Восемнадцатилетняя

Молли искала множество причин, чтобы жить. Каждый день она вставала с мыслью о том, что сегодня всё будет лучше. Она не раз мне говорила о том, что хочет умереть, но я лишь отвечал что-то вроде: "Да, я тоже..." Поставленные ею цели быстро достигались, ввиду ее целеустремленности и амбициозности. Она умела ладить с людьми, имела кучу знакомых, внимания от противоположного пола. Люди к ней тянулись, ведь она была очень красива и умна, хотя, как я заметил за время нашего общения, она довольно-таки критично относилась к себе. Я пытался доказать ей, что она прекрасна, но, видимо, я недостаточно старался... Молли добилась материального благосостояния и практически ни в чем не нуждалась, но всё же, она понимала, что все эти шмотки и море алкоголя, ежедневно убивающего её печень, не приносили ей особого удовольствия от жизни, она не видела абсолютно никаких причин, чтобы не покончить с собой. Она прекрасно рисовала. У меня до сих пор дома лежит мой портрет, нарисованный ею. Молли ценила искусство, закаты, умела говорить по душам, любила петь и красиво одевалась. Чёрт, она была была так прекрасна. Продумала ли она всё это или виной тому была её импульсивность и количество принятого алкоголя, уже никто не узнает. На свой восемнадцатый день рождения Молли пригласила всех своих друзей и хороших знакомых в ресторан в самой большой высотке в нашем маленьком городе, где есть выход на крышу, открывающую прекрасный вид. Море алкоголя, подарков и внимания в её сторону сделали её счастливой на какое-то время... ну или мне так показалось. Мы дружно поднялись на крышу всей большой компанией. Было очень весело, и я даже подумал, как ей повезло, ведь я провёл своё восемнадцатилетие не так классно, как она. В какой-то момент она отстранилась ото всех ненадолго и тихо курила в стороне. Я решил подойти и спросить у неё, что случилось. Она улыбнулась, подошла ко мне ближе и попросила принести ещё текилы. Я отошел за текилой, как вдруг позади себя я услышал крики, в которых отчетливо услышал фразу "Молли, нет!" Когда я повернулся, её не было. Была только толпа, собравшаяся возле ограды, отделяющую выступ у крыши и столики... и крики. Когда я подошел, я увидел пятно на асфальте и чьё-то бездыханное тело. Я особо не разглядел, ведь было достаточно высоко, а моё зрение оставляет желать лучшего. Нас охватила паника. Мы спустились вниз, где уже собралась толпа зевак. Кто-то звонил куда-то, вероятно, вызывал полицию, скорую. Я прорвался сквозь толпу и увидел её... Она лежала в неестественной позе. У нее были поломаны ноги и руки, торчал шейный позвонок, был расколот череп, из которого сочилась кровь. Мне трудно это вспоминать. Я помню, как люди кричали, плакали, как кого-то стошнило, как кто-то отходил подальше, чтобы не видеть этого зрелища. А я просто стоял. Стоял и не мог не смотреть. В этот момент мне хотелось верить, что всё это неправда, что я напился и уснул, что это происходит не со мной. Спустя какое-то время приехала скорая и полиция, затем её родители. Мать Молли билась в истерике и кричала, отец обнимал её и пытался успокоить. Я никогда не видел человека с такой болью в глазах, как у него. Затем её бездыханное тело погрузили в мешок и закинули в машину, будто это, мать его, мешок с картошкой. Её лучшая подруга сидела на тротуаре и рыдала, билась кулаками об асфальт, её друг успокаивал её, но было видно, что он плачет и еле сдерживает истерику. Кто-то также рыдал, кто-то стоял и нервно курил, кто-то сидел и держался руками за голову, но я не видел ни одного человека, которому было наплевать. В тот момент я достал сигарету, закурил и громко заплакал. Я ведь мог это остановить, мог разговорить её, развеселить, позвать с собой сходить за текилой... Я мог сделать, хоть что-то, но я не сделал ничего. Она говорила со мной последней и я не смогу жить с этим теперь. И самое главное, я так и не сказал, как же сильно я её любил.