Лихорадка с привкусом роз

Боль. Жуткая, ужасная боль, пронизывающая всё тело, забирающаяся в каждую его клеточку, плотно засевшая где-то в голове, сравнимая с Круциатосом. И через секунду маленький, не больше двух сантиметров зеленый стебель, вылезающий из вены и обратно врастающий в нее на другом конце. Гермиона смотрела на него, округлив глаза и вдыхая воздух через зубы. Она знала, что эту боль нужно просто стерпеть, что через какие-то пару десятков секунд она пройдёт, исчезнет, будто её и не было. Так что она лишь смотрела на небольшой зеленый росточек, что первый раз в жизни появился у неё на руке.       Гермиона не ожидала, что первый цветок появится у неё именно так. Хотя, это даже цветком нельзя было назвать. Нет, она знала, что это больно, но такую боль она себе и представить не могла. Уже многие в школе ходили с такими цветами, и, хоть это, на первый взгляд странное зрелище, никто не спорил, что это красиво. Цветы обвивали чьи-то шеи, кисти рук, даже волосы, иногда слегка заходили на лица. Лилии, пионы, ромашки, орхидеи, тюльпаны, астры, гвоздики, изредка ели, шиповник — огромное множество прекрасных растений вырывались из людей, там, где у их соулмейтов были раны. Но эти цветы работали довольно странно: они вырастали не всегда на месте ран соулмейтов, можно сказать, выборочно. В этом была определенная магия, и многие люди строили разные догадки насчёт цветов: кто-то считал, что они живые, и способны думать и анализировать на уровне людей; некоторые считали, что цветы вырастают на ранах, которые появились у соулмейта во время каких-то важных для него событий, а не просто потому, что тот порезался краешком страницы учебника; а кто-то думал, что это всего лишь совпадения. Грейнджер провела кончиком пальца по цветку. Она вспомнила, как видела у Джинни длинную гортензию, которая обвивала её плечо, начинаясь еще там, где ее тело закрывала футболка, и заканчиваясь на кисти руки. И это всё всего один цветок, который появился через пару минут после того, как бладжер вывихнул Гарри руку на тренировке по квиддичу, которым он занимался даже летом. Эти двое точно были соулмейтами, хоть и произошло у них всё довольно быстро.       А вот с Роном у Гермионы было не так гладко, как у этих двоих. После того поцелуя и пару дней полного отдыха и отрешенности от битвы за Хогвартс, она нашла в себе силы наконец поговорить с парнем. Но, буквально за десять минут до этого, она встретила Лаванду, у которой расположилась небольшая анемона на лбу, красиво завивающаяся под стать кудряшкам. Прямо там, где у Рона осталась маленькая рана после битвы, которая скоро должна была остаться в виде шрама, как считала Гермиона. И ведь она даже не расстроилась такому повороту, что сначала удивило гриффиндорку, а после даже обрадовало. Мысль о том, что с Роном, таким знакомым, уютным, почти родным Роном, у неё могло что-то быть, вызывала смешанные чувства, ни в одном из которых не было ни намека на что-то хорошее. Грейнджер не знала, почему: возможно, это был страх, ведь раньше у неё был лишь Виктор, и то это нельзя было назвать отношениями; а возможно, Рон просто не был для неё «тем самым».       Хотя, далеко не все находили себе «того самого». Очень многим людям было всё равно на соулмейтов, они их просто напросто не искали, а выбирали себе вторые половинки по абсолютно другим факторам. Конечно, этого мнения придерживалась меньшая часть, но всё же, такие люди были. Но Гермиону скорее даже удивлял факт того, что столько девушек её возраста постоянно думали лишь о соулмейтах, и что они так восторженно и громко пищали, когда у какой-то из них появлялся цветочек, что закладывало уши. Конечно, для неё всегда на первом месте была учеба, но с помощью её таких любимых друзей, они встали на первое место. Именно Гарри с Роном помогли ей осознать, что дружба важнее знаний и школы, и также важнее этих цветов. Довольно забавно, ведь её мальчики гораздо важнее, чем другие парни.       Все эти мысли копошились в голове Гермионы, а она лишь терпела боль, сжав зубы, отвлекаясь на них. Она всегда отвлекалась, думая, могла полностью выпадать из реальности, когда Гермиона, например, решала какую-то задачку, или вспоминала что-то. Она не любила, когда мысли прыгали по разуму, не образовывались во что-то слаженное, ей было гораздо привычней, когда всё разложено по полочкам, и если тебе нужно что-то вспомнить, ты просто достаёшь одну из них. Но за последнее время столько всего скопилось в голове гриффиндорки, что просто невозможно было всё расставить в гармоничном порядке, хотя она очень стремилась к этому. И, наконец, Гермиона моргнула и вернулась в настоящее время, когда она стояла на таком знакомом вокзале, собираясь войти в поезд. Боль утихла, когда прошло около минуты, и она наконец смогла оторвать взгляд от небольшого стебелька. Её первый цветок. А значит, и для неё есть соулмейт. Поверить сложно… Девушка зажмурила глаза и сжала зубы, пытаясь переварить эту мысль, поставить её на место, как-то принять. Но нет, казалось, она пробралась в каждую клеточку тела, тесно поселилась в Грейнджер, вытесняя всё остальное. Такими темпами учеба пойдёт ко дну, а ведь это последний, выпускной год в Хогвартсе, который нельзя завалить. Так, Гермиона, не драматизируй, это всего цветок! Ей не следовало придавать такое огромное значение этой мелочи.  — Хей, Гермиона! — она услышала знакомый голос, и, пытаясь сделать за пару секунд непринужденное лицо, обернулась в поисках веснушчатого лица. Вдобавок к нему вскоре прибавился и зеленоглазый парень в круглых очках, и оба быстрой походкой, с чемоданами под мышкой, шли к гриффиндорке. Она натянула на себя улыбку, надеясь, что та не выглядит чересчур искусственной и помахала им рукой. Парни улыбались во все тридцать два зуба, и выглядели что ни на есть счастливыми. Гермионе подумалось, что такими она их не видела уж слишком давно, ведь всё лето она провела с родителями, а в прошлом году было далеко не до улыбок. Сама Макгонагалл помогла восстановить память её отцу и матери, и им очень долго пришлось объяснять, что на самом деле произошло. Конечно же, они всё поняли, и, хотя гриффиндорка очень переживала, это лето она провела по настоящему хорошо: уютно, в кругу семьи. Эти воспоминания были действительно приятными, и, пока Гермиона, с почти незаметной улыбкой на губах, которая появилась сама по себе, погружалась в это лето, парни уже пробились через толпу учеников и подошли к ней.  — Ты успела задремать? — улыбнулся Рон, увидев задумчивый вид подруги. Она же попыталась укоризненно посмотреть на него, но у неё не получилось, поэтому она лишь легонько толкнула его в плечо.  — Я слишком взбудоражена, чтобы заснуть. Мы не были здесь всего два года, а я так соскучилась по этому месту… — Гермиона оглядела вокзал, платформу девять и три четверти. Она вспомнила, в каком шоке была она и её родители, когда узнали, как проходить сюда. Конечно, для маленькой одиннадцатилетней Грейнджер весь мир магии был чем-то удивительным и одновременно прекрасным.  — Тебе идёт, — улыбнулся Гарри и кивнул на её волосы, которые были заплетены в аккуратный низкий хвостик, — Я тебя такой последний раз видел… А когда я тебя такой видел? — На щеках Гермионы проступил легкий румянец, как было всегда, когда она смущалась. Она и сама не знала, почему решила заплестись, ведь делала это только по праздникам. Но, сегодня утром, перед выходом она посмотрела в зеркало, и поняла, что что-то не так. Просто чего-то не хватало, как будто она смотрелась неполноценно с обычными распущенными волосами, так что она быстро сделала себе незамысловатую прическу, и, с облегчением вздохнув, вышла из дома. Нет, Гермиона никогда не пыталась как-то вырядиться, она вообще считала полнейшей глупостью тратить огромные деньги на одежду, как делали многие девушки в её возрасте. Ей нравилось быть симпатичной, но она, можно сказать, не делала ничего сверхъестественного для этого.  — Спасибо, Гарри, — она смущенно улыбнулась и, посмотрев по сторонам, пожала плечами и спросила, — может, пойдём в поезд? Кстати, Рональд, а где Джинни?  — Убежала куда-то, а что? — Гермиона не ответила, а лишь покачала головой, прикусив губу. Она хотела показать подруге её новый, первый цветок, возможно, Джинни дала бы гриффиндорке какой-то совет. Гермиона не знала, показывать ли его парням, но, не успела она как следует подумать и всё проанализировать, как Рон схватил её руку и слегка отодвинул рукав свитшота, в который она была одета, — Это что, твой первый цветок? — ошарашенно спросил он, непроизвольно сжимая запястья Гермионы сильнее. На это та тихо зашипела, выдернула руку, и потерла её там, где сжимал Рон.  — Ты очень внимательный, — бросила она, недовольно глядя на него. Он пролепетал что-то про то, что он не хотел, что он случайно, но гриффиндорка лишь отмахнулась. Ставшее хорошим настроение снова упало вниз, и она прикусила губу и вздохнула, — появился буквально пару минут назад, — сказала она, посмотрев куда-то в сторону.  — Гермиона, так это же здорово! Почему ты сразу не сказала? — спросил Гарри, поправив очки и глядя на неё. Как же Гермиона ненавидела, когда он так изучающе, будто в любую секунду она могла начать истерить, смотрел на неё. Этот взгляд также означал, что Поттеру нужен ответ, а иначе он не отвяжется. Но что им сказать? Что они хотят услышать?  — Не знаю, просто это было довольно неожиданно, — быстро ответила она, мечтая быстрее закончить этот разговор, около трех секунд потеребила рукав кофты, попадая кончиков пальца на стебель, а затем взяла небольшой чемодан, — пойдемте уже в поезд, займём места, — и гриффиндорка уверенным шагом двинулась к экспрессу, уже представляя, как парни идут за ней и вопросительно смотрят друг на друга. Может, шепчут, что поговорят об этом с ней потом. Не важно, главное, что сейчас, хоть на пару часов, она может забыть о злополучном цветке.       Они только зашли в вагон и пошли дальше, ища свободные купе, как Гермиона услышала вдалеке поезда знакомый голос, а подняв глаза, увидела знакомые светлые волосы и серые глаза.  — Да уж, вот по кому я точно не скучал, — почти прошипел Гарри, и уставился на Малфоя, уверенно вышагивающего вместе с Забини. Гермиона быстро взглянула на друзей, убедившись в том, что лица их проявляют крайнее недовольство. Слизеринцы болтали, но не сказать, что уж очень увлеченно, потому что Малфой глядел то в пол, то в окна, или заглядывал к остальным ученикам. Гермиона быстро пробежалась по нему глазами и приметила, что он стал чуть выше, впрочем, Гарри и Рон тоже слегка вытянулись за это лето. Волосы Малфоя чуть отрасли, так, что пара прядей спадала ему на лоб, и они уже не были никак прилизаны, а даже чуть взлохмочены, но ему это даже шло. Она всегда с улыбкой вспоминала, какими они были маленькими на первом курсе, и ведь уже сражались с… Волан-де-Мортом. Да, зачем это формальности? Тот кого нельзя называть, как же. Теперь он мёртв, и все маги запросто называли его имя. И уже тогда Малфой был высокомерным ублюдком, который гордился своей кровью и богатым папочкой, благодаря которому он позволял себе то, что нормалный ребенок не позволил бы. Хотя, кровь и отец — единственное, чем он мог гордиться. Но что было, то было, и Гермиона даже не держала на него обиды. Да, Малфой — мудак, который думает только о себе, и он уже не изменится, но он помог им в войне, и за это гриффиндорка была ему благодарна. Ведь он тоже многое пережил, не по своей же воле он стал одним из Пожирателей Смерти, и ему можно было сочувствовать, хотя жалости Гермиона к нему точно не испытывала. Да и он не выглядел, как человек, которого нужно жалеть — сейчас он скорее был обычным высокомерным парнем. Гермиона думала, что он хотя бы будет расстроен, что его отца посадили в Азкабан, но нет. Когда она прочла газету, где на главной странице писали о заключении Люциуса Малфоя, она представляла, что Драко будет отрешенным, будет выглядить плохо или даже болезненно, не будет с кем-либо общаться, будет страдать, но он был обычным. Просто Малфоем. Всё как всегда.  — Грязнокровка, может, ты дашь пройти? — она похлопала глазами, и поняла, что он уже стоит перед ней, а она упирается носом ему в подбородок. Его взгляд упирался в ее переносицу, и она чуть видно поморщилась — ей не нравилось, когда люди избегают смотреть ей в глаза. Хотя Малфой точно не избегал, кто-кто, но не он. Он скорее брезгал. Странно, что после того, что было, он ещё распределяет магов на чистокровных и грязнокровок. Гермиона отступила на шаг, думая, как она могла так задуматься, что не заметила, как слизеринец стоял почти вплотную к ней, а затем поняла, что он уже был в зеленом галстуке. И уже успел нахамить ей. Да уж, точно ничего не меняется.