Оказалось, тоска бесконечна

Маринато не привык (да и не любил) жаловаться. Он, конечно, знал, что случись чего — у него были друзья, которые ему бы помогли. Родные люди, которые всегда рядом, но… никому неприятно выливать свои проблемы на окружающих. Да, конечно, можно придумать тысячу и одну причину, по которой все это будет оправданно и, в конце концов, прекратить уже накручивать себя по ерунде, не мальчик же! Но это все равно так или иначе меркло. Маринато устало варился в своих мыслях, боясь начать говорить о них, потому что он знал: стоит только открыть рот, стоит только на секунду расслабиться, позволяя эмоциям выйти наружу — назад пути нет. Это было даже не смешно. Маринато ненавидел разговоры о личном и о себе конкретно. Он просто не знал, что делать. А как все было просто раньше? У него были его клуб, дружба с Игорем, странная дружба с Сергеем Богдановичем (хотя тот упорно от нее открещивался). Раньше у Маринато был Мигель, с которым, пусть и не всегда, но было хорошо. Уютно. Маринато казалось, что это навсегда. Ну, на десять лет точно. Ему казалось, что-то, что между ними можно было сравнить с отношениями Сергея Богдановича и Игоря. Только вот реальность оказалась совершенно другой. Реальность отбросила Мигеля в родную Португалию, потому что в Зените он оказался не нужен. В реальности Данни устал, обозлился на всех, пытаясь делать вид, что ничего не происходит. В реальности у Маринато опускались руки. Самое страшное — не знать, как помочь любимому человеку, особенно, когда он не хочет принимать эту помощь. Мигель был жутко гордым, получив отказ однажды он не попросит второй раз, даже зная, что все может пойти иначе. Даже видя, что все может сложиться куда лучше, наступи он на свою гордость. Мигель не любил признавать свои слабости и раньше Маринато не видел в этом проблемы. Раньше ему это казалось чем-то загадочным. Он думал, что вместе они смогут справиться в любом случае. Маринато никогда еще так не ошибался. Тот факт, что за короткий период времени Данни оказался за бортом — похоже, сломило его. Он стал раздражителен, холодным. Он будто бы пытался переложить часть вины на Маринато. Будто бы тот мог в одночасье решить его проблемы. Хотя, накручивая себя, Маринато думал о том, что, возможно, мог бы попробовать поговорить с Сергеем Богдановичем. Возможно, как-то повлиять на его решение. Однако обо всем этом Гиля узнал слишком поздно. Последняя их встреча, как раз во время Чемпионата Мира — окончательно разрешила все вопросы, которые могли появиться в перспективе. Мигель был не только холодным — он был раздражительным. Толком из их встречи ничего не вышло, только разочарование и какая-то горечь на десерт. Да Маринато и не ждал ничего: он уже давно все понял. Только легче от этого не стало ни на йоту. *** Маринато чувствовал себя раздавленным. У него на плечах будто бы лежал груз, который ему не под силу было нести одному, но он молчал, сцепив зубы, не желая никому докучать. У Игоря были свои проблемы: Чемпионат только прошел, нужно было оправиться от поражения и готовиться к новому сезону (ему кстати тоже бы не помешало), а больше рассказать-то по сути было и не кому. Гиля за годы дружбы жутко привык к их откровенности, а сейчас просто терялся. Хотя и не понимал, что конкретно его останавливало. Наверное, он просто не хотел расстраивать Игоря, ведь тот был искренне рад за его с Мигелем отношения. А тут (как бы комично это не звучало), у мамы с папой было не все в порядке, они разводились, потому что один родитель охладел, но жутко не хотели рассказывать об этом любимому ребенку, надеясь, что тот со временем все поймет. *** Вызов в национальную сборную — всегда праздник. Особенно, когда твое амплуа не подразумевает выход на поле (по понятным причинам). Но тут Игорь решил поехать на плановый осмотр в Германию (хотя Сергей Богданович и Маринато знали, что Игорю просто нужно было время чтобы принять решение о продолжении карьеры в сборной), и поэтому появился реальный шанс выйти в старте. Только вот Маринато должен был уже привыкнуть к тому, что у него либо одно, либо другое. Наконец-то оказавшись в сборной, Маринато обнаружил, что общаться-то ему и не с кем. Из Локо не было никого, Сэм отказался от выступлений, Игорь был в Германии, а остальным было трудно общаться с Маринато из-за пусть и не такого очевидного, как у Марио языкового барьера. Это удручало. Гиля и так чувствовал себя ужасно, а теперь, будучи совершенно одним, общаясь с ребятами только по делу — стало еще поганей. Как только их отпускали с тренировки и ужина — он стремился скрыться в своем номере, который делил с Ерохиным, лишь бы не чувствовать себя неловко среди толпы. В номере Маринато либо читал, либо смотрел фильмы/сериалы, отчаянно пытаясь научиться понимать русскую речь еще лучше. Но это было невозможно! Иногда ему писал Игорь, и Гиле приходилось прикладывать все усилия, чтобы не выдать себя, хотя он невероятно устал от этого театра одного актера. *** — Эй, Гиль, — он поднял голову, замечая подошедшего Артема. — Не кисни. Маринато вопросительно вскинул брови. Очевидно, это была метафора? — Прости, — Артем, будто сразу поняв свою ошибку, сел рядом. — Чего ты от нас-то бегаешь всех? — Я не бегать, — заверил он. — Просто дела. — Ну слушай: Марио вообще по-русски не понимает, но однако же замечательно проводить время. Конечно, Марио-то душа компании, улыбчивый солнечный парень, который сразу зацепил Дениса Черышева и большую часть команды, даже не зная языка. О чем ему переживать? — Я не совсем понимать, к чему ты клонить, — честно сказал Гиля. — К тому, что ты сегодня смотришь с нами фильм, и это не обсуждается. Форсаж будем смотреть, он клевый и там не так много разговаривают. — Я смотреть Форсаж, — зачем-то продолжал гнуть свое Маринато. — Ну и супер, — совершенно не смутился этому факту Артем. — Тогда будешь Марио переводить то, что тот не понял, а то Денис отвлекается постоянно. Вообще-то, Гиля был уверен, что Марио больше нравилось общество Черышева, но высказывать свою точку зрения он не стал. Очень уж упертым казался Артем. — Я прийти. Когда? — После ужина у Дена, ну, в смысле, Дениса собираемся, — отрапортовал Артем, поднимаясь и уходя. Гиля посмотрел на свои ладони. Может быть, от этого ему станет лучше? Может ему и правда нужно было развеяться?