Руки прочь, Джонс!

Собственно, из всех школьных уроков, что есть у нас на втором курсе, я упорно продолжаю не любить только полёты. С самого первого занятия, когда я не выспалась, а Рован всё равно потащила меня на тренировочную площадку, я возненавидела этот предмет. И хотя успехов так или иначе мне достигать удаётся, и взгляд жёлтых глаз мадам Хуч вовсе не такой пугающий, как казалось в первый раз, что-то всё равно мешает мне получать удовольствие от полётов. И в один из дней я наконец, спустя полтора года, понимаю, что именно. Призвать метлу — дело несложное. Всего-то навсего нужно вытянуть руку над лежащей на траве метлой и властно сказать: «Вверх!», чтобы она послушалась твоих слов. Мне удалось это не с первого раза, но потом уроки упражнений с метлой Джейкоба дома дали о себе знать. Сейчас я стою на тренировочной площадке, и происходит именно это. Я ощущаю ступнями землю сквозь тонкие подошвы туфель: она ещё влажная с утра и крепкая, твёрдая, не расползающаяся под ногами. На ней приятно стоять. Но ещё приятнее оттого, что она не голая, а укрыта аккуратно подстриженным (вероятно, Хагридом) ковром весенней травы. Я аккуратно переминаюсь с ноги на ногу, раздвигая носками туфель ровные невысокие травинки, и отмечаю более крупные листики между ними кое-где. Ветер играет полами моей мантии, и, стремясь поймать поток, я вытягиваю руку над метлой, ровно и уверенно. Бесшумно разминаю пальцы, и боясь кашлем спугнуть момент, всё ещё хриплым спросонья голосом выговариваю заветное слово. В горле першит, и вместо «Вверх!» получается какое-то старческое кряхтение, но метла бессильно падает с высоты двух сантиметров на землю не поэтому. Меня отвлекли. Снова. В восемьсот тридцать шестой раз за всё время моей учёбы в Школе волшебства и чародейства Хогвартс… но в этот раз всё как будто бы по-другому. Бум! Хрясь! Скосив глаза, я гляжу влево от себя, следуя старой привычке — любоваться на неё — и делаю это снова. Утреннее солнце играет в её волосах, подсвечивая каждую прядь, каштановые золотящиеся россыпи и ярко-рыжий клок над самым лбом, который пылает как пламя. Зелёный ворот мантии особенно красиво смотрится сейчас, и гладкая ткань, развеваясь на ветру, почти искрится. Но всё это неважно становится в тот миг, когда я замечаю, что Мерула зажала ладонью лицо, и вся её тонкая фигурка как-то подалась вперёд, скрючившись. Ещё одной минуты мне хватает, чтобы понять, что произошло пару секунд назад. О, Мерлин, чтоб твою бороду! Раньше мне это даже казалось забавным — и это было действительно забавно, учитывая, какие фразы говорила обычно Мерула за миг до удара. «Я должна быть той, кто ведёт этот урок». Хотелось бы знать, каким же это образом, если ты даже метлу призвать не можешь? Ох, Мерула Снайд, вот за это-то я тебя и люблю. «Интересно, я лучшая студентка Хогвартса или лучшая студентка, когда-либо посещавшая Хогвартс?» Бесценно. И то, и другое, дорогая моя самая могущественная ведьма Хогвартса. Я невольно улыбаюсь уголком губ, вспомнив эти моменты, и тут же больно прикусываю губу, напоминая себе, что сейчас всё по-другому. Проклятая метла, которую так расхваливает хозяйка, в ответ на её попытку призвать её с размаху ударила Мерулу по лицу, и на этот раз, похоже, слишком сильно. Я бросаюсь к ней — и замираю в дюйме от неё. Мерула не замечает меня сперва, и я пользуюсь этим, чтобы приблизиться теснее, хотя и помню, как она бесится, когда я так делаю. Шаг, последний шаг, совсем крохотный — и она враждебно косится на меня над зажимающей нос и рот ладонью, и наконец выговаривает неразборчиво и шепеляво: — Шево тебе дадо, Жжодс? Я как-то самопроизвольно открываю рот и распахиваю глаза — и остаюсь так стоять на какие-то пару мгновений, пока до меня медленно доходит, что дело гораздо хуже, чем я представляла недавно. Мне неловко, мне стыдно, мне обидно и до боли отчаянно-злобно, потому что пострадал человек, которого я люблю, пострадал, судя по всему, из-за меня, и пострадал сильно. Вытираю с ресниц дурацкие слёзы, и делаю ещё одно рискованное движение в сторону Мерулы. Действительно, очень рискованное. Можно сказать, я рискую жизнью, поступая так — то есть, опуская ладонь ей на плечо и поглаживая его, пытаясь успокоить. Реакция наступает незамедлительно, но, к счастью, она довольно предсказуема. — Руки прочь, Жжодс! Она вскрикивает, будто ужаленная, и, отшатнувшись, вдруг отнимает руку от лица. Я снова готова проклясть Мерлина… потому что изо рта и из носа у Мерулы на подбородок стекает кровь, а сам нос как-то странно загнут влево. Она отмахивается от меня окровавленной ладонью, и я перехватываю её запястье, притягиваю ближе и тихо-тихо говорю: — Не волнуйся, только не волнуйся, я сейчас же всё решу. — Не дури, Жжодс, я в порядке, — ворчит Мерула, но руку почему-то не отнимает, и я отмечаю это с неожиданным теплом в сердце и тащу её, скользя меж упражняющихся студентов направо, к стене, где стоит грозная мадам Хуч. Сейчас её, впрочем, слишком грозной не назовёшь, и выражение её лица можно едва ли назвать строгим, не говоря уже о какой бы то ни было суровости. Она замечает нас издалека, и, чем ближе мы подходим, тем больше я убеждаюсь, что она следила за нами с того момента, как мы бросили мётлы. Мерула смотрит на меня недоумённо и раздражённо, но не выдёргивает кисть, которую я крепко зажала в ладони, и так мы постепенно приближаемся к мадам Хуч. — В чём дело, мисс Джонс? — довольно приветливо, но пристально глядя на нас, произносит та, оценив меня, видимо, как зачинщицу или помощницу, но в любом случае главную в паре. — Мисс Снайд? — Мерула одаривает её тяжёлым взглядом, и чуть пошатнувшись, криво усмехается в ответ. Только теперь я замечаю, что у неё не хватает одного зуба, и на его месте всё краснеет от крови. У меня падает сердце. А когда такое случается, мой мозг выстреливает совершенно безумными идеями. — Мисс Снайд сломала нос и потеряла зуб, мадам, — чётко отчеканиваю я, словно солдат маггловской армии, — вы позволите довести её до больничного крыла? Мадам Хуч незамедлительно предлагает свою помощь, но я отказываюсь, вежливо помотав головой, и под изумлённым взглядом Мерулы увожу её не спеша по траве под своды замка. Мерула посматривает на меня не совсем одобрительно, но всё же без явной злобы, разве что с надменностью. Она идёт, терпя то, как мои пальцы соприкасаются с её кожей, и ничего не говоря на этот счёт. Я рискую предположить, что ей это даже нравится, в какой-то отдалённой мере или вроде того, но едва стоит нам добраться до внутреннего двора, вымощенного камнями с проросшей между ними травой, как она отскакивает со средины двора и жмётся к стене, тяня меня за собой. — Ты чего? — удивлённо бросаю я, но она свободной рукой зажимает мне рот и шипит, как рассерженная кошка: — Дас увидят! Уж не знаю, что страшнее сейчас для Мерулы: перспектива ли быть увиденной в таком плачевном виде кем-то из сокурсников-слизеринцев или перспектива быть увиденной за руку со мной… Наверное, второе. Да, ну конечно же второе. Я прячу улыбку в рукав мантии, и мы сворачиваем в галерею, пересекающуюся с коридором, откуда можно попасть в больничное крыло. Один поворот, другой. Постепенно Мерула успокаивается, я вижу это по тому, как теплеет её ладонь в моей, и когда дверь больничного крыла распахивается перед нами, она осторожно высвобождает руку и входит первая. Я позволяю ей это сделать, потому что знаю, что из-под надзора мадам Помфри она не скроется так просто. Догоняя Мерулу, я прохожу вглубь зала, уставленного кроватями, и мельком оглядываю лежащих пациентов. Их немного, всего три или четыре человека, но лица их вспоминаются мне до сих пор. Один покрытый странными фиолетовыми пятнами, другой с забинтованными ногами, рядом с третьим стоит на тумбочке бутыль, украшенная черепом… последнего я рассмотреть не успеваю, потому что наконец подхожу к своей вынужденной напарнице. Мадам Помфри как раз осматривает её лицо, и в тот момент, когда Мерула открывает рот, чтобы продемонстрировать отсутствие зуба, медсестра оглядывается на меня и тёплая улыбка трогает её губы. — Полагаю, это вы, мисс Джонс, — начинает она с симпатией в голосе, — оказали помощь пострадавшей подруге? Это похвально, — добавляет она, не слушая ворчание Мерулы о том, что я ничего особенного не сделала, — пятнадцать очков Рейвенкло! Мерула кривится, но никто не обращает на это внимания, списывая эти её гримасы на следствие боли от ран. Мадам Помфри не спеша вынимает из кармана фартука палочку и уже готовится произнести заклинание, как вдруг, видимо, ей в голову приходит новая идея. — Мисс Джонс, — говорит она, — помните наши с вами уроки совсем недавно? Продемонстрируйте нам всем — и мисс Снайд в первую очередь — как вы их усвоили! Мои карие глаза встречаются с фиалковыми глазами Мерулы. Впервые за этот день. И я зачарована, и не могу отвести взгляда, и едва дышу, глядя на её прекрасное лицо, пусть и временно обезображенное ударами метлы. Мерула, кажется, встряхнула бы сейчас непокорными вихрами, но ей слишком больно, пусть и она, гордая наследница рода Снайдов, тщательно это скрывает. И за это мужество я так горжусь ею, так восхищаюсь и люблю, что, поднимая палочку, превращаю простое целительное заклинание в феерию. — Эпискеи! Золотистое искристое сияние окутывает фигуру Мерулы с головы до ног. И спустя миг уже она стоит передо мной снова, и лишь потёки крови под носом и на подбородке напоминают о том, что ещё мгновение назад она была израненной и несчастной. Но теперь всё хорошо. Почти хорошо. Улыбка у неё всё ещё беззубая. И, бросив взгляд в зеркальце, Мерула гневно переводит взгляд с меня на мадам Помфри и обратно. Но у последней есть на всё решение. — Тут уже моя очередь, девочки, — безмятежно произносит она. — Этому заклинанию не учат в школах. Ну, как бы там ни было… Дантисимус! Мерула хватается за щёку, а спустя несколько минут осторожно кладёт палец на верхнюю губу, нащупывая свежевыросший зуб. Вертикальная морщинка меж бровей у неё постепенно разглаживается, и вот уже к двери направляется та самая девочка, которую я встретила в прошлом году под кабинетом зельеварения и которую вскоре полюбила всем сердцем. И, бросая благодарность на бегу мадам Помфри, я мчусь за ней, догоняя её только в тёмном закутке коридора у колонны. — Нам надо поговорить, — запыхавшись, выпаливаю я, и она терпеливо останавливается, со скучающим выражением на лице поворачиваясь ко мне. — Долго ещё будешь за мной бегать? — устало интересуется Мерула. — Только когда ты признаешь, что зациклена на мне, — беспечно отзываюсь я, и, не давая ей опомниться, добавляю: — Ты позволишь на прощание? Она поднимает бровь. Ох, Мерула Снайд, какая же ты тугодумка иногда! Подхожу к ней теснее, гляжу пристально, неотрывно. И вдруг резко, невинно и беспечно срываю поцелуй с её прохладной щеки. Мерула отскакивает, ударяясь спиной о стену, но я ещё до этого успеваю шепнуть ей на ухо: «Ты напугала меня. Не делай так больше». И, уходя по коридору и оглядываясь в полумрак закутка, где мы только что были, я по глазам Мерулы вижу, что она действительно не сделает так больше.