Пламя

      Урие долго рассматривает свои руки. Смотрит на каждый изгиб, на каждую линию. Этими руками, думает, можно было бы спасти Ширазу. Можно было бы, но не вышло. Краска стекает с его пальцев под горячей водой. Урие видит, как за ней текут все его ничтожные силы. От этого вида внутри сжимается и полыхает алым пламенем так сильно, что тяжело дышать. Оно горит, полыхает, а Урие ничего поделать с этим не может. Смотрит на руки и ничего поделать не может.       Муцуки сидит перед ним так спокойно. На ее лице Урие не может увидеть ни грусти, ни злобы, вообще ничего. Он не может понять. Не может понять ее. Все ее действия кажутся нелогичными, неправильными. Не для нее, конечно же.       Переборов себя и остатки своей никчемной гордости, которую Урие сливает каждый день вместе с грязной водой, он подходит и садится рядом. Не то чтобы им есть о чем говорить, но и игнорировать нет сил. Его взгляд падает на руки Муцуки. Она не мнет в руках рубашку, как обычно делала, нет, ее руки свободно лежат на коленях. Приглядевшись, можно заметить все незначительные шрамы, ранки, которые еще не зажили до конца. Урие хотел бы взять ее руки в свои и долго смотреть в глаза, такие красивые, глубокие. Но как-то не хватает смелости. Они просто продолжают сидеть вот так и молчать.       Если бы она только дотронулась до него, коснулась бы своими тонкими пальцами. Не важно, делала ли она то мягко или сдавливая так, что белели костяшки. Он видит, как она склоняется над ним, как ее руки обхватывают его шею. А что дальше? Урие не знает. Как бы она поступила? Сомкнулись бы ее пальцы до звонкого хруста, да так, что потемнело бы в глазах? Мягко бы обняли? Он даже не может предположить.       Но тем не менее, Урие рад, в какой-то степени. Муцуки пришла, сидит и смотрит в пол. Но прямо здесь, рядом с ним. Слова, как назло, забываются вмиг, и Урие громко вздыхает — ничего поделать не может.       — Ты не вернешься в отряд? — звук режет воздух.       Муцуки твердо мотает головой. Смотрит прямо в глаза. Уголки ее губ чуть подняты, это можно даже назвать улыбкой. С такой улыбкой смотрят на жалких.       «Ты жалкий», — шепчет.       «Это только твоя вина, что все так произошло», — но губы остаются плотно сжатыми.       Она не прощается. Просто встает и уходит. Возможно, обернувшись, но Урие не видит — перед глазами ядовитый дым, отравляющий легкие.       Дым огня, который горит внутри него, уничтожая все, заливая руки бордово-красным. Прямо как краска, думает Урие. Ее нужно просто смыть и забыть. Никогда не вспоминать. Закрыть в дальний ящик комнаты, вычеркнуть, выдернуть, избавиться раз и навсегда. Нужно, но не получается. Пальцы снова вязнут в чем-то отвратительно теплом, с губ срывается лишь тихое «блять». Урие просто надеется, что это краска. Просто смыть. До следующего раза.       Кисть легко скользит по холсту, оставляя за собой цветные полосы. Все получается красным, что бы он ни рисовал. Выглядит отвратно, но почему-то, это успокаивает Урие. Запах краски бьет в ноздри и кружит голову. Отходит, смотрит на работу и фыркает — нет, не то. Быстрыми мазками перекрывает весь холст и убирает кисть.       Все равно не так красиво, как ее глаза. Как бы он ни старался, не может повторить, не может воссоздать. Сохранить хоть какую-то частичку и оставить у себя.       Хотя бы пытался, думает Урие и срывает лист с планшета, выкидывая к остальным. Смотрит на свои руки, перепачканные в краске, и глубоко вздыхает. Ему кажется, это будет мучить его до конца смерти. Пристальный взор со спины, чувство вины, горечь на языке и грязная, грязная, грязная кровь. Только вот, что-то не отмывается.       Когда она приходит во второй раз, Урие все еще рад, даже пытается выжать из себя что-то дружелюбное. Получается плохо. Муцуки улыбается ему, но выходит куда лучше. Она сидит напротив него, аккуратно дуя на горячий кофе, который он приготовил. В доме такая гробовая тишина, что можно услышать каждый ее вдох.       — Спасибо, — и тихо ставит чашку на стол.       — Не за что, — он не может посмотреть ей в глаза.       Они снова садятся на этот злосчастный диван, и Урие глубоко выдыхает. Трет руками лицо и, наконец, поворачивается к ней. Глаза ее такие красивые, но кажутся ему пустыми. Он пытается зацепиться за что-то, запомнить их, но не выходит. Муцуки вопросительно вскидывает бровь.       — Что-то не так? — спрашивает она так мягко, что бросает в дрожь.       Он мотает головой, даже не в силах что-то ответить. Тело просто перестает работать, будто бы плавится на куски, горит и жжет. Хочется просто содрать с себя кожу, выкинуть это чувство. Но у него ничего, блять, и никогда не получается. Даже это. От злости на себя скрипят зубы, а перед глазами все тот же густой, черный смог, въедающийся под кожу. Даже закрыв глаза, он чувствует его, как он отравляет все его тело, как чернеет все вокруг. Чувствуя руку на плече, Урие оборачивается. Муцуки смотрит так по-доброму, так успокаивающее, что с губ даже слетает улыбка. Ему хочется смеяться — он рад. Сейчас, он уверен, это чувство заполняет его. Не спасает от огромного пламени внутри, но на мгновение становится заметно легче.       Она упирается рукой на него, чуть приподнимается и нависает над ним. Смотрит так нежно, так ласково. Урие кажется, что он смог поймать что-то в ее взгляде, таком непонятном для него до этой минуты. Он хочет потянуться к ней, обнять, но руки увязают в чем-то в который раз. Но уже без разницы, когда на него смотрят ее глаза так близко. Она склоняется еще ниже, и они почти соприкасаются носами.       — Тоору, — хочет что-то сказать, но мысли летают где-то совершенно далеко.       Она устраивается поудобнее и тянет пальцы к нему. Они обвивают его шею, мягко поглаживая. По телу пробегают мурашки, как будто его окатили холодной водой. Огонь, что так долго калечил его тело, гаснет, а дым растворяется в воздухе. Урие набирает полной грудью воздух, наконец не чувствуя боли. Думает, что, все-таки, чертовски рад. Он смотрит в глаза Муцуки и обнимает ее своими запачканными руками, хотя сейчас это уже не важно.       Ее пальцы сжимаются, оставляя под ногтями красные линии. Звонкий звук хруста отдается в голове, а ко рту подступает сгусток крови, вяжущий и не дающий вдохнуть.       Где-то на фоне он слышит ядовитый смешок, а после еще один хруст. А следом еще один. Она налегает всем весом, не разжимая рук и все так же по-доброму смотрит. Или так думает Урие, потому что перед глазами кромешная тьма. Но вокруг нет ни дыма, ни огня.       Потому что пепел не горит.