Их история

Их история началась ещё давно. Еще в то время, когда имя Конора Макгрегора знали лишь в промышленном районе на окраине Дублина и в местячковых ММА-шоу. Тогда Конор как раз проиграл одному из бойцов на турнире «Воины в клетке» и проиграл из-за чего? Из-за гребаной борьбы! Он довольно долго не появлялся в зале, захаживая лишь в какой-то подвал рядом со своим домом, да и то, чтобы просто подраться, сбросить пар и напряжение. В подвале царил Сэм — высокий бритый наголо негр. Сэм был чем-то вроде тренера, хотя, на самом деле, просто не давал им убить друг друга в схватках и воспитывал малышей — местных пацанов, чтобы они не кололись, не воровали и не делали тому подобной дряни. В ту субботу в подвал, аккуратно закрыв за собой дверь, спустился ушастый (Конор тут же приметил переломы хрящей, характерные для борцов) парень и вежливо поздоровался: — Здравствуйте, вы Сэм Сэндс, правда? — уши резануло акцентом, мягким, почти неслышным славянским акцентом, но все же жутким. Конор что-то читал про войну в России, где воевали то ли какие-то арабы, то ли афганистанцы. Он особо не вникал, но понял, что видит перед собой представителя одного из этих народов. Сэм окинул его взглядом и кивнул. — Разрешите у вас тренироваться, — парень едва ли не поклонился, а Конор тихонько заржал. Тренер озвучил условия и кивнул одному из малышей, чтобы он показал новенькому раздевалку. Парень вышел, одетый в свободные шорты и держа в руках толстовку, а потом встал как вкопанный, ожидая указаний. — Твое имя? — Ислам Муцураев, сэр, — так, Конор точно не ошибся. — Я тренер, пацан, а не сэр. И меня зовут Сэм, отставить всех сэров. Ясно? — Да. — Вот и ладненько. Разминайтесь, девочки, а потом на вылет сыграем. «Ислам», — Конор фыркнул, когда-то он виделся с парнем, который был жутко на него похож, просто одно лицо, и его тоже звали Ислам. Почему же Хабиб далекие десять лет назад выбрал себе в качестве псевдонима это имя? «Сыграть на вылет» было турниром на выбывание. Вначале Сэм назначал пары и по результатам отборочного тура начинались серьезные поединки. В финале Конор встретился с новеньким, который на удивление заборол всех своих предыдущих соперников. Рычаг колена, рычаг локтя, удушение. И вот он стоял перед ним, застенчиво улыбаясь. — В бой. Конор вздохнул, устроился поудобнее на диване в номере, так, чтобы поменьше болели избитые места и снова принялся вспоминать. Парень выиграл, свалив его проходом в ноги и выполнив рычаг локтя. Конору хотелось волосы на голове рвать от досады: снова тоже самое. Та же ошибка. Черт. Черт. Черт. — Сэм, можно реванш?! Сэм флегматично кивнул. — Ну, что, сколько твоя мать торговала собой, чтобы ты сюда приехал, придурок? Его удар достиг цели. Конор довольно ухмыльнулся, глядя на озлобившееся лицо парня. А тот и вправду по команде «К бою» сорвался вперед, абсолютно не контролируя себя. Все спокойствие, аккуратность и застенчивость как рукой сняло. Безумная, животная мощь ринулась на своего обидчика. Но человеческий разум возобладал над животным безумием и Конор методично избил рычащего соперника до такой степени, что Сэм крикнул: — Все, хватит! Растащите их! Эти два придурка поубивают друг друга. Их растащили, все еще тяжело дышащего Ислама Сэм отправил в раздевалку, а на Конора бросил злой взгляд, означающий, что методы Конора не одобрялись. Он задержался в зале, избивая грушу, и не заметил как к нему сзади кто-то подошел. — Что, мудак, не боишься? — хрипло спросил знакомый уже голос. Конор обернулся и глянул на своего давешнего противника. — А чего мне боятся? — Ты оскорбил мою мать, и мы еще не закончили, — Ислам сжал кулаки и исподлобья уставился на него. — Чувак, я сделал это специально, чтобы тебя позлить, а не ради оскорбления. Я вообще не знаю кто твоя мать и что она делает. Ислам на мгновение разжал кулаки и ошарашено уставился на Конора. — Да, придурок, я тебя разозлил, а ты повелся как дите малое. Я тебя развел, понимаешь? — Понимаю, — Ислам явно унял клокотавшую в нем ярость и говорил спокойнее: его жуткий акцент не был так слышен. — Разберемся на следующей тренировке, — и развернулся. — А чего не сейчас? — Не хочу. — А если я хочу. — Хоти дальше. Я не буду сейчас драться. — А если я опять что-то скажу про тебя? — Ты же играешь этим, мудак. — А если я тебе врежу? — А ты попробуй, — Ислам развернулся. Конор подошел к нему еще ближе и уставился к глаза. Ислам был чуть-чуть выше и… Этот придурок улыбался. Улыбался тепло, чуть насмешливо и неожиданно мягко. — Давай лучше, пойдем поедим, я знаю недорогое кафе неподалеку. — Ты только что собирался мне морду бить, придурок, а теперь приглашаешь пожрать? Конор не верил своим ушам, а они у него хоть и торчали не так сильно, как у Ислама, но все же были неплохи. — Да, ты же объяснил почему так поступил, а я не вижу причин оскорблять тебе мою мать. Но придурком меня не называй. — А то что? — Конор выдвинул вперёд подбородок. — Тогда мне придется тебе врезать, а сегодня я драться больше не хочу. — Ладно, тогда кто больше ударов по груше сделает за минуту. — Я борец, а не ударник. К тому же у меня несколько ушибов и растяжений. Им надо зажить до того момента, как я выйду на работу. — Оу, сопля ты, Ислам, — Конор почесал затылок. — Ладно, давай я научу тебя бить, а ты меня бороться. — Без проблем, согласен, но за соплю ты еще получишь. В следующую субботу. — Посмотрим, кто еще получит. *** Конор в настоящем времени горько усмехнулся своим поступкам из прошлого, чувствуя как саднит рассечение на скуле, и снова нырнул сквозь время. С Исламом они сдружились. Хоть Конор и вернулся к Джону в Стрейт Бласт Джим, а Ислам наотрез отказался идти туда же, они продолжали бои в подвале Сэма по субботам, неизменно оказываясь в финале «турнира» и ведя счет поединков. Пока что было 4:3 в пользу Ислама, считая ту ничью в первый раз. В свободное время они ходили по району, на местную речку-вонючку (так назвал ее Ислам), чтобы пить колу из стеклянных бутылок (пива Ислам не признавал: «Ты чего, это же вредно», на что Конор отвечал: «А Кола что, нет?»), запускать блинчики по мутной воде и от скуки на спор доставать из воды всякий мусор (делать им было точно нечего). Они обсуждали приемы, иногда до часу ночи засиживаясь в скворечнике (так Ислам обозвал свою квартирку под крышей), и выслушивали матерные тирады соседей снизу, которым топали по голове. Иногда они говорили. — Ты вообще откуда, Ислам? — Конор развалился на полу и хрустел чипсами. — Из Дагестана. — Откуда? — хруст прекратился. — Это в России, в горах, возле Каспийского моря. — Где?! — Черт, посмотри на карте. — Я дома уже гляну, у тебя же здесь ничего нет, — Конор окинул взглядом комнатушку в которой и было, что несколько словарей английского, потрепанный компьютер с толстым основанием и две спортивные сумки: побольше и поменьше. А еще несколько пар грязных носков, желтая футболка, висящая на стуле и упаковки из-под чипсов. — Да, вот так вот, ничего нет. А, есть комп, но он включается бесконечно долго. — Кстати, а чего так получилось, что ты остался без вещей? Ты беженец? — Можно и так сказать. Я ушел из дома, а отец сказал, что раз я решил быть взрослым, то вот мне сумка, деньги на билеты и на все четыре стороны. — Черт, серьезно? Он даже не пытался тебя вернуть? — Отец считает, что я помыкаюсь и вернусь. Знаешь, наши общины есть везде в России, поэтому за мной бы приглядели и он не волновался. — Капец, почему ты вообще бросил родню? Тебе мешали тренироваться? — Хуже, отец требовал от меня высочайших результатов, каторжной работы, а я не хотел, не мог. Мой отец мой же тренер, так что… — Ислам вздохнул. — Черт, был бы мой отец тренером, было бы еще хуже чем у тебя. А чего ты не остался в России? — Там везде родня, я же говорил, на меня давили еще сильнее. Вот я и улетел. В Ирландию. Мне сестра из посольства помогла с документами, визой и прочим. — Я рад, что она выбрала Ирландию. Ты и Артем — два лучших моих друга. Конор поднял зеленоватые глаза и глянул на Ислама. Эти слова стоили многого. Закрытый в своей насмешливости и подростковой агрессии Конор редко говорил такие вещи. Ислам, понимая серьезность момента, кивнул и с чувством сжал его руку, глядя в глаза. — Мое настоящее имя не Ислам. Меня зовут Хабиб Нурмагомедов, — очень серьезно ответил ему Ислам, ну, как, бывший Ислам. — Это чтобы ты знал. *** Прошло еще несколько месяцев и Хабиб огорошил его новостью: — Знаешь, я решил вернуться. — Что?! Почему?! — Мое место дома. Благодаря тебе я снова полюбил бои как в детстве, а лучше отца меня никто не научит. — А Джон?! Идем к нам. — Нет, Конор. Я нужен там, дома. Меня ждет семья… И я только недавно понял насколько это важно. Мой отец, мать, братья. Я… Соскучился по дому. Прости меня, Конор, прости. Хабиб стоял, склонив ушастую голову и глядя на грязно-белые кроссовки. — А я? — У тебя есть Артем и Джон. Поверь, если бы ты остался без семьи, ты бы много отдал, чтобы ее вернуть. Я отдохнул достаточно, чтобы понимать ее важность. Конор тоже опустил голову и уставился на свои кроссовки. Грязно-серые, с зелеными полосами. — Ладно, я тебя понимаю. Хорошо, Хабиб. Я не виню тебя, просто без тебя будет хуже. — Да, ладно тебе, есть же Интернет и самолеты. — Денег нет на самолеты, а в России что, тоже есть Инет? — Чего?! Мы же не в каменном веке живем! — Ну, у вас же там медведи ходят по улицам и вместо виски вы пьете дерьмо под названием водка. — Ну ты придурок. — Придурок у нас ты, если ты не забыл. — Мудак, — беззлобно ответил Хабиб. — Ты вообще ничего не знаешь о России и о Дагестане точно. Черт, Конор, как бы я хотел, чтобы ты побывал у меня дома. Ладно, я попытаюсь уговорить отца, правда, и привезу тебя к себе. А Инет у нас есть. Страничку мою в Фэйсбуке я тебе давал. Все будет нормально, серьезно, — Хабиб заглянул Конору в глаза. И когда он попал в это голубое болото? Тогда? Или раньше? Нет, наверное, раньше, когда они боролись, а под руками чувствовались крепкие жгуты мышц. Когда они спали вдвоем на узкой кровати Хабиба, засыпая под Звездные войны или записи боев UFC. А сейчас он просто понял, что именно с ним не так. — Эй, ты в порядке? — Я? Да, в полном. Пошли, я тут одну новую штуку нашел. Любопытный захват, тебе понравится. *** Хабиб должен был улетать через неделю. Они как обычно сидели у него в квартире и смотрели очередной турнир UFC. — Знаешь, я когда-нибудь туда попаду, — Конор мечтательно закатил глаза. — Я тоже. Мы примерно одинаково весим. — Знаешь, чувак, мне кажется, что за чемпионский пояс мы будем бороться друг с другом. — И у нас опять будет ничья? — Нет, я выиграю. — Да, конечно, — Хабиб повернулся к нему лицом и почти коснулся коленями коленей. — Пояс будет у меня. — Ты ударку для этого подтяни вначале. — Не бойся, подтяну. А ты научись бороться. — Научусь, не бойся. Запись кончилась, и в комнате повисла тишина. Они сидели, скрестив ноги, друг напротив друга. Максимально близко и глядя друг другу в глаза. Конор протянул руки и обхватил товарища за плечи, нагнул к себе, коснулся лбом лба и застыл. «Сейчас? Да? Осталась неделя… Лучше с ним ее провести и не делать этого? Да?» И Конор решился, соскользнул ниже, ткнулся губами в губы. Неловко, как в первый раз, хотя девчонок он уже целовал. И не одну. А здесь растерялся. И резко отпрянул. Испуганно глянул на Хабиба. Тот сидел с обалдевшим выражением лица и смотрел в пустоту. Конор поднялся, попытался уйти, но Хабиб резко, каркающе, с диким акцентом сказал: — Стоп. Нет. Не уходить. Остаться. — Зачем? — Я быть такой же больной, какой быть и ты. — Придурок. Это не болезнь. — Заткнись, — мягко, просяще. Конор вернулся, сел, крепко обхватив Хабиба ногами, прижался к нему всем телом и замер. Хабиб повторил все его действия. Под руками расширялась и сжималась чужая грудная клетка. Было тепло животу и холодно заднице. До боли хотелось потереться об Хабиба и поцеловать его снова. Видимо, желания его товарища были схожи и инициативой завладел он. Аккуратно, трепетно, немного застенчиво, будто по ходу думая: «Отец меня убьет», он трогал Конора, целовал его, легонько терся. Они сидели так, переплетясь ногами, довольно долго, сжимали друг друга в стальных тисках объятий. Прикусывали и целовали шеи, оставляя мокрые следы на коже, дышали в ключицы. Потом переместились на кровать, почти не расцепляя конечности, неловко, стыдливо и наконец-то скинули нахлынувшее возбуждение. Потом сидели, каждый у своего края, и не смотрели друг другу в глаза. «Черт, с девчонками все было как-то проще! Там как-то увереннее себя чувствуешь, а здесь?» Хабиб подлез к нему, притянул к себе. Конор обхватил его руками, прижал к себе в ответ и они долго так лежали, глядя в сгустившиеся сумерки. Сердце у Хабиба мерно стучало: один, два, три… Тысяча… Бесконечность. *** Потом Хабиб уехал и как-то все сошло на нет. На Хабиба отец навесил санкции, которые длились точно больше года и он в сети не появлялся. Конор стал выступать чаще, а страница в Фэйсбуке молчала. Прошло несколько лет, он подписал контракт с UFC и Хабиб как-то совсем пропал из мыслей, а потом он увидел его в списке бойцов своего веса. Конор внимательно изучал повзрослевшего Хабиба, его борцовскую технику и отмечал, что тот по прежнему так себе бил, но боролся отменно. Следил за его беспроигрышной карьерой. А потом Хабибу стукнуло в голову вызвать его на бой. Он планомерно добивался этого и наконец-то Конор, обозлившись за отданный титульный бой, вызов решил принять. А потом началось это дерьмо… Оскорбления, Артем, автобус… Первая за почти десять лет мирная встреча произошла перед пресс-конференцией. Они столкнулись в коридоре. Хабиб — сам: его сопровождающий отлучился ненадолго, а Конор с Артемом Лобовым. — Ну, здравствуй, Хабиб, — Конор смотрел беззлобно, но вот его бывший товарищ не отреагировал на мировую, зло вперив взгляд в Артема. — Тём, — Конор назвал его на русский манер. — Отойди, поговорить надо. — Пять минут, — откликнулся тот. — Что? Вспомнил о старой дружбе, мудак? — Никогда не забывал, придурок, — и характерно обвел языком губы. — Я тоже, — Хабиб оставался кристально холоден. — Все решится шестого октября. Мне больше нечего тебе сказать. И ушел. Артем подошел, положил руку на плечо и увел к команде: надо было уже выходить. Обливать дерьмом бывшего друга, смотреть на его спокойную улыбку, грустный взгляд говоривший что-то вроде: «Как же мне скучно, я бы сейчас пошел, что-то полезное сделал, а не сидел здесь». Но это часть шоу, а образ уравновешенного мусульманина дополнял и оттенял образ Конора — ирландский мудак, хозяин жизни. Но вот предложив ему виски, Конор внутренне расхохотался: тот же взгляд, те же мысли на лице. «Ты чего, это же вредно, Конор, выплюнь это!» После конференции они разошлись и Хабиб бросил только один взгляд, тот взгляд, которым тот обычно смотрел после ночной отработки приемов, теплый, ясный. И Конор криво ухмыльнулся, показывая: «Понял». *** Вспоминать бой и все то дерьмо после него не хотелось. Хабиб столько рассказывал про свою Родину, про свой народ, про храбрость горцев, про принципы и честь… Что удар в спину стал каким-то плевком. Было до боли обидно не за себя, а за Хабиба, того мелкого, ушастого, еще с неотросшей бородой, еще худого Хабиба, которого отец выставил из дома, а ему оформили визу, взяли билет до Дублина, и Хабиб познакомился с ним. Конор потянулся было к планшету на столе, но в дверь постучали. — Войдите, открыто. В дверь просунулась стриженная голова Артема. — К тебе тут… Пришли. Вроде агрессии не проявляет. Он распахнул дверь пошире и в проеме показался Хабиб в толстовке вместо привычной футболки с длинным рукавом. — Так, парни, не убейте друг друга. — Убить я хочу здесь только тебя, — неслышно прошелестел Хабиб. — Ооо, ну это попозже. Ты главное Конора не прикончи, а то потом хуже будет. — Сгинь, — также тихо ответил Хабиб. — Ладно, сгину. Конор, ты дай знать, если что. Дверь захлопнулась и стало еще страшнее чем в первый раз. Сейчас между ними был десяток лет без друг друга, долгая вражда, взаимные нападки и проигранный им, Конором, бой. Хабиб застенчиво, как тогда, у Сэма в зале, стоял у двери. — Проходи, ты чего как девчонка перед первой ночью мнешься. — Мудак, — все еще неслышно. — Здравствуй, придурок, — Конор поднялся, черт, все-таки болят бока, кто же так дерется, скотина. Подошел, Хабиб сделал шаг вперед, Конор тоже, и они столкнулись, неловко осели на пол и как тогда, сцепились ногами в одно целое, сжали ребра в тисках так, что Конор едва не взвыл от боли и вжался губами в шею. — Черт, прости, — Хабиб ослабил хватку. — Я не подумал. — Ты никогда не думаешь, придурок. — Хотя бы больше чем ты, мудак. — Конечно, да, а кто через клетку орлом летал? Птичка, блин… — Твой Диллон сам напросился. — Давай не сейчас? — А может лучше вытащить все дерьмо из нас сейчас. И с чистой совестью продолжим, — Хабиб слегка отстранился. Конор вздохнул. Воспоминания навеяли на него странное состояние, как будто он снова стал тем пацаном с окраины Дублина и не было этой вражды, оскорблений, автобуса, Артема. Был только короткий, месяц, не больше, перерыв между дублинским скворечником и этим отелем в Лас-Вегасе. После сегодняшнего дерьма не хотелось снова вытаскивать его на поверхность, но он был бойцом и сдаваться было не в его привычках, поэтому мужество надо было собрать в кулак, желательно вместе с яйцами, вспомнить, что он гребаный ирландец и вытрясти, наконец, дерьмо из себя, а потом из Хабиба. Они отстранились, сели поудобнее на ковре, благо было тепло, не то, что тогда, и говорили. Говорили долго, иногда срываясь на мат и крики, потом успокаивались, снова говорили, смотрели друг другу в глаза, вскакивали, наматывали круги, сжимали друг другу до хруста руки, снова говорили. Наконец, тяжелый разговор был окончен. Теплые ладони на плечах лежали очень правильно, тяжелые ноги на своих ощущались прекрасно, в голове была какая-то пустота, грудь щемило от облегчения после такого напряжения, агрессии и злости. Хабиб сидел, обняв его, и хрипло шептал что-то на трех языках. Мешал английский с русским и своим родным, варварским, то есть дагестанским. Что-то Конор понимал, что-то нет. И шептал в ответ: на английском, правда, ирландском диалекте, мешая его с древним кельтским языком, которому старательно учила его бабушка. Они переместились как одно целое вначале в душ, где Хабиб хмуро оглядывал его кровоподтеки и ссадины, а Конор смотрел на разрисованное синяками тело друга. Потом в спальню, на мягкую и теплую кровать, которой у них (вместе и одновременно) никогда не было и быть не могло. — Слишком мягко, — тихо сказал Хабиб. — Ага, пол в клетке жестче. — Черт, ты опять? — Я жду реванша, чувак, без этого никак. — Я запомнил. Но пока что… Сколько? Девять в мою пользу? — Ты помнишь? — Конечно, если бы не ты, я бы опять не полюбил бои, я же тебе говорил. — Да, научил тебя на свою голову. Девять-восемь, но все еще впереди, я свое возьму. — Я помню. — Заметано. Кстати, как ты с утра к себе пойдешь? — Как-то, надеюсь, что Артем меня прикроет. — Он прикроет меня от лишних слухов, а тебя я выгоню с утра пораньше. — Что, сказать, что я ходил в публичный дом? — Как высокопарно. Тип того, я думаю. Или твои правоверные товарищи не одобрят? — Я просил не говорить о моей религии, ты же знаешь, что мне это дорого. — Поэтому ты спишь с мужчиной. — Я знаю, что грешен, но я не настолько религиозен. Мой менеджер предложил такой серьезный образ. И все же… Не трогай это, Конор. — Да я понял, что ты играешь, с первой секунды, придурок. — Ладно, будильник поставь. — Пять утра? Подойдет? — ехидно поинтересовался Конор. — Подойдет, — до ужаса серьезно ответил Хабиб. — Тогда… Для чего мы здесь собрались? Кажется, религию, национальность, наших предков, друзей, любовниц и жен мы уже обсудили, кто кому наваляет тоже, что осталось? — Буква «И», — фыркнул Хабиб и притянул его поближе к себе, наваливаясь тяжелым телом сверху и утыкаясь лицом в плечо. — Что-что? — Это русская загадка, потом расскажу, — Хабиб прижался к нему еще сильнее и Конор резко обхватил его руками за пояс. — Полегче, я же не гляну, что ты у нас побитый. — Не смотри, ты же не за тем, чтобы смотреть пришел. — Заноза, — протянул-выдохнул Хабиб, блаженно прикрывая глаза от поглаживаний.