he feels like home.

— хён. — тихий шёпот, но так громко для чимина, будто говорят в рупор прямо над ухом. чимин приподнимает голову, жмурит глаза и встряхивает головой, чтобы поправить непослушные волосы, что сразу лезут в еле разлепленные уставшие глаза. потирает свой лоб, прищуриваясь и ища взглядом источник такого родного шепота.       и он находит чонгука под горой одеял, такого сонного, помятого, с щелочкой вместо глаз, спутанными смольными волосами, в которые сразу хочется зарыться пальцами и опробовать их на мягкость, с слегка покусанными после плохого сна губами.       теплая улыбка автоматически расползается на лице чимина, пусть и отдает усталостью, но она все также любима чоном и заставляет его чуть шире раскрыть глаза и в очередной раз насладиться своим персональным солнцем, после созерцания которого хочется улыбаться точно также — широко и счастливо. — почему ты не лежишь рядом со мной, чимин-а? — парень не отвечает, но чувствует, как голос чонгука после сна будоражит его как в первый раз; к нему невозможно относиться спокойно, ты либо любишь его голос, либо обожаешь, третьего не дано. — тебе снился кошмар, гукки? — чимин присаживается поверх одеяла на бедра чона, чувствуя сразу такие любимые руки на своей пояснице и прикрывая в наслаждении глаза. пак больше всего любит такие моменты уединения со своим парнем, они содержат какую-то невероятную ценность, которую не передать словами, не высказать на бумаге. в объятиях чона чимин находит спокойствие и свой дом. — да, как раз что-то о том, что ты во время того, как я спал, пошел в соседнюю комнату к юнги-хёну, и меня разбудили очень странные звуки во сне. еще секунда, и я бы точно взял что-то тяжелое для серьезного разговора с вами обоими, хён, — чонгук особенно выделяет свое обращение, дерзко смотря в глаза чимина и резко кусая его за нижнюю губу, оттягивая ее.       действия чонгука должны действовать на чимина точно не так, как в реальности, потому что чимин смеется. чимин так громко смеется, что кажется, даже юнги сможет проснуться от его смеха, хотя этого хёна и выстрелом не разбудишь.       пак утыкается в шею чонгука и продолжает смеяться, щекоча своим дыханием кожу чона, а что может чон? он лишь широко улыбается, слушая свое чудо, и удивляясь, как этот человек может быть хёном? за ним самим нужен уход, а то ведь захотят украсть и украдут, доверчивый парень. — чимин, почему ты такой? — какой, гукки? — наконец успокоившись, спрашивает пак, заглядывая в глаза тонсена и вытирая небольшие слезы, вызванные смехом. — такой красивый, потрясающий парень, который освещает мою жизнь каждый день своим присутствием. мне достаточно лишь твоей улыбки, чтобы почувствовать, что я жив. господи, на каждом концерте, я наблюдаю за тобой и понимаю, что весь наш путь был не зря. твои глаза так горят, хён. я хочу, чтобы ты был таким счастливым всегда. я хочу осыпать тебя подарками, видеть твою смущенную улыбку, слушать твой милый заразительный смех и смеяться в ответ, до боли в животе и скулах. чимин, я так влюблен в тебя, так сильно влюблен, что готов горы свернуть, лишь бы иметь возможность быть с тобой всегда.       чимин слушает чонгука и чувствует, как щеки обжигают слезы. слезы непрошенные, отдающие счастьем. именно о такой любви пишут в книгах, именно о таких чувствах мечтают девочки-подростки, и кто бы мог подумать, что она существует.       чонгук так любит чимина, до сладких поцелуев после душа, до ночных прогулок по темным закоулкам в надежде побыть наедине, до дрожи в пальцах и хруста в костях; чимин так любит чонгука, что готов говорить об этом каждый день, чимин готов научиться рисовать, лишь бы была возможность описать красоту чонгука больше, чем просто словами, он любит безумно, до искусанных губ и лиловых отметин по всему телу, до единого стука сердец в унисон.