Нежность

Нежность и Танос, по всей видимости, могут существовать только отдельно. Так думает Йонду, когда Танос, чуть не задевая макушкой потолок комнаты, смотрит на него своим прямым, уверенно-жестоким взглядом. Из сухих глаз этих решимость льется рекой, решимость человека, который готов пожертвовать всем ради единственной цели. Танос прикасается к его шее, и, несмотря на легкость этого прикосновения, Йонду кажется, что его душат. – Тебе налить чего-нибудь? – спрашивает он скорее из вежливости, хотя сейчас сам не отказался бы от выпивки. Танос вместо ответа притягивает его к себе. Настойчиво и неотвратимо. Это им обоим необходимо. Йонду на секунду закрывает глаза, позволяет себе принять эту мысль. Внешне, возможно, и кажется, что у них обоих железные нервы, но давление – давление копится внутри, давит на кожу. И тело становится мощным двигателем, который вот-вот перегреется. Танос проводит ладонью по его спине, и Йонду нетерпеливо шипит, скалит зубы. Он кидает взгляд в сторону, на койку, и думает, что для Таноса на ней слишком мало места. Танос, видимо, и сам это понимает, потому что придавливает Йонду телом не к кровати, а к стене. Танос помогает ему раздеться. Падают преграды из материи, слов и мыслей. Как можно быть нежным и оставаться грозным тираном? Йонду кусает Таноса в шею – пожалуй, единственное место, где он действительно может прокусить кожу до крови. Танос отталкивает его за горло, и твердыня стены ощутимо бьет по затылку. Удушье, то удушье, которое Йонду чувствовал еще от первого прикосновения к шее, накатывает, как прилив, вместе со смутно-болезненным чувством возбуждения – эмоционального, деструктивного возбуждения, которое, плавно, переливаясь под этим прямым, решительным взглядом, будто под лучами самой горячей звезды, тает, расплывается до состояния возбуждения физического. Танос ослабляет хватку, только когда Йонду цепляется за его широкое запястье обеими руками. – Тебе так хочется растянуть прелюдию? Голос – еще более хриплый, чем обычно, хотя, казалось бы, куда еще. Танос снисходительно улыбается, хотя эта улыбка кажется серпом, обращенным лезвием вверх. Во всяком случае, у Йонду подкашиваются ноги. Теперь в стену его вжимают уже грудной клеткой. Йонду упирается руками, пытается отстраниться (и у него получается – на какие-то сантиметры), но Танос прилагает немного силы. Становится трудно дышать, но в этом чувстве загнанности в угол есть свое странное, ужасное очарование. Тело Таноса кажется волной, вбивающей в дно, не дающей всплыть. Горным ветром, который дует с неизменной, настойчивой силой. Теперь уже Танос кусает его в шею, в загривок, и Йонду вскрикивает, дергается. Широкая ладонь заставляет его выгнуться, и от боли темнеет в глазах. – Нет, ст… Ладонь шустро, несмотря на свои размеры, поднимается к горлу, сжимает его, не давая закончить. Йонду давится словами, а боль и удушье сплетаются воедино. Танос по-прежнему не разжимает зубов, и смутно, сквозь пелену других ощущений и чувств, Йонду чувствует, как его язык скользит по коже. Танос почти не дает ему времени привыкнуть. Медленными, но размашистыми движениями выбивает из горла Йонду хрип, в котором лишь смутно угадывается стон. Во рту копится слюна, легкие болезненно сжимаются, пальцы не отпускают. Йонду хрипит. Время тянется, и Танос ослабляет хватку – ровно настолько, чтобы Йонду сумел сделать один вдох. Затем – снова. Перед глазами темнеет, а ощущения приглушаются и обостряются одновременно. Слюна сбегает по подбородку, а пальцы с нежностью, свойственной только садистам и тиранам, давят на горло. Отпускают, сжав напоследок сильнее, только когда через тело судорогой проходится болезненное удовольствие. Танос еще сильнее прижимает Йонду к стене, в этом странном, извращенном объятии. Йонду требуется время, чтобы услышать, что он тоже хрипло, прерывисто дышит, будто это болезненно-приятное удушье только что держало за горло и его. Они стоят так, переводя дыхание, какое-то время. Танос дает Йонду время осознать боль. Йонду осознает, особенно боль у основания шеи, столь отличная от других ощущений. Когда Йонду отталкивается от стены руками, Танос позволяет ему это. И сам отстраняется. Йонду чувствует кожей его взгляд. Потирает горло, отвернувшись. Молча достает из ящика стола бутылку с крепким (пожалуй, даже слишком крепким) алкоголем. Протягивает Таносу. – Спасибо. Медленно приходит осознание, что это первые слова, сказанные Таносом за этот вечер. И Йонду даже не уверен, относятся ли они к предложенной выпивке. Танос кладет руку ему на плечо. Слишком мягко для такого гиганта. Йонду снова потирает горло. От прикосновения к плечу удушье ползет обратно к горлу. Это и называют нежностью?