Валентинка

Бесшумно работал кондиционер, неся прохладу всем обитателям Умного дома. Электронные часы Пип-боя показывали 05:03, и механические жители Умного дома работали в пассивном режиме. Даже Биологическая станция, и та не угрожала засеять Раковину семенами, нарушив тем самым её девственную чистоту. Джошуа Грэхем крепко спал, развалившись посередине двуспальной кровати, раскинув руки и положив исчерченную шрамами голову между подушек. Ему снились сказочные единороги, здания высотой до небес и восседающий на спине Когтя смерти Цезарь, с иронией утверждавший, что пробовать перед сном чай Курьера было дурной затеей. «Не друг ты мне больше, чтобы советы давать», — ответил ему Джошуа и проснулся. Открыв глаза, он некоторое время размышлял о том, из каких трав Курьер заваривала чай в последний раз. Затем, обнаружив себя лежащим посередине кровати, Джошуа задался другим, не менее увлекательным вопросом: а где, собственно говоря, Курьер? Взяв лежавшие на сундуке возле подножия кровати джинсы, Джошуа немедленно натянул их, чувствуя прохладу плотной ткани. Бросив на лежавшую там же рубашку равнодушный взгляд, он переключил своё внимание на электрический свет, горевший в соседней комнате. — Хочешь, я включу тебе такой, о каком та Кнопка не смеет даже мечтать? — Не стоит. Зевнув так, что в точке соединения верхней и нижней челюсти раздался негромкий щелчок, Джошуа вышел в соседнюю комнату, где под тихий монотонный храп Музыкального автомата Курьер что-то...рисовала? Джошуа подошёл ближе. На столе он увидел разбросанные цветные карандаши, гору опилок, сваленную на бумажный лист, маленькую железную точилку, ластик и какую-то книгу. Не замечая его, Курьер сидела на диване, в белой майке и лёгких брюках песчаного цвета, поджав босые ноги под себя. Тонкая бретелька майки сползла с худого, покрытого россыпью веснушек плеча, но Курьер была настолько поглощена своей работой, что не замечала этого. А вот Тостер обратил внимание на появление Джошуа и заорал так, что лоботомиты, шатавшиеся под стенами лабораторного комлекса, частью которого являлся Умный дом, разбежались кто куда. — Иди сюда, и я спалю твоё сердце дотла-а!! — Замолчи, — не отрываясь от своего дела сказала Курьер, чувствуя, что Джошуа высказывание Тостера уж точно не оценил, — что ты, что Цезарь, достали думать о том, как бы сжечь моего возлюбленного. Сделай мне лучше хлеб с хрустящей корочкой. — Я тебе что, тосте...кхм... — Тостер замолчал, явно обидевшись, а Курьер подняла уставший взгляд. Увидев перед собой заспанного Джошуа, она улыбнулась. — Не спится? — А тебе? — Джошуа подошёл ближе, чтобы рассмотреть рисунок, но Курьер закрыла его чистым альбомным листом. — Сегодня День Святого Валентина. Я готовлю тебе подарок. Не мешай, хорошо? — не дожидаясь ответа, Курьер взяла бордовый карандаш. Отодвинув альбомный лист ровно настолько, насколько это необходимо, она продолжила рисовать, попутно поправив сползшую лямку. — Сейчас пять утра. Курьер улыбнулась. — Хорошо. Это значит, у меня полно времени. А ты пока поспи. Может быть, я даже приснюсь тебе, — оторвавшись от рисования, Курьер подмигнула Джошуа. Затем, поменяв бордовый карандаш на красный, она продолжила свою работу. — Не уверен, — в воспоминаниях возник Цезарь верхом на Когте смерти. «Надо будет всё же выяснить, что это был за чай», — но сейчас ум Джошуа занимал другой вопрос, — что ты рисуешь? — Валентинку, — отложив карандаш, Курьер взяла в руку ярко-розовый прямоугольный ластик. Зажав резинку в кулаке, она подняла на Джошуа взгляд, — те, что рисовали до войны — это всё ерунда. Задница. Я нарисую тебе, как надо. Как я это чувствую... только, пожалуйста, не мешай. Джошуа пожал плечами. Он был заинтригован, но понимал, что не стоит лезть к Курьеру с расспросами сейчас. Лучше он незаметно поищет и утилизирует загадочный чай. А тем временем Курьер рисовала. Чередуя бордовые и красные штрихи, она готовила любимому подарок — лучшую в Пустоши валентинку всех времён... ... Джошуа смотрел на рисунок минут пять. Курьер была права: таких валентинок в Нью-Ханаане не дарили точно. Всего два слова были старательно выведены розовым карандашом: «я», «тебя», а между ними... ...Выходящий из сердца букет синих и красных сосудов. Детальная прорисовка предсердий, желудочков и оплетавшей их сети кровеносных сосудов... Джошуа рассматривал каждый штрих, каждую линию. — Тебе же понравилось? — в больших зелёных глазах читалось нескрываемое волнение. — Это лучшая валентинка, что я когда-либо получал... ох-х! — Джошуа вздрогнул, но реакция не изменила бывшему легату, и прыгнувшего на руки Курьера он поймал, не помяв листок. При этом Джошуа улыбался. Он не соврал: жутковатый для обычного человека рисунок поражал детальной прорисовкой. «Сколько она не спала? Всю ночь?» — Джошуа не знал, но был уверен: это сердце ему дороже самых милых, нарисованных за минуту сердечек. И дело тут вовсе не в детальности прорисовки.