Из разных миров

Закон страны гласил: никогда не смотри в небо, опусти глаза к земле. Совершенно бесполезный закон, взгляд в землю не поможет, если небо решит поглотить тебя. Но страх нелогичен, а если что-то установлено испокон веков, люди не задаются вопросом. Закон этот был стар, как сама Айга, и вёл начало с тех времён, как небо поглотило грешников. Всё это было довольно сомнительно, неужели грешников определяют по тому, что они падают в небо? Эйда считал себя простым человеком с простыми надеждами: что его сын Эйджи будет счастлив и что в один прекрасный день получится взлететь. Хотя, последнее было не таким уж простым. В отличие от других жителей Айги Эйда считал небо не страшным, а прекрасным. Он любил смотреть ввысь при каждом удобном случае и нимало не заботился, что окружающие думают о его увлечении. Его восхищение небом передалось и сыну, и они могли проводить время вместе за общим делом. Жена не смогла принять это так легко, покинула его вскоре после рождения Эйджи и знать не хотела ни его, ни сына. Он не особо переживал, что в доме стало одним человеком меньше. Хоть они и были женаты, любви между ними не осталось, по крайней мере, с его стороны. Она в принципе ему нравилась, но, в отличие от неба, людей он просто терпел в достаточной для создания отношений мере. Хотя на самом деле был человек, которому он доверил свою тайную мечту. Эйджи один-единственный знал, что его отец мечтает однажды взмыть в небесную высь. Он хранил мечту в самой глубине сердца и доверял только самому близкому человеку. Было весьма маловероятно, что он полетит, но он не мог мечтать ни о чём другом. Мечтать — всё, что он мог делать в этом мире, кроме простого существования, но всего лишь проживать день за днём было недостаточно. Ну правда, разве же это жизнь? Жизнь в Айге была размеренной, ничего необычного не происходило. В общем и целом, в этой рутине самым страшным была поломка конвейерного тротуара, движение нарушалось до момента починки, а людям приходилось вспоминать, что до работы можно дойти ногами. Размышляя об этом, Эйда застыл при виде необычного зрелища. Странно одетый мужчина, в остальном не отличавшийся от него с виду, висел на сетчатом заборе, огораживающем яму. Причём висел вверх ногами, но голова у него от этого, вроде, ничуть не кружилась. Ещё более странно было, что верёвка, шедшая от его пояса, свисала в небо. Он слыхал о таких людях — перевёртышах. Известных как грешники, упавшие в небо. И вот он лицом к лицу с таким перевёртышем. Он моргнул несколько раз, чтобы убедиться, что не спит, что это реально. - Ммм... привет, - неловко поздоровался перевёртыш. - Я Лагос. - Ох, приятно познакомиться, а я Эйда, - ответил он. Он поколебался и сделал осторожный шаг к Лагосу. В самом деле. Лагос, кажется, нервничал ещё больше, потому что у него было гораздо меньше возможностей сбежать, и если хотя бы половина информации о перевёртышах была верна. Он был в куда большей опасности. Но голос логики — не самый громкий в подобных ситуациях. Лагос старался не так демонстрировать свой страх, как Эйда, но заметно было, как у него дрожат руки и как он вцепляется в сетку. - Ты и правда перевёртыш, - сказал Эйда рассеянно. - А по-моему, перевёртыш тут ты, - заметил Лагос. В этом утверждении было столько очевидности, что напряжение вырвалось потоком смеха. Это продолжалось минут пять, остатки нервозности выходили с фырканьем и хохотом. - На поверхности красиво, хоть и жутковато, - сказал Лагос. Эйда согласно промычал. Он не до конца понимал страхи Лагоса, но сам-то он стоял на твёрдой земле, а не на потолке, который мог провалиться в любой момент, каким бы крепким ни был. - Глупо желать поделиться этим миром с Патэмой и остальными? - Только если глупо поделиться этим миром с тобой, - ответил он. Хотя они были знакомы только короткое время, Лагос казался старым другом, знакомым с детства. Лагос рассказал ему о своём подземном доме и девочке по имени Патэма, которая была ему как дочь. В свою очередь, он рассказал Лагосу про свой дом, Айгу, и про сына Эйджи, ровесника Патэмы. Он ни с кем не был так близок, кроме Эйджи, до сих пор, даже перед женой так не раскрывался. Ему это так нравилось. - Тогда мы два дурака пара, - пошутил Лагос. Он согласно засмеялся. - Желать поделиться миром — банальность в сравнении с прочими дурацкими мечтами. Эйда не знал, что толкнуло его открыть рот, но слова сорвались как бы сами собой. - Правда, и что у тебя за дурацкая мечта? - спросил Лагос. Он на миг заколебался. - Я мечтаю взлететь. Подняться в это невероятное синее небо, взглянуть на землю и понять, насколько она мала. Мечта была глупая, неосуществимая, но самая сокровенная. - А мне кажется, это чудесная мечта, - сказал Лагос. Он вытаращился на Лагоса в неверии. - Я готов помочь тебе, если ты расскажешь, как там, на такой высоте, - продолжил Лагос с улыбкой. Он почувствовал, что сейчас расплачется. Эйджи был слишком мал, чтобы понять, куда ведут его мечты, но Лагос... Лагос понял и принял его тоску. - Я был бы счастлив. Когда последний цилиндр был установлен, оба могли сказать, что хорошо потрудились. Летающую машину собирали вместе, окончательный вариант был построен из материалов Айги и Перевёртышей вперемешку. Но миры пока были разделены. Он всё не мог привыкнуть, что Лагос находился с ним рядом постоянно. В его глазах была видна тоска по дому, которую может излечить только время. Он знал, что больше всего Лагос скучает без Патэмы. Будь он на месте Лагоса, Эйдо был уверен, что скучал бы по Эйджи как ни по кому другому. Он не знал, скучал бы или нет по Айге, миру, где его мечты отвергали. Но дом Лагоса был другим, даже если твоя мечта была ненормальной, её приветствовали. Эйдо мечтал однажды посетить это место и взять с собой Эйджи. Будут ли остальные Перевёртыши так гостеприимны, как говорил Лагос? Он позволял себе любоваться Лагосом, когда тот поворачивался спиной. Позже он стал чувствовать себя одиноко в отсутствие перевёртыша, даже если был с Эйджи. Он не мог сказать, когда это началось, но теперь жаждал проводить каждый миг с человеком, разделившим его драгоценную мечту. Он не смел идти дальше, боясь отказа. Он боялся разрушить дружбу, выросшую между ними, по собственной глупости. Их дружба казалась куда глубже отношений с бывшей женой. Нормально ли было чувствовать подобное к близким друзьям? Раньше он даже не знал, что такое иметь друзей. Здесь, в Айге, принято было прятать чувства за безразличием, скрывать истинного себя до самой смерти. Это было печальное, вечно одинокое существование, заставлявшее вечно желать чего-то большего. Глядя в сторону, он взял сумку. - Скоро мне уходить, меня не будет до завтра, ничего не хочешь мне сказать? - спросил он. - Лагос... Эйда замер поражённый, когда друг заключил его в объятия (или то, что считалось объятиями у них), прежде чем руки скользнули выше (ниже?) и обхватили его лицо. - Ты всё ходишь вокруг да около, - сказал перевёртыш и поцеловал его. - Бояться нормально, но если твои чувства достаточно сильны, - действуй.