Все связано (о спасенном зверьке, лихорадке, закрытом окне и спутанных путях)

Когда-то. Белый лисенок бился в силке для фазанов. Сюэ Ян с интересом наблюдал, как зверек пытается выбраться. Не раненный, но и не в силах освободиться - было ясно, какая участь его ожидает. Лисенок продолжал попытки вырваться, грыз нити и наконец горько заскулил, улегся, но лишь для того, чтобы через минуты снова пытаться себе помочь. Кто бы мог подумать, но Сюэ Ян никогда не убивал просто так. Он всегда знал причину. Эту причину, чаще всего, видел только он, остальные- лишь неоправданную жестокость и безумие, но какое ему дело до мыслей жертв. Убивать лисенка Сюэ Ян причин не видел. Мясо у лис невкусное и они с даодзаном не голодали. Он на минуту представил, как хорошо будет смотреться мантия Сяо Син Чэня с белой опушкой, но тут же как воотчую увидел боль и жалость на лице мужчины, преподнеси он такой подарок. А еще отвращение к нему, Сюэ Яну. Парень встал на колени и потянулся рукой, решив, что если тварёныш попытается укусить, то разговор будет другим. Но тут в ладонь ему ткнулся влажный нос, а потом зверек поднял на него слепые глаза. Сюэ Ян потряс головой, глаза у лисенка были нормальные, ярко жёлтые, но Сюэ Ян не верил в грезы наяву. - Ты дух лисы, так? - хохотнул он. - Мелкий и легкомысленный, чтобы так легко попасться, но достаточно мудрый, чтобы показать мне то, что показал. Ты считаешь это важным для меня? Ты прав. Он взял нож и аккуратно высвободил льнущий к нему ком меха. - Иди, - он слегка шлепнул довольного зверька по заду, - и раз знаешь, что мне дорого, уж сбереги, если что. Оно мое и только мое, - вдруг тихо и серьезно добавил парень в чащу, где уже исчез белый хвостик. Он подхватил сумку с добычей и испорченный силок. Среди густого подлеска мигнули и пропали две пары глаз. Сейчас. - Ты все время просил прощения. В бреду орал, как одержимый, а один раз даже разрыдался. А-Цин старалась говорить равнодушно, еще чего, волноваться за этого вредного паршивца! Не показать же, что, когда из глаз мечущегося по кровати, Сюэ Яна хлынули слезы, даже ей стало не по себе. Что такое может казаться этому страшному человеку, если он плачет навзрыд. -Я сидела с тобой, пока ты метался, а даодзан всю ночь носился за лекарством, ты просто бедствие! Тогда. Тогда они с даодзаном вернулись с ночной охоты. Осень, красивая, если любоваться на нее из тепла дома, на улице встречала почти зимними объятиями. Даодзан с паршивцем вернулись под утро, лицо Яна горел, он все время смеялся и требовал то восхвалять свои подвиги, то целовать, потому что на Горе Бессмертных обязательно учат лечебным поцелуям. И неужели он, победитель речных гулей, спаситель мантии даодзана от холодной воды, не стоит этого лекарства?! Сяо Син Чэнь поприветствовал А-Цин и насильно потащил хохочущего парня в спальню. За уже давно специально для этого утолщенной деревянными панелями дверью не было слышно почти ничего, да и А-Цин не хотела прислушиваться. Нечего нового. Она поспала и занялась готовкой. Утро расцвело ярким днем, когда Сяо Син Чэнь вышел из комнаты. -Даодзан! - тут же подскочила к нему девушка, - что на этот раз выкинул стервец? Но увидев озабоченность на лице Син Чэня, сбавила тон. На белой повязке проступило одинокое красное пятно. - Что случилось? Она уже суетилась, наливая горячий чай. - Есть суп, я нагрею его, будешь? Тебе тоже надо согреться! Сяо Син Чень взял чашку из ее ладоней и благодарно кивнул. - Юноша решил показать мне свою удаль, уничтожая речных гулей в ледяной воде. Это я виноват,- вздохнул он, - не смог остановить. Теперь он спит. Монах, спеша, допил чай. - А-Цин, я в город. Я знаю, как лечить простуду и лихорадку, но не хватает нескольких ингредиентов. Он взял ее руки в свои: - Милая, пожалуйста, присмотри за ним. Если захочет пить- дай воды или твоего так чудесно пахнущего, супа. Только осторожно, сможешь? А-Цин колебалась лишь пару мгновений. Она до сих пор не доверяла этому парню, она прекрасно помнили меч, смотрящий ей в живот и ухмыляющееся лицо. " - Иди сюда, дам конфетку" Но она видела, а до того, как они вдвоем укрепили дверь, вот уж радость то, и слышала, как счастлив с ним Сяо Син Чэнь, да и к ней мальчишка относился со все более явной приязнью. Правда часто она выражалась так, что уж лучше бы он рот вообще не открывал, и все же... - Хорошо, - важно согласилась А-Цин. - Я посмотрю за нашим паршивцем. Сяо Син Чэнь погладил ее волосы и вышел на улицу. -Прости-прости-прости, - мотал головой Сюэ Ян, раскинувшись на кровати. А-Цин, на всякий случай оставившая дверь приоткрытой, сначала не поняла, что слышит. Она осторожно заглянула в комнату, прихватив шест. - Прости-прости-прости, - повторяли искусанные в кровь, губы. Глаза были плотно закрыты, даже зажмурены, как будто их хозяин не хотел ничего видеть. Рядом валялась влажная ткань, видимо Сяо Син Чэнь охлаждал лоб больному. А- Цин смочила тряпицу и, подражая слепым, ощупью попыталась вернуть на лоб Яну, но тот снова забился. - Ты никогда не придешь! - вдруг заорал он. - Ты ничего не разрушишь! Не сможешь!!! Испарина обильно покрыла лоб, волосы слиплись от пота, а он все то бормотал, то вскрикивал. А-Цин, как околдованная, застыла перед кроватью. Видеть этого жестокосердного человека таким было странно и жутко. Как смотреть во внезапно раскрывшуюся рану. Вот только был ровный шов и уже хрясь! Между разодранных краев- парящее мясо и набегающая кровь. И не знаешь, что делать, за что хвастаться, как помочь. И помогать ли... На миг А-Цин посетила мысль, если открыть окно, если запустить в комнату вечерний холод, если дать леденяще промозглому ветру проникнуть в этот открытый в крике рот, выморозить легкие то, возможно, так будет лучше. Она видела жестокость в глазах этого человека, черную злобу и веселую ненависть, видела многое, что не замечал даодзан, слишком чистый, слишком доверчивый. Слепой. Она помнила, почему в городе И торговцы, все, как один, перестали обвешивать и надувать монаха: у тех, кто это делал, внезапно горели дома. Один, второй, слава богам, это случалось днем и страдали только толстые кошельки обманщиков, но торговцы были не глупый и на четвертый подобный случай, каждый стал норовить подкинуть смущенно отнекивающемуся Сяо Син Чэню в корзину лишний гостинец. Дочка содержателя гостиницы, которая смеялись над страшноватыми глазами А-Цин месяц сидит дома, палкой не выгонишь. Говорят, она проснулась с уродливо остриженными волосами. Где-то подожжённые, а где-то выбритые до кожи, они являлись собой жалкое и отталкивающее зрелище. Отец позвал обоих заклинателей, но они не нашли следов нечеловеческого, а девушка вдруг призналась, что сама навлекла на себя гнев местного духа и понесла заслуженное наказание. А вот шестерых пьяных балбесов, решивших осчастливить своим вниманием миловидную и конечно, изнывающую от желания их развлечь, слепую девушку, так и не нашли. По летней жаре А-Цин решила искупаться в пруду недалеко от их дома. Уверенная, что о красивом и уединенном водоеме знает только она, да даодзан с паршивцем, почувствовала себя в безопасности и утратила бдительность. Оглушив нападавших площадной бранью и пнув одного в торчащее через штаны достоинство, А-Цин в одной мокрой нижней рубахе понеслась сквозь кустарник, преследуемая гоготом и обещаниями использовать ее пыл как следует и чуть не снесла с тропы идущего из города с корзиной продуктов в руке и яблоком в зубах, Сюэ Яна. Сильная рука жестко сцапала ее поперек груди, а жаркий шепот в ухо о том, как опасно девочкам бегать голышом, когда он ходит тут, голодный, так напугали А-Цин, что она укусила державшую ее руку, не сразу узнав парня и уже приготовились за дорого продать свою жизнь, но тут на тропу вывалилась распаленная погоней молодежь. Кто-то узнал жителя уединенного похоронного дома, кто-то вспомнил, что парень часто гуляет в обществе слепого монаха, кто-то крикнул про обрезанных рукавов, а кто-то наоборот, про жадин, которые не хотят делиться, а надо бы, такой темпераментной девы должно хватить каждому и не по разу. - Пойдем домой, Слепышка, - пожал плечами Сюэ Ян, кидая недоеденное яблоко в корзину на локте, А-Цин, кажется теперь повисла на этой его руке. Им дали сделать несколько шагов, а потом тот, с отбитыми ядрами, прыгнул вперед, махая поднятой с земли тяжелой палкой. И так и застыл на месте. Одним слитным движением субтильный и не опасный на вид, парень развернулся и острие длинного ножа уперлось аккурат в героически оттопыренный подбородок. В воздухе повис неприятный запах, а остальная компания сразу протрезвела, увидев в темных глазах и вмиг ставшей безумной, улыбке, свою смерть. Они схватили жалко ругающегося сотоварища и спешно ретировались. А-Цин тогда зажала рот рукой, чтобы не вскрикнуть, она тоже видела эту смерть и чистейшую жажду нести ее прямо сейчас. Лишь в доме она нашла в себе силы заговорить, поблагодарить, но тот ужасный человек, за руку которого она цеплялась на тропе, вновь стал язвительным и смешливым ребенком в теле юноши. Только тех парней потом не нашли, нашли куски тел, неузнаваемое мясо. Старожилы шептались и головами качали, мол какой хищник мог разорвать шестерых здоровых парней за одну ночь, да и как они все оказались в лесу... А-Цин понимала, что их " темпераментный и несдержанный юноша " как звал его даодзан, спас ее от надругательств и, возможно, смерти, но вспоминая тот взгляд, хотелось бежать, как от более страшной чем насилие, участи. И сейчас можно все решить, возможно даже спасти жизнь ее и даодзана, стоит просто настежь раскрыть окно, за которым поздний вечер шел рука об руку с зимним холодом. - Ты сам! Саааам во всем виноват! - снова заорал этот сумасшедший и дико захохотал, не открывая глаз. Но те люди обижали даодзана и ее, те парни точно бы ее не пощадили, убили бы от страха, подбадривая друг друга: «Да кто хватится слепой нищей! Давай брат, коль кишка не тонка!» И даодзан сейчас счастлив и тоскливые тени больше не делают его лицо жалобным и несчастным. Как у выставленной за порог собаки. А-Цин решительно отошла от окна. Она отдавали себе отчет, что в случае чего не справится, и искренне взмолилась всем богам, что бы такого случая не было вовсе. И тут Сюэ Ян резко сел на постели, уставился невидящими глазами перед собой и глухо завыл. А-Цин видела всякое, но за все ее 16 лет никто не плакал так отвратительно, неприятно и вместе с тем отчаянно и горько. Слюна, смешанная с кровью, пузырилась в уголках губ, слезы лились и лились из заполненных зрачками глаз, и парень выл, как самый лютый из мертвецов воет, по слухам, о потерянной сладости жизни. - Ты! Ты! - выговаривали потрескавшиеся губы и снова открывались, выпуская отчаянный вой. - Не смей так со мной! Уууубью! Я всех убью, если тыыыы... От заполошного взмаха руки грянула об пол миска у кровати. Холодная вода и глиняные осколки брызнули ей на ноги, выводя А-Цин из ступора. Надо было что-то срочно делать, глаза у парня закатились под лоб, но из них продолжали литься слезы. И еще он продолжал кричать совсем уже несуразицу, попеременно то угрожая кому-то смертью, то умоляя кого-то столь жалобно, что сама девочка почувствовала влагу на глазах. Мечась в бреду, Сюэ Ян скинул одеяло и разорвал ворот нижней рубахи, под ключицей она увидела дорожку из покрасневшей кожи. А-Цин знала, как выглядят засосы, почему-то этот явный знак отношения ее даодзана окончательно подтолкнул ее к действию. - Не для тебя, кошмарник, ради него, - воскликнула она и мигом принесла новую миску с водой, а также жгут из ткани. Девушка как-то видела, что людям в таком состоянии надо дать зажать что-то в зубах, дабы они не проглотили язык и вознамерилась сделать это, а потом все-таки попробовать сбить жар. Только подходить, трогать, даже просто обнаружить себя было очень страшно, может потому, что среди обещаний смерти она услышала и свое имя, если, если, но дальше все терялись в вое. Но когда А-Цин храбро подошла к постели, парень вдруг начал сосредоточенно шептать, ей даже показалось, что он плетет заклинание, но потом дошло, что это молитва, неразборчивая, отрывистая, злая. А потом Сюэ Ян, наконец упал на кровать и закрыв глаза, задышал ровно и тихо. Обмирая, А-Цин взяла тряпицу и положила на горящий лоб. Руки совершенно не слушались, когда бывшим жгутов она стала стирать кровавую слюну с искусанных губ и подбородка, но она заставила себя успокоиться. Взгляд все время возвращался к следам зубов даодзана на загорелые кожи. Она обтерла потную шею и погрозила бессознательному паршивцу пальцем. - И даже не надейся, что я буду делать что-то еще, вроде как обтирать тебя всего! Вот придет даодзан, он любит с тобой возиться, ты ему руки лизать должен, между прочим! Правда ты так и делаешь, тьфу на тебя! А-Цин старательно раззадоривала себя скабрезностями и бранью, отгоняя остатки чужой истерики и боли и когда сердце стало биться спокойнее, а руки перестали трястись, она даже села на край кровати, накрыв спящего парня одеялом и смочила его губы водой. -Ты уж не умирай сейчас, - капризно попросила она, а то даодзан добрый, жалеет всех и каждого, а тут ты. Но если ты когда-нибудь разобьёшь его сердце, - вдруг откуда-то пришли слова, - я сделаю все, чтобы ты издох, как бешеная собака, даже если это будет стоить мне жизни, тебе ясно? Сюэ Ян на постели тяжело вздохнул. Не открывая глаз, облизал с губ накапанную ею воду и взмахнул рукой без мизинца. А-Цин отпрянула, ожидая гадости, но он только снова вздохнул, рука упала на одеяло. А-Цин еще раз смочила потрескавшиеся губы. А потом пришел даодзан, разгоняя собой заполнивший комнату душный полумрак. Вроде как было три свечи, так и осталось, но Сюэ Ян, из непредсказуемой опасности превратился в просто измученного лихорадкой юношу, немногим старше ее. Одежды Сяо Син Чэня говорили о бездорожье, вид был усталый, но он улыбался и первым долгом извинился перед А-Цин, благодаря ее за терпение и помощь. Оказывается, нужный ингредиент был у собрата по ремеслу местного целителя, собрат жил не в городе И , а нестись туда в ночи не желал никто. На последние деньги монах нанял лошадь, сначала они с животным не нашли общий язык, потом искали его с поднятым среди ночи, целителем... Сяо Син Чэнь рассказывал все это, колдуя с травами и какими-то штуками у очага, А-Цин слышала его голос и потихоньку задремывала от всего пережитого. Проснулась она, когда монах, успевший уложить ее в гроб, заботливо накрывал ее своей мантией, новой, которую они с паршивцем уговорили его купить недавно. - Прости, что заставил тебя волноваться и ждать так долго, надеюсь, он не доставил тебе слишком много хлопот, - целует ее в лоб даодзан и вкладывает в ладонь конфету. А-Цин порывисто его обнимает и бурчит что-то о глупцах и выпендрежниках, не дающих покоя ни ей ни ее даодзану. Ей желают красивых снов и уходят. А-Цин решат не рассказывать ничего. Сейчас. - Да? Этот гад уминает конфеты, принесенные даодзаном и, уверенный в своей безнаказанности, только что стянул одну с ее блюдца. - Ничего не помню, наверно, ты все выдумала, Слепышка, чтобы добиться благодарности, - машет он рукой, но тут же замирает. - Говоришь, просил прощения? И ты хотела мне жгут в зубы запихнуть, что бы не проглотил язык? А до этого закрыла окно, чтобы не замерз насмерть? А- Цин похолодела. Ничего такого она не говорила, а уж окно... Рука Сюэ Яна метнулась в рукав, А-Цин слепо повернула голову на движение, понимая, что не успеет, что нож, который сейчас взрежет ей горло, окажется быстрее, быстрее... Три спелых локвы оказались на ее блюдце с конфетами, золотясь бочками и исходя ароматом. В позднюю осень и один такой фрукт стоил немало, а целых три... - Там локвы, если что, - машет рукой Сюэ Ян, я возьму у тебя еще конфету, можешь нажаловаться даодзану, - тут же скалится он, делая еще какое-то движение и А-Цин с облегчение верещит, хватая вместе с фруктом только что подкинутого парнем, мерзлого червяка. И навсегда. Шли годы. Как-то весной они решили побродить по миру, а осенью нашли дом в лесу, недалеко от города больше и гостеприимнее, чем город И. Дом был не столь ветхий и у А-Цин появилась своя кровать. Местность- не столь пустынной и у заклинателей стало много работы и, как результат, денег. Путаются следы, вроде по прямой, а вроде и мимо, отводятся глаза, вроде и заметен слепой даодзан- морозный узор на войлочный вишнях и спутник его, в черных одеждах и девушка слепая, но бойкая и неунывающая. Заметны они, как полынь и яркий вьюнок под легким весенним ветром, а забывают о них за пределами того края. И никто не пришел. Никто не нашел их. Ни-ког-да.