знала. Там она сидела какое-то время, совсем не двигаясь и боясь дышать. Когда сердце успокоилось, а мысли перестали метаться подобно обезумевшим зверям, Иджи рискнула вылезти из своего укрытия. Руфь лежала к ней спиной и, по всей видимости, спала. Сглотнув, Иджи подкралась к спящей девушке и остановилась. Щеки у нее пылали, зато руки были удивительно холодными. Собравшись с силами, Иджи сжала руки в кулаки и прижала их к ногам. Наклонившись к уху Руфи, она прошептала: — Я люблю тебя, Руфь. Я люблю тебя. И тут же опрометью бросилась к двери, но в темноте не заметила коробки и, споткнувшись, упала. Пока Иджи лихорадочно соображала, как ей успеть выскочить в коридор, промчаться мимо всех спален, забраться на крышу и спрятать веревку, было уже поздно. Теплые руки с нежностью легли на ее плечи. Иджи словно окатили ледяной водой, и она сразу же попыталась вырваться, но не тут-то было. Руфь крепко сжала Иджи в своих объятиях, и чем больше сопротивлялась Иджи, тем сильнее были эти объятия. — Пусти меня! — прошептала Иджи, все же не решаясь говорить громко. — Живо пусти или не видать тебе больше меда! Уйди! Пусти меня! — Ни за что, — тихо произнесла Руфь, а затем, когда Иджи внезапно перестала брыкаться и вырываться, повторила: — Я ни за что не отпущу тебя, Иджи. Наступила тишина. В комнату Руфи постучала мама Тредгуд. — Руфь, все в порядке? — Конечно, миссис Тредгуд, — отозвалась Руфь. — Я слышала шум и подумала, что у тебя что-то приключилось. — Просто окно захлопнулось от сильного порыва ветра. Вот я и проснулась. Простите, миссис Тредгуд, что разбудила Вас. — Ничего страшного. Ну, ладно, тогда доброй ночи, Руфь, — тепло произнесла мама Тредгуд. — Доброй ночи. Когда Руфь разговаривала с мамой Иджи, сама виновница пробуждения сидела тише воды, ниже травы. Она молчала и ждала, пока стихнут шаги. Руфь все еще крепко обнимала Иджи, хотя та уже и не думала вырываться. Нахмурив брови и чуть поджав губы, Иджи приподняла плечи, словно стараясь защититься от неведомой опасности. Руфь почувствовала ее напряжение и только собралась убрать руки, как была остановлена. Ледяные пальцы быстро и решительно дотронулись до рук Руфи, и она с улыбкой вновь обняла Иджи. Вытянув ноги вдоль Иджи, Руфь положила голову ей на плечо и закрыла глаза. Ветер все норовил ворваться в комнату, но окно было закрыто, и планам ветра не дано было осуществиться. Иджи медленно откинулась назад, тем самым прижимаясь к груди Руфи. Она благодарила ночь за ее темноту, потому что благодаря ей Руфь сейчас не могла увидеть, как горели щеки Иджи. Девушки закрыли глаза и еще долго сидели в полнейшем молчании, но внезапно Иджи выпрямилась и, извернувшись в руках Руфи, повернулась к ней лицом. В ночном полумраке Руфь поразилась тому, как блестели глаза Иджи. — Ни за что не отпустишь? — серьезным голосом спросила Иджи. — Ни за что, — не колеблясь ни секунды, ответила Руфь. — Совсем? Даже если я насмерть кого-нибудь убью? И после этого не отпустишь? — Иджи не отрывала взгляда от Руфи. Руфь тихо рассмеялась, прикрыв рот ладонью, но, видя, что Иджи даже не улыбнулась, успокоилась и спросила: — А можно убить не насмерть? — Не отпустишь? — вопросом на вопрос ответила Иджи. — И после этого не отпущу. — А если я… — Не отпущу, Иджи, — мягко произнесла Руфь, с улыбкой смотря на сидевшую перед ней шестнадцатилетнюю девчонку. — И даже после этого? — После чего, Иджи… Последний слог был произнесен слишком близко к губам. Руфь закрыла глаза, чувствуя, как по телу живо распространяется тепло, особенно в тех местах, где до нее дотрагивалась Иджи. Руфь никогда не чувствовала себя такой счастливой. Когда Иджи поцеловала ее, весь мир потерял свое значение и мысли о скором отъезде ушли на задний план. В тот момент, который Руфь хотела растянуть до бесконечности, не существовало никого, кроме Иджи. Прижав ее к себе, Руфь дрожащим шепотом произнесла: — Никогда… никогда я не отпущу тебя, моя Заклинательница пчел.