***
Антарктида началась с первой льдины, что встретилась у них на пути. Все вокруг утеплились свитерами и куртками, а экипаж перешел на зимнюю форму одежды. Без возможности гулять на палубе, когда ему вздумается, Райчи скучал и одновременно боялся этой скуки, ведь она обычно не сулила ничего хорошего. Все свободное время, которого у них стало в избытке (и это чувствовалось), он проводил с механиком Мишимой и поваром Акибой: те были одного с ним возраста. С громким и, на первый взгляд, высокомерным Мишимой они, казалось, никогда не сойдутся. Все, чем они занимались во время поездки, Мишима так или иначе превращал в соревнование, но рядом с ним Райчи не ощущал ни капли раздражения. Наоборот — подыгрывал ему, а потом ловил себя на мысли, что уже не просто подыгрывает, а вполне серьезно поддается соревновательному духу. Акиба редко участвовал в их развлечениях, по большей части оставался в стороне и наблюдал. Райчи часто замечал, как тот доставал из заднего кармана джинсов маленький блокнот в переплете под кожу, черкал в нем что-то и бормотал себе под нос. Как оказалось — в десятый, сотый и тысячный разы перепроверял список провизии на лето. Для Акибы этот поход — первый, и хоть держался он спокойно и даже как-то равнодушно, словно все происходило не с ним, а с кем-то другим, этот блокнот с исписанными вдоль и поперек страницами выдавал его с головой. Райчи изо всех сил старался не пересекаться с Санадой, пусть и понимал, что это глупо, и, в любом случае, игры в прятки в ограниченном пространстве не могут продолжаться вечно. В тот вечер, когда он со всем возможным достоинством сбежал к себе в каюту, Райчи еще долго лежал без сна и пялился в потолок, заложив руки за голову. Три вещи впечатались ему в память сильнее всего: мягкость ткани толстовки Санады, близость его кожи — еще немного, и Райчи задел бы пальцами шею, — и его непонятный взгляд, слишком уж нечитаемый для человека, которого обычно так легко прочитать. Чем сильнее Райчи старался не думать об этом, тем хуже получалось; он практически чувствовал тепло, которое исходило от Санады. От него покалывало кончики пальцев, хотя тепло было полностью выдуманным. Все это жило у Райчи в голове — к несчастью, Санада тоже. И никак не желал уходить. В следующий раз они снова встретились случайно — по крайней мере, так Райчи решил, сразу отбросив вариант, что Санада специально стал бы его искать. — Райчи! Подожди, — Санада окликнул его, поймав по пути в столовую. — Санада-сан? Добрый… — Райчи вдруг запнулся, словно не уверен был, какое сейчас время суток, — день. Сегодня Санада был в темно-синем свитере с закатанными рукавами. Райчи осторожно посмотрел на его горло, которое не скрывал воротник, невесомо очертил взглядом кадык. Конечно же, не осталось следов. На всю эту ситуацию Райчи реагировал болезненно резко — как тогда, на палубе, отреагировал на Санаду, отчаянно свесившегося вниз. — Привет. — Санада коротко улыбнулся. — Идешь на обед? Райчи кивнул. Зачем задавать такие очевидные вопросы? Вопросы, ответы на которые были не нужны и неважны, в общем-то? — Вы тоже? Санада тоже кивнул, как и Райчи, молча, словно после «Привет, идешь на обед?» у него закончились слова, а что делать дальше, он так и не придумал. Словно и не ждал, что сумеет так далеко зайти. Это было так похоже на самого Райчи: может, сейчас он выдумывал Санаду с нуля, по своему образу и подобию, и Санада этот, скорее всего, не имел ничего общего с оригиналом, но мысль об их схожести, пусть и искусственной, странно грела. — Хотите, пойдем вместе? — неожиданно предложил Райчи. Игра в прятки имеет смысл только в том случае, когда прятаться действительно интересно. Глядя сейчас на Санаду — чуть приподнятые от удивления брови, округлившийся рот, будто он хотел что-то сказать, но не успел, потому что Райчи его опередил, — Райчи понял, что в это самое мгновение ему уже надоело прятаться, тихо сидеть в своем углу и молчать. — Хочу, — объявил Санада. Райчи ожидал услышать в его голосе уверенную усмешку, браваду, хоть что-нибудь из арсенала любимца толпы, но тон Санады оказался спокойным, негромким, твердым — словно после этого его «хочу» Райчи уже не имел права передумать и забрать свои слова обратно. Санада подошел еще чуть ближе. Убедился, что я не стану убегать, понял Райчи. — Но сначала… Санада вдруг поклонился — так резво, что Райчи почти подпрыгнул на месте. — Прошу прощения за тот случай! — воскликнул Санада, как если бы они находились на перекличке, и при этом Райчи был его командиром, а сам Санада — рядовым. — И спасибо. За тот же случай. Уточнил еще зачем-то. Может, боялся, что Райчи не поймет, или по-своему подчеркивал, что спорить не стоит. — Мне следовало сразу поблагодарить. — Э, Санада-сан… Санада стоял, не разгибаясь: все тот же идеальный прямой угол для тех, кто крупно облажался, так хорошо знакомый Райчи. Санада возвращал поклон, как же было его не принять? — Санада-сан, — снова позвал Райчи, уже громче. — Достаточно. Давайте забудем, Санада-сан. Ладно? Санада сначала медленно поднял на него взгляд, затем и сам выпрямился. — Ладно, — просиял ярче корабельных ламп, а ведь для этого надо было еще как постараться. — А теперь обед? Его улыбка показалась Райчи уж слишком хитрой для человека, еще секунду назад извинявшегося с поклонами, но, по крайней мере, это была знакомая территория. Вернулся любимец толпы, на которого Райчи привык смотреть издалека. — Обед, — согласился он и аккуратно просочился по коридору мимо Санады, оглянувшись напоследок, дескать — что же вы, Санада-сан, догоняйте.***
С высоты птичьего полета станция выглядела укутанной белым пуховым одеялом, только края местами торчали, словно их забыли подоткнуть. Виднелись темные пятна главного здания, ярко-красные — исследовательских лабораторий, синие — временных построек, что так и не демонтировали после прошлого похода. Сейчас их уже было не назвать временными, все-таки столько продержались, но если они окажутся в плохом состоянии, придется их разобрать и возвести новые. Райчи придвинулся к иллюминатору ближе, насколько позволяли три слоя плотной одежды, прижал ладонь, обтянутую перчаткой, к стеклу. Снег на вершинах гор закручивался причудливыми фигурами. Уже завтра эти фигуры будут выглядеть совершенно иначе, можно взглянуть и не узнать — ветер сделает свое дело. Украдкой он обернулся через плечо и посмотрел на Санаду: в самый первый их разговор тот спросил у Райчи, какая она, Антарктида, а теперь мог видеть ответ собственными глазами. Райчи жадно ловил малейшую его реакцию, словно это было очень важно, и чувствовал необъяснимую, необъятную гордость каждый раз, когда глаза Санады удивленно расширялись или на губах играла вряд ли осознанная улыбка. Как будто Антарктида была его, лично его, и теперь это «лично его» радовало Санаду. Надолго это ощущение не задержалось: Райчи недовольно тряхнул головой и снова повернулся к иллюминатору. Когда вертолет опустился ниже в поисках места для посадки, он рассмотрел башенки — красное, черное, белое, — соединенные линиями передач. Станция связи со спутником выглядела как снежный шар на подставке, только сделанный не из стекла, а из фарфора, полностью скрывшего внутренности, и почти терялась на фоне слепящего белого снега и льда. Во время приземления немного тряхнуло, мягкой посадки не вышло. Райчи был не готов и клацнул зубами, а потом поглубже зарылся носом в шарф, надеясь, что за гулом вертолета никто не услышал. Сразу за ними садились другие вертолеты с «Ширасэ», такие же оранжевые с оттенком красного, под цвет ледокола. Чтобы доставить весь персонал и багаж, им придется сделать несколько ходок. Все это затянется на пару, а то и больше дней: от побережья путь к «Мидзухо» неблизкий, за один раз вертолетам надо преодолеть около пятисот километров в две стороны. Первой же ходкой вертолет доставил на станцию Райчи с отцом и Мишиму — от них зависел запуск дизеля; Акибу — от него зависело, не умрут ли они от голода в первый же день. Понятное дело, что кто-то еще среди них, возможно, и умел готовить, но рисковать никому не хотелось. Хирахата настоял, что, если его не пустят на станцию одним из первых, то он врачебным произволом не пустит вообще никого, в том числе начальника. Отец для вида посмеялся над таким рвением, но на борт вертолета его отправил одним из первых. «Что, испугался?» — спросил Райчи, не особо стараясь скрыть усмешку, а отец в ответ провел большим пальцем по горлу. Санада тоже летел с ними. Его взяли, чтобы проверить радиосистемы и наладить связь с кораблем. Земля на территории станции бугрилась неровностями: кое-где она была скрыта снежной шапкой, да такой, что можно было бы провалиться по колени, не будь снег настолько плотным. Райчи все равно ступал осторожно и внимательно смотрел под ноги, как будто ждал, что вот сейчас из ближайшего сугроба выкопается нечто, давно спавшее во льдах, но вдруг почуявшее жизнь, и утащит его за собой. Очки немного натирали переносицу, и Райчи мечтал поскорее их снять, пока они не оставили на его лице нелепый красноватый след. Но нельзя: для этого еще слишком рано, если не хотелось, конечно, натыкаясь на все и всех подряд, брести в медпункт с временной слепотой, а потом выслушивать шуточки Мишимы и причитания Хирахаты. — Красиво, — раздалось позади, и Райчи едва не споткнулся. Сложно было не услышать методичный скрип снега, который создавали чужие шаги, но он так задумался, что даже не заметил. Куда только подевалась вся его настороженность, на которую он столько раз полагался? Когда Санада успел найти брешь в обороне и просочиться сквозь нее так естественно, словно всю жизнь этим занимался — как опытный лазутчик, карабкался по чужим стенам, преодолевал препятствия, находил лазейки, недоступные взору. Санада поравнялся с Райчи: в такой же красной куртке, в которой его плечи казались еще шире, с шапкой, хорошенько надвинутой на лоб, в очках и шарфе, что наполовину скрывали лицо. «Вы теперь всегда будете подкрадываться?» — хотелось спросить Райчи, но, конечно, он не спросил. Все равно ответ был бы до обидного предсказуем. Санада бы хлопнул глазами — хотя в очках, наверное, трудно разглядеть, — и спросил что-то вроде «Да разве же я подкрадываюсь?». — Рад, что вам нравится, — буркнул Райчи, не зная, что тут еще сказать, даже если очень хочется не молчать. Но потом все же нашел слова, добавил: — Завтра тоже будет красиво, только по-другому. — Это как? Санада остановился, и следом Райчи инстинктивно замер на полушаге, дожидаясь его. Отчего-то не мог больше уйти вперед один, обязательно надо было дождаться. — Сами увидите, — загадочно пообещал он и чуть не рассмеялся от того, как это прозвучало. Санада хмыкнул: — А ты умеешь заинтриговать. — Просто вас заинтриговать очень легко, — осмелел Райчи, все гадая, что же Санада на это ответит. — Эй, Райчи! — послышался вдруг голос отца. Райчи так резко обернулся на звук, что в шее почти хрустнуло: отец стоял возле входа в электростанцию и изо всех сил махал руками, привлекая внимание. — Тащи сюда аккумуляторы, да поживее! — Ты сбрендил, чертов папаша! — заорал Райчи, мгновенно вспыхнув. Странное разочарование комком встало в горле, и Райчи сглотнул, пытаясь от него избавиться. — Они же… — Тяжеленные — ноша, не рассчитанная на одного, хотел было сказать он, но осекся на вдохе и едва сдержался, чтобы не прикрыть ладонью свой дурацкий болтливый рот. Санада рядом громко прыснул, точно напоминая о себе. Райчи медленно повернулся к нему. Тот стоял спиной, будто не хотел, чтобы Райчи видел его лицо, и без того укрытое защитными слоями одежды, и весь явно содрогался от хохота. — Санада-сан, — укоризненно позвал его Райчи, но тот только рассмеялся еще громче.***
Вместе с Мишимой они дотащили аккумуляторы до электростанции. В перчатках было жутко неудобно, Райчи все время боялся, что сейчас аккумулятор выскользнет из рук и грохнется на землю. Мишима же, в основном, ворчал и ругался — по тому же поводу. Все-таки любое повреждение, даже самая маленькая трещинка, могло стоить им электричества. Лишь остановившись, Райчи понял, что тяжело дышит. Стучало в висках, голова казалась набитой ватой и сверху щедро залитой чугуном. Хотелось вдохнуть как можно глубже, так, чтобы в легких стало тесно, но воздух был жутко холодный, им не насытишься, только обморозишь все внутри. — А, твою мать, — глухо застонал Мишима, согнувшись в три погибели и упирая руки в колени. — Хуже, чем в барокамере. Высота всего две двести, говорили они, — передразнил он кого-то. — Вы даже не почувствуете, говорили они. Да чтоб вас, лживые уроды. Вот что Райчи заметил еще на «Ширасэ»: чем хуже становилось, тем больше у Мишимы развязывался язык. Слушать было забавно — и, в каком-то смысле, даже познавательно. — Сходи к Хирахате? — предложил Райчи, заранее предвидя, как на него сейчас взглянет Мишима. Предсказывать его будущую тираду он бы, правда, не взялся. Мишима только фыркнул, да еще довольно сдержанно: — Ага, и что он сделает? Уложит в постельку и выдаст горчичник? Райчи помассировал виски. Мрачный голос Мишимы отдавался эхом в чугуне, утопал в вате, и только потом до Райчи доходил смысл его слов. — А ты у него вместо горчичника подорожник попроси, Мишшима. — Что еще за «Мишшима»?! — «Мишшима» — это ты, Мишшима, — объяснил Райчи таким тоном, словно Мишима был не самым сообразительным человеком на свете. — Я тебя убью, — пригрозил тот, но Райчи не поверил: угрозе здорово не хватало огонька. Он пожал плечами, отметив, что даже это движение далось ему без привычной легкости. По ощущениям, температура вряд ли была ниже десятки, но холод и ветер все равно брали свое. Еще немного, и Райчи тоже не откажется от горчичника из запасов Хирахаты. Зато папаша выглядел отвратительно бодрым. Он кружил вокруг дизеля и так, и эдак. Райчи спросил бы у него, собирается ли он запускать станцию с помощью ритуальных танцев, но вспомнил, как смеялся Санада, и прикусил язык. Санады с ними не было, он почти сразу сбежал по направлению к станции связи, и это к лучшему. Райчи уже успел понять: ему гораздо спокойнее работалось, когда его не отвлекали никакие раздражители. Когда рядом не маячили зоркие лазутчики в поисках слабостей. Отец приоткрыл крышку дизеля, заглянул внутрь. Спустя пять минут осмотра крышка была приподнята полностью, и Райчи с Мишимой пытались как можно нежнее затолкать аккумулятор внутрь. Мишима продолжал ругаться, а Райчи, хоть и мысленно, но уже готов был с ним согласиться, однако тут их многокилограммовый пазл, воняющий машинным маслом, наконец сложился. Аккумулятор идеально подходил отверстию каждой выемкой, и, в общем-то, не было у механика большего счастья, чем окончательное и бесповоротное совпадение деталей, из которого рождалась слаженная работа. — Ну, — отец бросил на дизель такой взгляд, с каким мог бы смотреть, к примеру, на лотерейный билет и умолять богов сжалиться и послать ему, в конце концов, выигрыш. — Запускайся. По правде сказать, Райчи разделял его мольбы. Этот выигрышный билет сейчас пригодился бы им всем. От кружки чего-нибудь горячего Райчи бы точно не отказался: пусть Хирахата в первую неделю пребывания на станции и не разрешал никому даже нюхнуть кофе, но чай или какао тоже сойдут, Райчи никогда не был переборчивым. Дизель заурчал, зафыркал, покашлял немного от старости и промозглой погоды, но потихоньку все же стал набирать обороты. На датчиках уровень подачи энергии выглядел стабильно, как ровное сердцебиение человека в спокойном состоянии. — Пятнадцать минут перерыва, — объявил отец. — И остальным тоже передайте. Как выпьете горячего и выслушаете пламенную речь господина доктора, мигом в ангар. Будем обкатывать местных лошадок.***
Внутри станции кое-где сохранилась корка изморози, но рядом с кухней нашлись фильтры, впитывавшие излишнюю влагу, — можно было не бояться, что изморозь растает и потечет. Хоть воздуху на станциях обычно не хватало влажности, нельзя было впадать и в другую крайность. Пока запускали дизель, Акиба вместе с Хирахатой затащили часть съестных припасов в каморку, прорубленную в снегу рядом с главным зданием, — она должна была служить холодильником. Остальное, то, что не требовало такой интенсивной заморозки, можно было хранить в холодильных помещениях станции. Райчи прошелся по узким кремово-белым коридорам жилого крыла, заглянул в пару кают, которые пока пустовали и потому были открыты всем желающим. Все они выглядели практически одинаково: две койки, разделенные проходом, в котором с трудом, но могли разминуться два человека; стол и два стула; небольшой шкаф и тумбочка. В некоторых комнатах стояли телевизоры. Выбирать можно было наугад, разницы все равно никакой, но Райчи взял каюту подальше от общей комнаты, где по вечерам будет собираться толпа. Он закинул сумку на одну из кроватей. Вторую пока никто не занял, и втайне Райчи надеялся, что так оно и останется, что никто не захочет делить с ним жилье. Подумав немного, он перевернул свою сумку нашивкой кверху, словно имя «Тодороки» должно было распугать всех желающих, как пугало отгоняет воронье с огородов. В общей комнате он обнаружил Мишиму и Акибу, которые устроились в низко посаженных креслах и синхронно цедили чай из термокружек. На «Сёве» общая комната была куда больше, в ней было гораздо проще приютиться где-нибудь так, чтобы никто даже не заметил. Здесь же каждый окажется на виду, хочется ему того или нет, подумалось Райчи, когда он оглянулся вокруг, проверяя обстановку. Посреди комнаты стоял бильярдный стол, Райчи потом проверил — восемь киев нашлись у стены напротив, в железном шкафчике, который будто стащили из раздевалки какого-нибудь спортивного школьного клуба. Еще один телевизор, на этот раз больше, чем те, что были в каютах, и DVD-проигрыватель. Наверное, одно из последних приобретений прошлой экспедиции. На стенах — карты, вырезки из газет и журналов, плакат-другой, фотографии, в основном, черно-белые, но парочка цветных тоже имелась. — Полегчало? — дружелюбно поинтересовался Райчи у Мишимы. Тот неприятно зыркнул на него поверх кружки. — Отвали. — Я что-то пропустил, — переведя взгляд с Мишимы на Райчи и обратно, заметил Акиба. — Ничего, — в один голос отозвались они с Мишимой. Акиба только недоверчиво хмыкнул: — Нет, ну я точно что-то пропустил. Мишима только скривился, а Райчи не стал ни соглашаться, ни опровергать.***
Местными лошадками, как их окрестил отец, оказались три вездехода, занимавшие ангары поблизости главного здания. Старые модели «Охара», хоть и в хорошем состоянии, но уже давно снятые с производства, как ничто другое говорили о том, что в Институте не ждут многого ни от «Мидзухо», ни от ее обитателей. Райчи осмотрелся. Плохо освещенный ангар, скорее, походил на свалку: большую часть пространства занимала «Охара», а пустые канистры, оставленные то тут, то там только мешались под ногами. Лампы под потолком отбрасывали тревожный красноватый свет. Всюду валялись обрезки трубок и спутанные провода, а ящики с инструментами вдруг возникали в самых неожиданных местах, как грибы после дождя. В ближнем левом углу криво вмерзло в снег сиденье, выдранное из вездехода едва ли не с корнями. Укрывавший его плотный серовато-белый чехол с размазанными по краям черными отпечатками взялся тонким слоем льда. Стекла вездехода запорошило белым, а «дворники», казалось, так и застыли посреди движения. Райчи мысленно сделал себе заметку убраться позже: он не назвал бы себя чистюлей, но раздражение от беспорядка в ангаре все равно неприятно зудело под кожей. Вездеход все же был на первом месте: его и следовало проверить в первую очередь. Дверца далеко не сразу, но поддалась напору, и Райчи подозрительно заглянул в салон — не хватало еще прикручивать сиденье обратно, — но внутри все оказалось на своих местах. Райчи задумчиво похлопал себя по нагрудному карману. Сквозь перчатки и верхний слой куртки не почувствовать связку с ключами, но само действие настраивало на рабочий лад. За руль «Охары» Райчи придется сесть впервые: на «Сёве» в ходу были новенькие «SM», податливые и послушные — даже чересчур, — они подчинялись малейшему движению. Слишком заманчиво было полагаться на машину, которая не доставляла неприятностей. Слишком легко забыть, что везти будет не всегда. Не то чтобы принцип управления «Охарой» как-то отличался от «SM». Мишима, например, любил приговаривать, что, если уж сумел повести вездеход, то справишься с любой машиной. В ответ на это все смеялись, притворно умиляясь, мол, как быстро взрослеет молодое поколение. Мишима розовел неровными пятнами на щеках и шипел сквозь зубы что-то неразборчивое, хотя почти со стопроцентной вероятностью можно было утверждать, что так он из последних сил пытался заглушить ругательства. Расстегнув молнию, Райчи выудил из кармана связку, на которой болталось три одинаковых ключа — пронумерованных разве что, чтобы их различать. Казалось, что в салоне «Охары» было даже прохладнее, чем снаружи, и хоть Райчи знал: это воображение играет с ним шутки, сиденье морозило задницу вполне реально. Держать ключи сквозь толстую перчатку было неудобно, без соприкосновения кожи с металлом у Райчи создавалось впечатление, что рука принадлежит не ему, а кому-то другому, кто временно занял его тело, и все нервные импульсы, мельчайшие неосознанные сигналы тоже уходят ему, и, только лишившись их, Райчи начал по-настоящему их замечать. Когда Райчи провернул ключ зажигания, «Охара» затарахтела сначала будто неуверенно, не сразу зашевелились «дворники», но чем дольше работал двигатель, тем ровнее и чище становился звук. Оставив машину греться, Райчи выбрался из салона, спрыгнув на промерзлую землю, и отряхнулся от невидимой пыли. За гулом двигателя было сложно различить, исходят ли снаружи звуки, но Райчи показалось, что он услышал голоса. Единственным человеком на станции, который вот так запросто мог бы перекричать любой шум, оставался Мишима. Спрятав руки в карманы, Райчи ждал. Мишима не разочаровал. Сначала в проем высунулась его голова, потом появилось плечо, выглядящее бесформенным в дутой красной куртке, потом Мишима показался весь — крупный и мощный, на его фоне Райчи порой казался самому себе мелким и щуплым, хотя это было вовсе не так. Глядя на Мишиму, Райчи едва не закатил глаза: к чему это представление, что мешает войти в ангар, как нормальному человеку? С расстояния не рассмотреть, но Райчи уверен, что, стоило Мишиме оказаться внутри, как тот тут же начал рыскать взглядом, осматривая вездеход и, конечно, сравнивать. — У тебя здесь еще хуже, чем у меня, — победно ухмыльнулся Мишима. Нельзя же так радоваться чужим неудачам. В его глазах Райчи проиграл очередное соревнование, о котором до этого момента не имел ни малейшего понятия. Факт такого поражения недостаточно трогал его: Райчи неопределенно пожал плечами, и из-за куртки движение наверняка смазалось, но общий смысл все равно понятен, поэтому ухмылка Мишимы немного поугасла. Отчего-то Райчи почувствовал себя виноватым. — Эй, Мишшима, — вызывающе бросил он. — Спорим, я сегодня перевезу больше груза, чем ты? — Ха! — фыркнул тот и демонстративно хрустнул пальцами. — Мечтай.***
К концу дня все двадцать обитателей станции осматривали свое жилище на ближайшие несколько месяцев. После первого ужина, ради которого Акиба, к слову, расстарался что надо, отец попросил всех задержаться. За столами, сдвинутыми в один бесконечно долгий стол, было невероятно тесно. По левую сторону от Райчи сидел Мишима и то и дело толкался локтем, причем Райчи не стал бы утверждать, что это не специально. По правую сторону умостился Санада, которому, очевидно, некуда было деть свои длинные ноги: во время ужина он постоянно ерзал и задевал колено Райчи, и чем больше Райчи старался отодвинуться, удержать дистанцию, тем хуже получалось. Но с Санадой так получалось во всем, он с этим уже почти смирился. — Первый приказ начальника станции, — торжественно объявил отец, когда счел достаточной воцарившуюся тишину. Райчи едва не закатил глаза: приказ, каким бы он ни оказался, за сегодня будет далеко не первым. Чертов папаша красовался как мог. — Через полчаса всем собраться в общей комнате. У меня все. Для Райчи эти полчаса были нежеланной передышкой. Они означали, что ему придется вернуться в каюту — и увидеть своего соседа. В глубине души он ни на секунду не верил, что ему повезет жить одному. Неприятности никогда не обходили его стороной, наоборот, любили время от времени погостить. Райчи как можно медленнее брел по коридору и задумчиво потирал шрам на щеке. Остановившись перед дверью своей каюты, мысленно отругал себя за ребячество — давно уже привык делать это сам, будто одновременно был и нашкодившим ребенком, и разочарованным взрослым, который всегда ожидает большего. На кровати, которая еще днем никому не принадлежала, теперь скопилась небольшая куча теплой одежды, но из дверного проема было не определить, чья она. Райчи осторожно вошел внутрь каюты, слегка чувствуя себя нарушителем порядка, хотя в этом не было никакого смысла. Его сумка с биркой сверху так и лежала ровно там, где он ее оставил. Райчи увлекся осмотром комнаты со стороны кроватей и не сразу заметил, как возле шкафа показалась лохматая темноволосая макушка. Райчи узнал бы ее и издалека. — Санада-сан? — спросил он, совершенно не боясь обознаться. Райчи так долго наблюдал за ним, смотрел во все глаза, что с него сталось бы выдумать Санаду, дружелюбного соседа в собственной каюте. Санада, если так разобраться, был лучше, чем ничего, — и одновременно хуже. Райчи прислушался к себе, пытаясь определить: удивило его присутствие Санады или нет. Поняв, что все же нет, устало потер переносицу. С каких пор «Опять вы, Санада-сан» превратилось в «Ну конечно, это вы, Санада-сан»? Плечи Санады едва заметно дрогнули, прежде чем он медленно развернулся к Райчи лицом. Райчи лихорадочно рассуждал: уже за ужином Санада знал, что они будут соседями по каюте, ведь Райчи специально оставил бирку на виду. Санада точно полюбопытствовал — Райчи настолько был в этом уверен, словно видел все своими собственными глазами. Перепутать его с отцом Санада тоже не мог: отдельное проживание — одна из привилегий начальника станции. Санада знал. Но предпочел не сказать ни слова. Райчи не покидало ощущение, что он ищет второе дно там, где его нет и не должно быть, что все гораздо проще, чем он себе воображает, но не зависать на этом моменте не получалось — слишком тот казался важным. — Привет. — Санада улыбнулся так, словно они не виделись буквально десять минут назад. — Кто бы мог подумать, — протянул Райчи. Ему почудилось, что Санада на секунду напрягся, точно пытался просчитать, что сейчас услышит и как на это ответить. — Кто бы мог подумать, Санада-сан, что у вас такая необычная вредная привычка. Санада вопросительно вздернул брови. Не понимал, о чем Райчи толкует, — или делал вид. — Здороваться, — пояснил Райчи. — Постоянно. По несколько раз на дню. Вы никогда не замечали? Санада хохотнул и смущенно потер шею. Еще одна его забавная привычка: Райчи прежде и не подозревал, сколько на самом деле их водится за Санадой, и тем более не подозревал, что сам помнит большинство из них. — Подловил, — признал Санада, но в то же время не признал ничего. — Есть идеи, что задумал Тодороки-сан? — Черт его разберет, — Райчи цокнул языком. — Может быть что угодно, хоть эстафета вокруг станции, чтобы узнать друг друга поближе. «Тодороки-сан» царапнуло где надо. Санада менял тему, как король, которому можно все, но и это Райчи о нем уже знал. Спросить бы у себя по-честному, без уверток: почему Райчи до сих пор с ним разговаривал? — Эстафета была бы некстати, — заметил Санада, словно всерьез задумался над предположением Райчи. И будто в подтверждение этих слов, натянул куртку — не ту, ярко-красную, в которой выходил на улицу, а обычную зимнюю куртку, больше годившуюся для токийской погоды. — Холодно, — объяснил он, проследив за взглядом Райчи. — Я, вообще-то, молчал. — Некоторые вещи не обязательно произносить вслух, — назидательно ответил Санада и даже приподнял вверх указательный палец. — Идем, проверим твою догадку. За полчаса общая комната изменилась — не то чтобы до неузнаваемости, но близко к тому. Бильярдный стол сдвинули в дальний угол, чтобы не занимал пространство. Вместо него в несколько рядов выставили стулья из столовой. Отец стоял рядом с телевизором с видом гордого собой диктатора, которому только что удалось покорить вражескую столицу. — Присаживайтесь, присаживайтесь, — взмахнул он рукой. Райчи это только насторожило. Не к добру. — Сегодня наша первая ночь здесь, и это нужно как следует отметить. — Протащили сакэ, начальник? — Лучше, — разулыбался чертов папаша и достал из-за спины DVD-бокс. Райчи присмотрелся, но ни название, ни обложка ни о чем ему не говорили. — В общем, мы тут с вами застряли на три месяца, — замогильным голосом начал отец, — вокруг ни души и холод собачий, до ближайшей станции пилить и пилить на вертолете, которого у нас, кстати, нет, с чем я вас всех и поздравляю, а наша единственная связь с миром — это летающая тарелка и вон тот красавчик на заднем ряду, — кивок на Санаду. — Так что сегодня мы смотрим «Нечто», гарантирую — вам понравится. — За что, Тодороки-сан?! — Чтобы не расслаблялись, Хирахата, — так ласково объяснил отец, как будто по голове погладил свое непутевое дитя. Потом гаркнул куда-то в сторону так, что первый ряд их самодельного кинотеатра дружно дернулся: — Гаси свет, Мишима! И дверь закрой изнутри, чтобы никто не сбежал. — Есть закрыть дверь, — зловеще ухмыльнулся Мишима под щелчок замка, словно только и ждал отмашки. Отец вставил диск в проигрыватель, немного задержался у экрана с пультом, будто не мог решить, промотать вступительные титры, как всегда делал дома, или нет. Потом, очевидно, решил, что нет. — Эй, Акки, — окликнул Акибу Райчи, подперев подбородок ладонью. На экране собака убегала от вертолета. — Ты случайно не захватил с собой попкорн?***
К январю морозы ударили сильнее обычного. Райчи случайно подслушал разговор метеорологов после того, как однажды утром во время дежурства снял с термометра показатель в минус девятнадцать градусов и записал его в журнал. Когда закончился груз, который Райчи перевозил еще несколько дней по прибытию, тяжелой работы для него почти не осталось. Только дежурства, ежедневный осмотр машин и три раза в неделю — выезд на двадцатый километр вместе с гляциологами. Там они бурили лед, но Райчи в свою песочницу, конечно, не приглашали, кроме одного-единственного раза, когда у них вдруг забарахлил бур. Санада целыми днями пропадал в радиорубке. Если Райчи еще мог меняться с Мишимой и иногда — отцом, то Санада этого был лишен. Возвращаясь из кухни, Райчи остановился перед дверью радиорубки. Оттуда доносился приглушенный разговор: Райчи различил голос Санады и еще чей-то среди статических помех. Этим утром Райчи с трудом растолкал Санаду на собрание в общей комнате, где обычно все определялись с планами на день. Санаду еще ждала ночная смена, а Райчи, покосившись сначала на часы, криво повешенные в коридоре, потом на кружку горячего кофе, заваренного тайком от Хирахаты, не позволил себе даже мысли о скуке. Осторожно постучавшись, он принялся ждать. Успел досчитать до девяти, прежде чем услышал: «Войдите». Сначала Райчи приоткрыл дверь и заглянул одним глазком, словно разрешения войти было недостаточно. Санада оглянулся. Большие черные наушники будто обнимали его за шею, на спинке стула висела та самая, токийская, зимняя куртка. Рукав ярко-красной же маячил позади из приоткрытого шкафа рядом с небольшим диванчиком, который даже издалека выглядел старым и продавленным. Санада откинулся на спинку стула и устало повел плечами. Принюхался: — Надеюсь, это мне? — Вам, — соврал Райчи так легко, как ему еще никогда в жизни не удавалось. Если Санада и заметил мелкую подпись «Тодороки» возле ручки, то ничего не сказал. Райчи хотел было поставить кружку на стол, но так и не нашел для этого подходящего места — все было завалено бумагами. Взгляд сам зацепился за почерканную распечатку с таблицей: желтым маркером в ней Санада выделил три позиции. — Возьмите. Пальцы Санады мазнули по руке, когда Райчи почти передал ему кружку. На месте прикосновения кожу кольнуло током, и Райчи едва не расплескал кофе. Не сразу понял, что разряд был настоящим, не выдуманным. Санада, казалось, вообще перестал дышать — только спустя несколько долгих секунд он снова расслабился и все же крепко взял кружку. — Пронесло, — признался он, делая глоток. — Нам бы не поздоровилось, попади хоть капля на аппаратуру. — Извините. — Не переживай, — Санада хлопнул его по предплечью. Райчи знал, что ничего не случится, и все равно ждал удара током. — У меня это часто бывает: воздух сухой, а рубка битком набита приборами, вот и искрит. — Всему у вас есть логичное объяснение, Санада-сан, — задумчиво протянул Райчи, а потом, словно избавляясь от послевкусия собственных слов, спросил, кивая на ту самую таблицу: — А это что? Санада тоже взглянул и поморщился. — График связи со спутником. Желтым — три самых крупных окна, когда можно передать больше всего данных. Два часа ночи — лучшее время, — слабо улыбнулся он, постучав указательным пальцем по верхней полосе. Райчи хотел спросить, действительно ли Санада каждую ночь в два часа приходил в радиорубку, чтобы начать передачу, и как так вышло, что он впервые об этом услышал только сейчас. Не успел. Зашипело радио, чей-то голос прошел сквозь помехи. Для Райчи все голоса радистов звучали одинаково, но Санада их наверняка различал. — «Мидзухо», «Мидзухо», это «Доум Фудзи», прием, как слышно. Санада схватил наушники и нахлобучил их на голову. Пальцы быстро защелкали переключателями. Пришло время вечернего обмена сообщениями между станциями. — «Доум Фудзи», «Доум Фудзи», это «Мидзухо», слышу вас. Прием. Райчи без особого сожаления взглянул напоследок на свою полупустую кружку и развернулся было, чтобы тихонько прокрасться к выходу, но Санада поймал его за рукав, аккуратно подергал, привлекая внимание. Райчи вопросительно посмотрел на него. Одними губами Санада произнес: «Есть свободный диван», и это было именно то предложение, от которого невозможно отказаться.***
И хоть Райчи упорно не позволял себе вспоминать о скуке, он все равно о ней думал, как бы ни пытался обмануть самого себя, — особенно в те дни, когда за вездеход садился Мишима. Говорил себе: нельзя, вернется и заставит пожалеть, но кому и когда удавалось игнорировать белого слона? Так что двадцатый километр и Хасебе, старшего гляциолога, которому срочно понадобились новые образцы для исследований, Райчи воспринял скорее как подарок. Метеоролога Нагато, что ходил за ними по пятам и, ловя очки на переносице, вороном каркал про очередное похолодание, он воспринимать отказывался вовсе. Старуха «Охара» завелась сразу: Райчи оставил двигатель прогреваться, а сам после «дворников» соскребал остатки изморози с лобового стекла. В салоне еще держалась прохлада, но это ненадолго. Закинув походную сумку между сидений, Райчи забрался внутрь, хорошенько осмотрел все в зеркало заднего вида и сдал назад. Вездеход выполз из ангара, продавливая гусеницами массивные следы на снегу. Райчи посигналил: гудок прозвучал истошно, словно пожарная сирена. Все на станции ненавидели, когда он так делал. Если бы они меньше возмущались, Райчи, возможно, сигналил бы не так часто. Сегодня Хасебе собирался поехать к скважине один. Как только они проехали мимо первых ворот станции — чуть покосившегося знака с надписью «Полярная станция «Мидзухо», Япония», — Райчи спросил у него, что за срочность такая, раз пришлось ехать внепланово, да еще без товарищей, а потом все двадцать километров наслаждался чужой болтовней и заодно возможностью помолчать. Пока на скважине тарахтел бур, Райчи сидел в салоне вездехода и следил за передвижениями Хасебе. Останься он рядом, только мешался бы под ногами, и Хасебе уже через пять минут раздраженно отправил бы его в машину. Они это уже проходили, и повторения Райчи не желал. От нечего делать он пощелкал тумблерами радио, пытаясь поймать волну, но ловилось только ровное шипение. Хасебе постучался в окно спустя полтора часа, довольный и с целым мешком образцов, которые тут же упаковал в портативную холодильную камеру, чтобы обогрев салона не нарушил чистоту эксперимента. Райчи выпрыгнул из вездехода — помочь ему втащить установку в машину. Присел пару раз, потянулся: приятно было размяться. Пока сидел, даже толком не обратил внимания, насколько затекли мышцы. Райчи заметил неладное, когда они с Хасебе чуть не пропустили отметку девятнадцатого километра. Колея, проложенная вездеходом на пути к скважине, все еще виднелась, но небольшой знак из дерева, который отмечал километраж, порядком залепило снегом. Райчи прикинул: опасно, но если прибавить скорости, успеют пройти хотя бы половину пути, прежде чем разыграется настоящая буря. — Это все Нагато-сан виноват, — проворчал Хасебе себе под нос. — Ну вот кто обещает ухудшение погоды под руку? Райчи промолчал, что Нагато — метеоролог, обещать ухудшение погоды, тем более, под руку — это его работа. Снаружи поднимался ветер, даже за ревом двигателя можно было уловить пронзительное завывание. «Дворники» на максимуме очищали лобовое стекло, но больше мельтешили не по делу, чем помогали. Райчи старался следить за колеей, но становилось все труднее. От белого перед глазами не спасали даже очки, и Райчи крепко зажмурился на секунду, отгоняя цветные точки-мухи. — Хасебе-сан, видите следующую отметку? — спросил он. — Она уже должна быть в зоне видимости. — Нет, — с сомнением в голосе протянул Хасебе, напряженно всматриваясь в окно. Райчи его понимал, в общем-то. Он тоже скоро начнет сомневаться в том, что видит. От колеи уже не осталось и следа, снег заметал все, не жалея. В таких ситуациях полагалось затормозить и ждать, пока не закончится буря. Даже будь они в каком-то несчастном километре от станции, больше шансов было бы заблудиться, чем выйти на правильный путь. — Хасебе-сан, возьмите рацию, — скомандовал Райчи, не отрываясь от дороги. — Сообщите на станцию. Подмогу они выслать не смогут, нет смысла в такую погоду, но хотя бы будут в курсе дела. Пожалуйста, — последнее он добавил уже немного позже, будто не сразу об этом подумал. Бормотание Хасебе Райчи перестал воспринимать почти моментально, но как только услышал голос Санады по рации — дернулся. Даже сквозь помехи его голос звучал не так, как другие, одинаковые, точно на подбор. — Говорит «Мидзухо». «Охара-2», «Охара-2», как слышно, прием. — Это «Охара-2», слышу вас. По расчетам водителя-механика, мы находимся в десяти километрах от станции. В десяти километрах. Колею замело. Повторяю, колею замело, прием. — Вас понял, «Охара-2». Оставайтесь на месте до следующей передачи, на месте. Связь через десять минут, десять минут, прием. — Есть связь через десять минут. Отбой. Когда рация замолчала, Райчи показалось, что звуки ветра и двигателя в два раза сильнее дали по ушам. — Тодороки-кун? — осторожно тронул его за плечо Хасебе. От неожиданности Райчи чуть не ударил по тормозам, что в их ситуации, с одной стороны, было бы соблюдением инструкций от радиста, а с другой — полнейшим нарушением правил безопасности, за которое Райчи сначала схлопотал бы выговор, а потом пожизненный запрет садиться за руль полярной машины. Никто, никто и ни разу на этой станции не называл его Тодороки-кун. Это имя осталось далеко позади, а сюда Райчи привез другое. Досчитав до десяти, он молча остановил вездеход, хотя не стал глушить двигатель, иначе они сразу начнут терять тепло. Если Нагато оказался прав и помимо бури их действительно ожидает похолодание, то им не позавидуешь. Райчи повернулся к Хасебе, пригляделся внимательнее — ему показалось, что того немного потряхивает, или это зрение уже начало играть с ним дурную шутку. — Вы в порядке, Хасебе-сан? Тот мелко закивал, и Райчи нахмурился. — Сможете повторить за мной «Я в порядке»? — Я в порядке, — послушно повторил Хасебе. Так и есть — стучали зубы. Зрение Райчи, может, и подводило, но слух пока точно нет. Без лишних слов он полез в походную сумку, почти негнущимися от волнения пальцами с трудом расстегнул замок, не переставая корить себя при этом. Хорош механик, чуть что не по плану — сразу пальцы не слушаются. Кто тогда поведет старуху? Райчи достал термос, закутанный в несколько слоев тряпья. Чай наверняка уже не горячий, но еще не успел растерять все тепло. Он протянул термос Хасебе, дождался, пока тот напьется, а потом и сам сделал пару глотков. Часы на приборной панели показывали, что до следующего сеанса связи еще несколько минут. Можно было остаться в машине, послушать указания начальника станции, озвученные голосом Санады. А можно было не ждать — в конце концов, без посторонних раздражителей Райчи всегда работалось лучше. — Поговорите с ними, когда выйдут на связь, — попросил он Хасебе. — А ты? — Я выйду на минутку, надо посмотреть, насколько мы отклонились от колеи. — Не на что смотреть в такой буран, Тодороки-кун! Вот, снова. Райчи стиснул зубы и дернул ручку дверцы. — Я только гляну и тут же вернусь. Тяжелый лязг двери заглушил ответ Хасебе. Снаружи очки мгновенно залепило снегом, какое-то время Райчи просто стоял и вытирал их руками в перчатках, понимая, что теряет время и тепло. Двигаться против ветра получалось, лишь придерживаясь вездехода. На то, что в обычное время заняло бы у него всего несколько секунд, Райчи потратил гораздо больше. Хасебе был прав: ни черта не видно, высматривать колею сейчас — все равно что искать иголку в стоге сена. Несмотря на данное Хасебе обещание, Райчи отошел от вездехода, ступая так осторожно, словно впервые выбрался на припай, полный скрытых трещин и других неожиданностей. Столько раз он проезжал этот путь, столько раз изучал его, снова и снова наносил на карту ледника новые отметки. По одной-единственной выемке, трещинке, по любому из возвышений, пусть и самому маленькому, Райчи вслепую мог бы найти путь. Сейчас — почти что вслепую. Белое бездорожье тянуло за собой, еще немного — и Райчи бы поддался, но тут Хасебе заколотил кулаками по лобовому стеклу, потряс рацией. На возвращение обратно в салон ушла будто целая вечность. Райчи жадно отпил из термоса, почти не чувствуя вкуса, потер руки, чтобы быстрее согрелись. — Что сказали? — спросил он, и скольких же усилий потребовалось, чтобы этот вопрос прозвучал ровно. На самом деле у него тоже зуб на зуб не попадал. Хасебе помолчал немного, а сам все это время рыскал по салону взглядом — на чем бы таком нейтральном остановиться и не смотреть Райчи в глаза. Заговорил наконец: — Начальник станции просил передать: «Если можешь ехать, езжай. Не можешь — не рыпайся и жди». Райчи вздохнул. — Это в его стиле. Вроде бы оставлял выбор — на словах, но на деле не было его, выбора. Температура продолжит падать. Если они с Хасебе остановятся, чтобы переждать, то так и окоченеют на месте. Кто знает, когда уляжется буря. Можно и не дождаться. — Санада-сан тоже кое-что просил передать… — неуверенно добавил Хасебе, и Райчи сжал кулаки. Хотел ли он сейчас слышать то, что сказал Санада? — Просил, чтобы ты в следующий раз вышел на связь. — Когда следующий раз? — Санада-сан сказал: держим интервал в десять минут. Райчи закрыл глаза. Размышления ему никак не давались. В голове звенело так некстати: Санада-сан, Санада-сан. Далась ему эта просьба. Какая разница, с кем играть в радиошараду, перекидываясь заранее приготовленными репликами. Хасебе справился бы куда лучше. Решив, что молчание тут ничем не поможет, он заговорил, чувствуя, с каким трудом слова выталкиваются изо рта — словно им мешала невидимая преграда. — На станции есть запас ракетниц, у нас с собой всего пять. Если договоримся с ними, сможем понять, насколько отклонились от колеи, и скорректировать курс. — Значит, мы едем? — безнадежно спросил Хасебе. Райчи пожал плечами: — Это лучше, чем просто сидеть здесь. Через десять минут все повторилось, только теперь вместо Хасебе голосом у рации был Райчи. — «Охара-2», «Охара-2», говорит «Мидзухо», как слышно, прием. Неправда, Санада-сан, это вы говорите. Ваш голос. Ваши пальцы незримо жмут на кнопки. Райчи ответил ему как положено: — Это «Охара-2», слышимость нормальная. Мы готовы запустить ракетницу, готовы запустить ракетницу. Прием. — Принято. «Мидзухо» временно глушит звук, остаемся на связи. Райчи постучал по лобовому стеклу, и Хасебе снаружи заметно дернулся. Ракетница вспыхнула ярко-красным и зашипела, круто взвилась, прошивая бело-серое небо. Посыпались искры. Какое-то время огни еще пылали, затем окончательно пропали из виду. Сначала ничего не происходило, а потом рация вернулась к жизни. Впервые в связи появились перебои: частота поедала отдельные слоги и целые слова, превратила Санаду в неуловимый и бесконечно далекий голос, который звучал будто с края земли. Расстояние — всего десять километров, и казалось, эти километры натянулись между ними тонкой-тонкой ниточкой, которая могла оборваться в любой момент. Как и обещал Санада по радио, вдали расцвели зеленые огни запущенной со станции ракетницы. Ненадолго, но этого было достаточно. Они видели и слышали друг друга, оставалось только найтись. Чтобы вернуться на заметенную колею, Райчи вывел вездеход на два часа, предварительно сверившись с картой ледника. Повезло, что на этом маршруте не было ям и возвышений, только ровная почва. Не хотелось бы влететь в такую заснеженную ловушку на полном ходу. Старуха — мощная машина, но даже у нее есть предел. Райчи в который раз покосился на часы. Им следовало снова выйти на связь, как только они вернутся на нужный путь, чтобы повторно подтвердить местоположение друг друга. Осталось четыре ракетницы: распределить их по участкам дороги нужно с умом. Райчи немного прибавил скорости, взглянув на Хасебе, хотел по привычке выкрутить обогрев на максимум, и только когда ручка не поддалась, вспомнил, что уже сделал это раньше. Сложно сказать, от чего трясло Хасебе: от холода, волнения или всего вместе. Райчи хотелось чем-нибудь его занять, и он предложил карту: — Разберетесь, Хасебе-сан? Тот кивнул в ответ, всматриваясь в линии и надписи. Одной рукой придерживая руль, вторую Райчи протянул к Хасебе и легонько, чтобы случайно не наделать дыр, постучал пальцем по карте, которую тот держал на весу. — Сейчас мы находимся примерно здесь. Если не ошиблись, еще немного — и должны выйти на девятую отметку. Время то бежало слишком быстро, то тянулось подплавленной резиной. Райчи устал за ним наблюдать и желал лишь одного — чтобы оно определилось уже. Когда чутье, а потом и робкое предупреждение Хасебе подсказали ему остановиться, Райчи забрал из сумки еще одну ракетницу и выбрался из салона наружу, запустить. Сквозь стекло видно было, как Хасебе подносил рацию ко рту, шевелил губами, делал паузы — наверняка, чтобы услышать ответы Санады. Райчи подождал, пока сигнальный огонь не угаснет, и, прежде чем вернуться в вездеход, посмотрел на Хасебе. Тот, словно только этого и ожидая, удержал его взгляд и поднял большой палец. Ответный зеленый огонек взмыл прямо по курсу, теперь он казался куда крупнее, чем во время прошлой сверки координат. Райчи почувствовал, как расслабляются плечи: только сейчас он осознал, насколько был напряжен. Колеи под ногами уже давно не существовало, и глупо было рассчитывать, что она вдруг магическим образом проявится, но Райчи все равно присел на корточки, провел рукой по снегу, оставляя неглубокий след. Встав, посмотрел на горизонт — он запомнил зеленую точку в окружении искр, отгоревший маяк в небе. Перед ними снова лежал правильный путь — пора было ехать на свет.***
Райчи полностью сосредоточился на дороге, забыв даже о времени. Правда, все равно периодически поглядывал на притихшего Хасебе. Тот уже разобрался с картой и теперь пальцем отслеживал их маршрут. На пятикилометровой отметке они остановились — на этот раз запуск ракетницы был односторонним, только со станции. Свои заряды они предпочли пока придержать. Слышимость вернулась в норму, и голос Санады, хоть и шипел немного, но все равно звучал настолько четко, насколько это было возможно в их положении. Райчи же казалось, будто Санада шептал ему на ухо. Пока Хасебе держал связь, Райчи боролся с желанием закрыть глаза: снег по-прежнему ослеплял, и видеть стало сложнее — глаза слезились и побаливали; он долго всматривался в дорогу, и все вокруг выглядело выцветшим. Но нельзя было упустить сигнал, так что Райчи снова уставился туда, где вот-вот должен был появиться уже знакомый зеленый свет. Когда, еще спустя полчаса, машина как-то неестественно дернулась на ходу, словно наехала на нечто, скрытое от взора, Райчи настороженно сбросил скорость. Снег, как и прежде, лежал ровным слоем, точно кто-то специально разровнял его лопаткой. — Что-то не так? — спросил Хасебе, от которого не укрылось, что они замедлились. — Надеюсь, мне показалось, — пробормотал Райчи больше самому себе, чем в ответ Хасебе, и какое-то время продолжал идти на тихом ходу, прислушиваясь к любому звуку. Едва он готов был выдохнуть от облегчения, как это снова случилось. Вездеход не то чтобы вильнул, но все же чуть ушел в сторону — мягко, на глаз почти не заметно, но даже такое изменение курса Райчи почувствовал. Он крепко держал руль, и ощущение неправильности будто завибрировало под ладонями. Райчи затормозил. Послышался отчетливый перестук, за ним — легкий скрип: слишком хорошо знакомые звуки, чтобы вот так просто списать их на воображение. Райчи откинулся на спинку сиденья, длинно выдохнул и все же закрыл глаза на секунду. Три километра. Всего три километра, и именно в этом месте, именно сейчас «Охара», которая сумела пережить зиму и полтора лета в ангаре станции и остаться невредимой, сдала. Жестокая Антарктида, за все обиды здесь приходилось платить безо всяких отсрочек. — Хасебе-сан, — не решаясь взглянуть на него, заговорил Райчи, — у вас под сиденьем стоит ящик с инструментами. Достаньте, пожалуйста. Нельзя было прятать глаза вечно. Слушая, как Хасебе молча возится с ящиком, Райчи заставил себя оторваться от спинки, потер шею, с силой надавливая на позвонки. Усталость уже давно ныла в костях, не зная покоя. Хасебе, к его удивлению, не стал спрашивать, в чем проблема. Просто вынес ящик наружу и, как будто Райчи выглядел нуждающимся в приободрении, серьезно добавил напоследок: — Я знаю, ты можешь починить что угодно, Тодороки-кун. Райчи послал ему слабую улыбку, не желая слишком обнадеживать. Когда Хасебе скрылся в салоне, Райчи обошел вездеход, внимательно осматривая гусеничные ленты, и, в конце концов, нашел источник поломки. Глядя на выскочивший из крепления стержень, один из тех, что держали вместе гусеничную ленту, он вспомнил вдруг, какое лицо сделалось у Санады в тот раз, когда Райчи едва не разлил кофе у него в рубке. Какое выражение у него появлялось, когда приборы вели себя не так, как должны были. Не то чтобы это страх отражался на его лице, скорее, беспокойство пополам со злостью на себя — недосмотрел. Что-то похожее сейчас чувствовал и Райчи. Сначала думал: как же повезло, что вовремя заметил. Потом въедливый внутренний голос, подозрительно похожий на отцовский, возразил: какое же это «вовремя»? Райчи открыл ящик и достал оттуда молоток. Сломанный стержень торчал как раз сверху ленты, можно было примериться и выколотить его оттуда. Полностью стержень не выйдет, только одна его часть. Вторую придется выбивать другим, уже новым стержнем. В перчатках Райчи почти не чувствовал рукоять молотка, но спустя несколько ударов кусок стержня вывалился на снег. Райчи прикинул по размеру: выпавший кусок был чуть больше половины. Запасных стержней у него было около десятка, и он понадеялся, что больше они ему сегодня не понадобятся. Еще минут десять ушло на то, чтобы забить новый стержень. Обычный молоток тут уже не помогал, пришлось достать из багажника кувалду. После четырех ударов Райчи позволил себе тяжело отдышаться, потер ладони, хоть это и не особенно помогло. Впереди была самая неприятная часть работы — оставалось закрепить стержень, но детали были слишком мелкими, чтобы делать это в перчатках, а сам процесс требовал внимательности и твердых рук. Райчи снял перчатки, бросив на крышку ящика с инструментами. Едва ли не впервые за все время пребывания здесь, чертыхнулся и потянулся за шайбой и шплинтом. Будет больно.***
Потирая запястьем покрасневшее ухо, Райчи остановился перед своей каютой. Кто бы мог подумать, что Хирахата действительно способен оттаскать за уши? Его еще ожидал выговор от отца, но уже завтра: убедившись, что с ним и Хасебе все хорошо, тот только устало отмахнулся, мол, скройся пока, потом поговорим. Бинты пропитались запахом заживляющей мази — не сказать, чтобы неприятным, но очень стойким. Скорее привыкнешь к нему, чем дождешься, что тот выветрится сам по себе. Одна мысль о том, что придется приложить усилия и потянуть дверную ручку, почти вызывала у него головную боль. Ладони жгло и покалывало — хоть мазь и сняла часть неприятных ощущений, но не смогла избавить от них полностью. Хирахата обещал, что где-то через неделю пройдет обморожение, а потом, еще через несколько дней, заживет и холодовой ожог на левой руке. Райчи поморщился и надавил на ручку ребром ладони. Металл больно врезался в кожу и поддался не сразу, но затем все же раздался тихий щелчок, скрипнули петли. В каюте горел свет. Санада сидел на кровати Райчи, сложив руки в замок между разведенных коленей. У него было такое выражение лица, что Райчи с трудом подавил желание вернуться обратно в коридор, а потом постучаться, прежде чем снова войти. Санада, наверняка отреагировав на звук и движение, повернулся к нему, посмотрел так остро, что душа чуть не ушла в пятки. Райчи заметил, как тот разжал руки и с силой впился пальцами в одеяло. Больше двух месяцев он смотрел на Санаду, открыто и тайком, бросал короткие и длинные взгляды, иногда оставался незамеченным, а иногда — ловил ответные, но таким не видел Санаду еще ни разу. У Санады была сверхспособность — он не злился, что бы ни случалось, любую ссору мог свести на нет простой шуткой. За эти два месяца Райчи поверил было: он знает о Санаде все, все о нем понимает. Но прямо сейчас потемневшие глаза Санады говорили совсем другое. Не существовало никакой сверхспособности: существовал Санада, с которым Райчи еще не знаком. Райчи как можно мягче закрыл за собой дверь, но в тишине каюты этот звук показался ему оглушительным. Санада порывисто поднялся с кровати и всего в несколько шагов подошел почти вплотную. Райчи и забыл, какими длинными были его ноги — и какой крохотной была их каюта. Хотел бы он знать, что сейчас лучше сказать, но так и не успел ничего придумать, в конце концов, толкать гладкие речи не умел никогда, и было бы странно, если бы вдруг научился. Санада — губы сжаты в тонкую линию, брови нахмурены, глаза цепко держат взгляд Райчи и не отпускают, — заговорил первым. — Не бывает так, чтобы все шло гладко, — начал он, и что-то в его интонациях заставило Райчи насторожиться еще больше. Не сразу он опознал свои собственные слова: — Постоянно что-то случается. Стоит только расслабиться, как она преподносит очередную неприятность. Знакомо? Райчи отрывисто кивнул, не доверяя голосу. Санада запомнил. Слово в слово повторил то, что Райчи однажды сказал ему, а потом сам выпустил из виду. Глядя на Санаду как зачарованный, Райчи чуть запрокинул голову, когда пальцы коснулись его подбородка. Легкой щекоткой по спине прошлись мурашки, и он не сдержался — вздрогнул. — Ты расслабился, Райчи? — прямо спросил Санада, чуть наклонившись, заглядывая ему в лицо. Казалось, нет смысла отпираться и врать — Санада все равно увидит правильный ответ. Такое простое и чересчур честное «да» жгло глотку — оно не могло оставаться внутри, но и произнести его вслух Райчи не мог. Он чувствовал, как уже почти забытый, оставленный в прошлом румянец снова тронул скулы. Взгляд Санады неожиданно смягчился, а пальцы провели линию от подбородка к щекам. Райчи чудилось: это не руки у него сейчас обожжены, это горело его лицо от одного прикосновения. Почти забылась неутихающая боль под повязками. — Твой шрам светлеет, когда ты краснеешь, — тихо сказал Санада, очертив большим пальцем рубец на щеке Райчи. — Скажи что-нибудь. — Санада-сан… Забавно, как из всех слов в мире, которые Райчи мог произнести, он выбрал именно это. До такой степени забавно, что он мелко затрясся и отвернулся, чтобы Санада не увидел его лица, когда смех стал рваться наружу, но Санада уже преодолел последнюю черту, за которой Райчи удалось бы спрятаться. Он весь был открыт — весь как на ладони. Санада осторожно тронул кончиком языка его нижнюю губу, и горячие слова полились Райчи в рот: — Я делаю это не потому, что сейчас ты не можешь меня ударить, — доверительно сообщил Санада и поцеловал его, удерживая лицо в руках. «Тогда почему?» — незаданный вопрос, в ответе на который Райчи в действительности не нуждался. Неважно, почему. Санада целовал его, и сердце готово было выскочить из груди. Райчи почти умирал от этого: потому ли, что и сам он давно хотел почувствовать, каково это — когда Санада прикусывает нижнюю губу, когда его язык касается нёба, проводит по кромке зубов и толкается глубже? А может, потому что Санада был его противоположностью, и рядом с ним Райчи становился больше, чем был, чувствовал себя тем самым идеальным механизмом, в котором наконец-то все работало без сбоя. Санада запустил руку в его волосы, а потом вдруг сгреб их в кулак, потянул назад не сильно, но так хорошо, и Райчи вцепился ему в плечи, лишь бы удержаться на ногах. Боль тут же отдалась в пальцах, смешалась с удовольствием, и от неожиданности он ударился затылком о дверь, недовольно зашипел Санаде в губы, а потом почувствовал, как в груди Санады низкой вибрацией зарождается смех. Самому бы рассмеяться, но внутри закручивалось что-то, чему он не находил названия — воронка не воронка, черная дыра, которая хотела всего и сразу. Жар опустился с лица к шее: впервые в месте, где царили минусовые температуры, ему было жарко настолько, что стало трудно дышать. С едва различимым стоном — звуком, которого Райчи и сам от себя не ожидал, — он скрестил запястья за шеей Санады, притянул к себе еще ближе, чтобы между ними больше не оставалось никаких расстояний. Ладони ныли — но дело было вовсе не в обморожении, не в ожогах, просто настолько сильно Райчи хотел прикоснуться к Санаде: потрогать его лицо, впиться пальцами в талию, наконец-то не боясь оставить следы, сжать его ягодицы так крепко, чтобы Санада выгнулся, застонал, весь вплавился в Райчи. Райчи разорвал поцелуй и, тяжело дыша, потерся о Санаду всем телом, приподнялся на цыпочки — тот был выше на добрых десять сантиметров. Провел языком от ключицы до линии челюсти, оставляя влажный след, и, услышав, как Санада резко и рвано втянул воздух ртом, почти задыхаясь, поцеловал его там, где на шее бешено бился пульс. Стук сердца Санады отдавался гулом по всему телу Райчи: он уже не мог определить, где было его сердцебиение, а где — Санады. Он снова застонал, когда Санада приподнял его свитер: огладил живот, царапнул соски короткими ногтями. — Тебе придется быть потише, — зашептал Санада ему на ухо, именно тем жарким шепотом, который чудился Райчи еще в салоне «Охары», когда между ними были бесконечные километры маршрута, шипение статики и разыгравшаяся буря. — Санада-сан, — взмолился Райчи, не до конца уверенный, о чем именно просит, и пальцы Санады сжали его сосок до боли, прежде чем отпустить. Влажные волосы падали на его лоб, и он прижался им ко лбу Райчи, расстегивая молнию на его штанах. Высвободив член Райчи из белья, Санада сжал его у основания. — Смотри на меня, — приказал он. Как было не послушаться? И Райчи смотрел в его бешеные потемневшие глаза, ловил взглядом приоткрытый рот, мелькнувший между губ кончик языка. Санада медленно двигал рукой, мучительно медленно — как будто специально, как будто ждал, что вот-вот Райчи сорвется, ослушается его и больше не сможет быть тише. — Санада-сан, — Райчи уткнулся лбом Санаде в плечо, вскидывая бедра, резко толкнулся ему в руку. Как бы ему хотелось прикоснуться к нему! К черту боль, повязки, пряный запах мази. К черту рекомендации врача. Райчи опустил ладонь к паху Санады, погладил было, но тут Санада перехватил его свободной рукой. — Не трогай, — выдохнул он. Райчи знал, что он имел в виду: не трогай, будет больно. — Я сам. Когда Санада отнял руку от его члена, Райчи едва не всхлипнул. Санада слишком ловко расправился с болтами на своих штанах. Райчи вздрогнул, словно от электрического разряда, когда потемневшая головка члена Санады коснулась его. Санада демонстративно облизал ладонь — и как Райчи раньше не замечал, какие у него большие руки? — и крепко обхватил ею оба их члена, сжал так крепко, что перед глазами потемнело. Райчи потянулся к нему сам, поцеловал грубо, с силой прикусил нижнюю губу точно так же, как раньше это делал Санада. Санада же устроил свободную ладонь у него на шее, надавил на плечо так, что Райчи просел бы под давлением, если бы не дверь каюты, на которую он опирался. — Санада-сан! — воскликнул он и кончил от того, как член Санады резко проехался по головке его члена. Санада кончил вслед за ним почти сразу: горячая сперма брызнула не только ему в руку, но и на Райчи, пачкая штаны и белье. Санада склонился над ним, рвано дыша, поцеловал его в уголок губ и, верный своей невыносимой привычке, сказал: — Привет.