Приятней выигрыша

– И давно вы уже вместе? – спросила Анафема. В тот прекрасный день Кроули заглянул к ней на чай. Он чувствовал себя не в своей тарелке, зная, что Адам Янг живет практически за углом, однако не было ничего плохого в том, чтобы демон навестил ведьму, особенно если означенная ведьма умела печь поразительно вкусные булочки, а демон не планировал с ее помощью никаких проказ. Кроме того, Анафема сама его пригласила. Она выжидающе смотрела на него поверх своей чашки, пока Кроули обдумывал вопрос и скрывающийся в нем намек. Азирафель бы не заметил (или намеренно проигнорировал) второе значение слова «вместе», однако Кроули не зря провел шесть тысяч лет в мужском теле и прекрасно понимал, о чем именно его спрашивают. – Мы знаем друг друга со времен... Мы знаем друг друга очень давно, но не настолько хорошо. – О... – Было видно, что Анафема перебирает в голове разнообразные варианты ответа и отбрасывает их как невозможные или неучтивые. – Наверное, ангелы такими вещами не занимаются, – сказала она наконец, и, хотя довеска «по крайней мере, с демонами» не последовало, Кроули знал наверняка, что именно это она и подумала. Он улыбнулся. Улыбка получилась не особо приятной, но и не такой, от которой мелкие животные разбегались во все стороны. Анафема продолжала попивать чай как ни в чем не бывало. – Да, – ответил Кроули, – ангелы такими вещами не занимаются. *** На самом деле это было не совсем верно. Давным-давно, сразу после Начала, за ангелами водилась такая блажь, но ей был положен конец, когда от количества их отпрысков стало яблоку негде упасть. Кроули держался от таких эксцессов подальше, как, он полагал, и Азирафель, хотя никогда не интересовался этим вопросом настолько, чтобы его задать. Они давно пришли к молчаливому соглашению не соваться в дела друг друга, хотя, конечно, иногда Кроули совращал кого-либо с пути истинного плотским соблазном, чему пару раз воспрепятствовал Азирафель, но эти отношения были исключительно деловыми и, соответственно, допустимыми. Однажды, сидя с Кроули в 1066-ом году в испанской таверне, Азирафель поинтересовался: – Неужели совращение тела способствует совращению разума? В одной из задних комнат недавно задремал божественно прекрасный юноша, поэтому демон находился в великолепном расположении духа и был рад выпить со старым другом. – Иногда, – небрежно повел плечом Кроули. – Но я не особо расстраиваюсь, если совратить разум не удается. Первая часть плана и сама по себе чертовски приятна. – Он хищно улыбнулся, отчего Азирафель по привычке залился неодобрительным румянцем. Да, Азирафель такими вещами не увлекался. Иногда Кроули размышлял, каково было бы притянуть его к себе за лацканы твидового пиджака и жарко поцеловать, раздеть его и хитростью выманить ответный энтузиазм, уронить на вызванную силой мысли постель и сделать с ангелом все, что хочется. Но на этом месте фантазия неизменно распадалась: Кроули понимал, что Азирафель поддастся из любопытства (если еще не успел его утолить) или чтобы доставить другу удовольствие, или потому что это чертовски приятно... Стоп, какая чушь! Азирафель носил свои тела рассеянно, будто одежду не по размеру, и давно отделался от всех физиологических функций, кроме самых полезных: тут приходила на ум его способность напиваться в стельку. Да, его избранные мирские радости не имели решительно никакого отношения к сексу. Говоря начистоту, Кроули признался бы, что секс доставляет определенное удовольствие, несмотря на опасность заляпать одежду. Однако то же самое он мог бы сказать и о стаканчике очень хорошего мороженого. Проблема с фактической бесплотностью заключалась в том, что тело (хоть Кроули и заботился о своем намного лучше, чем Азирафель) являлось лишь сосудом для неземной сущности. Оно не могло воспринимать те поистине небесные ощущения, о которых Кроули помнил даже тысячелетия спустя... Но что ж, прошлого не вернуть. Факт оставался фактом: они с Азирафелем говорили друг другу «ангел» и «мой дорогой» не потому, что голышом кувыркались в постели. «Ох уж эти людишки с их затасканными клише», – подумал Кроули и вежливо поблагодарил Анафему за чай, только чтобы совсем порвать ей шаблон. *** – Надеюсь, ты сегодня приятно посидел у Анафемы, – сказал за ужином Азирафель. – Да, нормально, – ответил Кроули, подливая им обоим вина. – Она печет умопомрачительные булочки. А еще хочет знать, как долго мы с тобой уже вместе. Вместо того, чтобы снисходительно улыбнуться, Азирафель посмотрел на Кроули с неожиданной искоркой в глазах: – И что же ты ей сказал? Тот пожал плечами: – Что все на самом деле не так. Что ангельские создания и плотские утехи – неудачная комбинация. Теперь она, вероятно, думает, что секс со мной стал бы причиной твоего Падения... ну или чего-нибудь в этом роде... – Запутавшись в собственных словах, Кроули умолк. Азирафель странно на него поглядывал, будто с жалостью, произрастающей, однако, из понимания вместо высокомерности. – Что? – А тебе хотелось бы? – спросил Азирафель. Кроули моргнул – первый раз за день. Он мысленно вернулся к своей расплывчатой фантазии с поцелуем, внезапно принявшей конкретные очертания благодаря предложению Азирафеля. «Возможно, – решил ошеломленный Кроули, – сейчас самое время по-настоящему задуматься на этот счет». Все-таки они вместе предотвратили конец света и даже признали, что испытывают друг к другу некоторую симпатию. Следующим логичным, человеческим шагом была бы постель. Неприятных последствий это за собой не повлечет, скорее они получат действительно интенсивное удовольствие, и все же... Они могли провести этот эксперимент многие века назад. Кроули помнил бессчетные ночи, разбросанные по трем – четырем – пяти континентам и шести тысячам лет, в которые они с Азирафелем, встретившись случайно или намеренно, засиживались допоздна в пабах, книжных магазинчиках, театрах, библиотеках и термах – и беседовали. Просто разговаривали обо всем на свете: о смерти и налогах, глупости и гениальности рода человеческого, недавно увиденных спектаклях, надеждах на будущее, непостижимом замысле... Кроули помнил, как секретность, окружающая их встречи в первое тысячелетие, постепенно сошла на нет, и самодовольно радовался тому, что их с другом Соглашение находилось в силе уже так долго, являясь надежной опорой в трудные времена. На всей сумасшедшей-суматошной-поразительной планете не было ничего, что Кроули любил бы сильнее радостного азарта и удовлетворения, которые он получал от длящихся годами философских дебатов с ангелом. То было удовольствие на века; бесконечная игра, в которой ничья радовала намного больше выигрыша. Ангелы обычно не отличались терпением в таких вещах, предпочитая заканчивать все споры экономно и решительно. От напрашивающегося вывода трепет охватил Кроули, а по телу пробежала мелкая дрожь. Впрочем, ничего из этого он не намерен был дать заметить Азирафелю. Он откинулся на спинку кресла с самодовольной улыбкой и напускным хладнокровием: – Я не собираюсь с тобой переспать: в постели ты наверняка ни на что не годен. – И, прежде чем Азирафель бросится доказывать обратное, добавил убедительнее, чем собирался: – Анафема дала мне с собой несколько булочек с джемом. Как ты думаешь, мне удастся тебя соблазнить? Тут Азирафель улыбнулся – медленно и снисходительно, так, что внутри у Кроули, за пределами бренного тела, что-то расплавилось от удовольствия, – и ответил: – Да, мой милый. Уверен, что удастся.