Последний отсчёт

Это был не он. Не его руки, не его ноги, не его голова и чужое туловище… Оно двигалось само по себе, не отдавая отчёта мозгу. Да и этой, уже серой и гнилой жиже без единой мысли было уже плевать на всё. Он не мог ничего сделать. Он ничего не понимал. Рохан знал лишь одно — он слетел с катушек. Окончательно и бесповоротно. Навсегда. Он брёл, не разбирая дороги, невзирая на давным-давно вороное небо без единой звезды. Парню казалось, что его тянут за руки и за ноги, почти волокут в неизвестном направлении. Сознание плыло в молочно-белом тумане. И он тоже. Только пешком. Добредя до кладбищенской земли, Рохан первым делом заметил лопату, притаившуюся около мрачного, как и он сам, склепа. Всего пару шагов, и она твоя. Бери. И он взял. Сжал рукоять ладонями до боли в костяшках пальцев, до заноз от дерева. Но не поднял. Он шёл, ссутулившись аки увядший цветок, тащил за собой лопату, которая оставляла после себя небольшую ровную колею. Шалой взгляд скользил по земле, словно гадюка, ищущая добычу. Он скорее понял, чем увидел, что в пяти метрах от него находится свежая могила. Пробрался к ней, остановился около, упал на колени. Сырая земля почти сразу промочила ткань штанов на коленях и измазала их густой грязью. Кишибе взял в руки лопату, и, не вставая, начал копать. Всё глубже и глубже, ниже и ниже, уже, скорее всего, бывший мангака раскапывал деревянный ящик, но закапывал остатки своего здравомыслия. Стук. Глухой удар о грязную крышку гроба. Откинуть лопату, но не на долго, голыми руками стереть землю с дерева, увидеть вырезанный на нём крест, усмехнуться, а затем и вовсе расхохотаться, как умалишённый. Хотя, он такой уже и есть. Над головой послышалось истошное карканье. Луна выкатилась из-за облаков, одаряя своим непорочным белым светом грязную землю. Рохан притих на мгновение. На один краткий миг обратился целиком в слух. Взял в руки лопату, начал её острым концом ломать гвозди на крышке гроба, словно ломая барьер между собой и смертью, которой он хотел придаться уже долгое время. Когда последний гвоздь был сломлен под напором мангаки, Рохан тут же решил открыть свой странный путь к погибели. Единственное, что носилось в его голове с бешеной скоростью, была мысль, та единственная, которая привела его к кромешному безумию: «Это всё ты, ты, ты ты тЫ ТЫТЫТ Ы!!! ХИГАГАШИКАТАКА?! джоске.» Рука безумца, измазанная в грязи и в собственной крови погладила изъеденное червём, когда-то красивое, и даже милое лицо девушки. Ладонь прошлась по её кудрявым волосам, явно выкрашенным в чёрный цвет, остановилась на холодном плече. Из глаз мангаки потекли слёзы. Слёзы печали, радости, унижения, гнева, да всего, что только можно. И от едкого гнилого запаха, заполонившего всю могилу. Сладковато-землистый, он будто имел цвет. Но Рохан не чувствовал его. Он мог сейчас только видеть. Помутившийся рассудок выдавал видение за явь, и перед Кишибе Роханом лежала совсем не Игараши Юи, как гласила надпись на её надгробии, а сама Дева Мария, устремившая на парня свой взор, полный выжигающей пустоты и острого безразличия. Взбудораженное безумием естество дало о себе знать резкой болью ниже пояса. Рохан усмехнулся: «Хах, да кто я такой, КТО?» Успокоившись на мгновение и не придавая значения глухому эху шагов сверху, Кишибе прошептал «избраннице»: — Мадмуазель, простите за беспокойство, но не меня уж точно. Он окинул её взглядом. Видение святой девы сошло на нет, и мангака сумел разглядеть эту самую Юи. Светлое пышное платье с кружевом, руки скрещенные на груди, черви по всем открытым частям тела, чёрные губы, от которых, казалось, уже ничего нет, багрово-чёрные пятна на белой ткани подкладки гроба… Романтика, да, Рохан? Бу. Кишибе сначала насторожился. Это его внутренний голос, да? ВЕДЬ ТАК? Нет. Тогда, что? Мангака замер. Его грязное лицо покрылось потом, тело задрожало и не могло пошевелиться. — Рохан. Парень, пересилив себя посмотрел наверх. Его глаза округлились, выпучившись до такой степени, что, казалось, ещё совсем немного, и выпадут. — К-к-как… Ты же… Ты, нет. Дж. Жос, ке? — дрожа и заикаясь, промямлил Кишибе. Шок был настолько велик, что мангака просто отключился и упал на мертвеца, лицом к лицу. Грязью в гниль. — Твою богу душу мать, И это Кишибе Рохан! Вот ебать… Джоске, взъерошенный, до жути напуганный и ошалелый от увиденного лёг у могилы и попытался дотянуться до шкирки знакомого. Глаза и нос резали от духа мертвечины, но Хигашикате было не до этого. Когда попытка достать мангаку из ямы, не заходя в неё, провалилась, школьник решил всё-таки залезть в могилу. — Ужас, блин. Простите меня боги, или кто там. Немного поскользнувшись на сырой грязи и испачкав добрую половину своих штанов, Джоске всё-таки смог ухватиться за Рохана. С трудом вытащил его наружу и вылез сам. Посмотрел на мертвую, отвернулся из-за страха. И вдруг он услышал топот. Огляделся — где-то вдалеке, скорее всего, священник ходит с фонариком по кладбищу. — Ох, блять, — выругался тихо Хигашиката, закидывая на плечо обмякшее тело Рохана. — Эй, там! А ну стоять, паршивец!!! — донёсся истошный крик из-за деревьев. Джоске охватил ужас. Он понёсся со всех ног прочь от могилы, не оборачиваясь, не думая о направлении и о том, что за ними погоня, хоть и из одного человека