Данко

      Была ранняя весна. В кофейне играла лёгкая музыка, порой срывающаяся в минорный плач скрипки. Она казалась всего лишь фоном для гула голосов и позвякивания маленьких серебристых ложечек о белые бока чашек. И одновременно она же вносила нотку драматизма в каждый разговор. Бывает такое, ты болтаешь с друзьями, вы молоды и прекрасны, но музыка сверху как бы твердит тебе: «Время скоротечно, дружище, вам осталось так мало». Об этом же напоминали и мимолётных запах цветов, и приторный шлейф духов прошедшей мимо дамочки, и даже тот самый аромат кофе. Была весна лохматого года в середине двадцать первого века, и время кончалось быстрее, чем когда-либо.       Афродите уже было семнадцать, она подрабатывала официанткой после учёбы. Работа ей даже нравилась. Безопасная и простая. Не было ничего сложного в том, чтобы забрать большую чашку американо из автомата, поставить её на поднос и принести, например, тому пожилому джентльмену за угловым столиком. - Спасибо, девушка, - мягким бархатистым голосом поблагодарил он.       Выглядел посетитель отлично для своих лет. Поджарая фигура, идеально ровная спина и спокойная улыбка словно молодили его. Но с небес на землю возвращали шрамы на руках, морщины на худощавом лице, боль в тёмных глазах и, пожалуй, чересчур заметная на чёрных волосах седина. Зато костюм из тёмно-синего кашемира у него был новый и дорогой. Его украшала золотая брошь с непонятным существом – то ли зверь, то ли птица.       - Я знаю, кто вы такой, - внезапно для себя пробормотала Афродита. – Я вас узнала. - О чём это вы? - Это ведь вы. Вы – Данко, лидер революции, - официантка говорила шёпотом, но мужчина всё равно до боли сжал её запястье. Пришлось пояснить: - Я видела ваш портрет у мамы в альбоме, и она рассказывала. Вы ведь были революционером тридцать лет назад, вы мир меняли. Против власти, против запретов, против ограничений. Так жаль, что ваши надежды не оправдались. Хотя мне всегда было интересно, почему?       Посетитель поджал губы так, что они побелели. Он ничего не говорил, только головой качал. Оба знали, что обсуждать случившееся тридцать лет назад нельзя. Афродита поняла, что зашла слишком далеко. - Простите, - официантка вырвала свою руку и виновато отвела глаза. – Я не хотела. Я не должна была расспрашивать вас. Извините ещё раз. - Постой, девочка. Если ты так хочешь знать правду, я расскажу её тебе. Присядь-ка. - Мне нельзя садиться во время смены. - Тогда не узнаешь ничего.       Афродита оглянулась. Столик стоял чуть в отдалении, все официанты были заняты, а управляющего и вовсе не было видно. Но всё равно тревога поднималась в душе девушки. Надо всего лишь сесть. Это просто стул, перед ней просто человек. В конце концов, что может произойти в многолюдной кофейне посреди дня?       Афродита села за стол. Впервые за весь их недолгий диалог мужчина посмотрел прямо в её глаза и стёр дежурную улыбку со своего старческого лица. - Я – Данко. Я поднял крупнейшую революцию века. Я готов был умереть за людей. Я строил свой мир вокруг себя. Я потерял всё, что так долго выстраивал. А кто ты такая? - Я? – опешила официантка. – Меня Афродитой зовут, мама любила мифы. Я, собственно, никто по сравнению с вами. Просто, если бы мы в одно время с вами были, я бы ни за что не отступила. Никак не могу понять, как же вас остановили? У вас ведь столько людей было, они вас так любили и поддерживали. - Всё очень просто, девочка. Я расскажу, но постарайся не перебивать меня.       Тридцать лет назад были мерзкие времена, хотя сейчас не лучше. Мы все играли в странную игру. Смирись или умри – таковы были её правила. Ты был ничтожеством, если имел своё мнение. Я был молод и считал себя умным, а ещё у меня были друзья. Самые верные, самые сильные и, конечно же, самые лучшие. Они были мне семьёй. Кто-то братьями и сёстрами, кто-то – детьми. Нам всем было не больше двадцати пяти. У нас горели глаза, а наши голоса звучали громче, чем что-либо. Мы были голосом. - Да-да, я знаю, - не сдержалась официантка. – Если вы были так сильны, почему вы тогда проиграли? - Ты знаешь, кто такой Данко? – вопросом на вопрос ответил старик. - Мама говорила мне. Был такой рассказ про мужчину, который вырвал себе сердце. Это ведь он? Так его звали?       Данко усмехнулся, и Афродите стало неловко. Неужели она сказала что-то не так? - Отчасти ты говоришь правду. Данко вырвал своё пылающее сердце ради людей, чтобы осветить им путь из тёмного леса. Я назвался так, потому что хотел быть таким же. Думал, что смогу это сделать. И я смог. Я кричал словами великого писателя: «Кто ничего не делает, с тем ничего не станется. Что мы тратим силы на думу да тоску? Вставайте!». И мои друзья, моя семья вставали. Они множились, множились и множились. Вместе, плечом к плечу, мы шли сквозь «тёмный лес», который нам выстроило наше время. Но я был идиотом. - Почему? – вздрогнула Афродита, увлекшаяся рассказом.       Данко печально усмехнулся. Он опустил глаза и погладил кончиками сморщенных пальцев существо на своей броши. Оно было таким странным. Афродита была не уверена, что такие животные есть на свете. - Я невнимательно читал тот рассказ, - очень тихо признался Данко. – Глядя на мужество героя, я не смотрел на тех, кто вокруг него. Я, действительно, стал Данко, а мои люди стали его племенем. Я вёл их на революцию, я учил их говорить и кричать, я научил их стрелять. Но большая часть тех, кого я обучил, утекали как песок сквозь пальцы, тонули в болоте нашего времени. В начале всё было мощно и хорошо. Я говорил, что мы идём в битву с военными, и мы шли. Я говорил, что в интересах революции мы взрываем штаб противника, и мы взрывали. У меня было оружие, у меня были союзники, у меня были подрывники и химики. Однажды мы даже начали побеждать. Вломились зимним утром в здание правительства. Наша первая активная и такая масштабная операция. Перестреляли охрану как в какой-то компьютерной игре, пробились внутрь, пробежали по красивым коридорам и вдруг поняли, что от губернатора нас отделяет одна дверь. Данко замолчал. Его руки вдруг начали трястись.       Вновь говорить он смог только через пару минут, когда Афродита уже отчаялась услышать продолжение. - Они решили подсчитать потери, - Данко отвернулся, глядя в окно. Его глаза блестели. – Мои люди начали считать, кого мы потеряли на пути к этим злополучным дверям. Оказалось, наших погибло больше, чем тех, против кого мы вышли. Я помню всех. Я помню каждое имя, которое с болью и яростью называло моё племя. Я помню, как ко мне подошёл человек, которого я любил. «Они убили Максима, моего брата, и в этом виноват ты!». После этих слов я заплакал, но слёзы мои остались незамеченными. Из храброго лидера я вдруг стал жестоким тираном. Тем, кто гонит народ в неравный бой. Я невнимательно читал тот рассказ. Пылающее сердце Данко было растоптано его же людьми, лишь только они увидели свет. Нет, меня не расстреляли там же. Они просто развернулись и пошли по домам. А я вспомнил, что все они ещё дети. - Революция закончилась? – Афродита сама чуть не плакала. Казалось, это просто слова, но ей было так грустно. Ей хотелось вскочить, побежать, закричать. - Нет. Конечно, нет. Революция никогда не кончается. Она живёт постоянно, перетекая из сердца в сердце, из уст в уста. Она – не костёр, который можно затушить, она – есть жизнь. Вот только жизнь имеет свойство прерываться именно в тот момент, когда этого ждёшь меньше всего. Мы так и не открыли ту дверь. Вернулись в наш скромный штаб, похоронили друзей, подсчитали дезертиров. Остались многие. Очень многие из выживших. Присмирели, вроде бы извинились и сказали: «Давай, Данко, веди нас дальше». Я повёл бы. Но уже не хотелось. Я не верил ни в них, ни в себя. На следующий день ко мне пришёл он. - Кто? – вырвалось у Афродиты. - Губернатор, конечно же. Он тоже читал историю про настоящего Данко. Он знал, что случилось возле дверей его кабинета. Мы говорили с ним несколько часов. Его звали Александр Николаевич, и он, в общем-то, был отличным мужиком. Хотя нет… Он был хамелеоном. Он становился таким, чтобы понравиться собеседнику и, по его словам, это делало нас похожими. Мы говорили, говорили и говорили. Когда он вышел, революция угасла в моём сердце.       Афродита отшатнулась и прижала руки ко рту. Все её мысли разбились с такой скоростью, что она будто бы услышала этот звон в своих ушах. Всё вокруг стало беззвучным и бесцветным. Только брошь Данко поблёскивала золотом.       Её выдернула из этого состояния жёсткая хватка на плече. Повернув голову, девушка с трудом узнала управляющего. - Афродита, ты что тут делаешь?! За работу немедленно! – заорал он. Афродита неловко встала, но не смогла не посмотреть на Данко. Он опустил глаза и уставился в чашку недопитого кофе. - Почему? – прошептала официантка. - Всё на этом свете имеет цену. Даже я. Даже моя честь. Даже рев… - Данко не договорил слово. Афродита и так знала, что он о революции. А он тем временем поднялся, оставил на столе пару купюр и сказал на прощание: - Они убили Максима и всех остальных. Разве это та цена? Разве это того стоило?       Несмотря на тирады управляющего, Афродита как зачарованная смотрела в окно на удаляющуюся фигуру Данко. Вернее… Того, кто был Данко. Того, чьё сердце пылало. Теперь это был лишь богатый старик в дорогом костюме с брошью неведомого существа. Он выглядел статно и красиво даже со спины. Вот только внутри у него была лишь гарь и чёрная зола. Афродита отвернулась и пошла к бару. Ей оставалось так мало. Была ранняя весна.       "И вот вдруг лес расступился перед ним, расступился и остался сзади, плотный и немой, а Данко и все те люди сразу окунулись в море солнечного света и чистого воздуха, промытого дождем. Гроза была — там, сзади них, над лесом, а тут сияло солнце, вздыхала степь, блестела трава в брильянтах дождя и золотом сверкала река... Был вечер, и от лучей заката река казалась красной, как та кровь, что била горячей струей из разорванной груди Данко. Кинул взор вперед себя на ширь степи гордый смельчак Данко, — кинул он радостный взор на свободную землю и засмеялся гордо. А потом упал и — умер..."