Забота

– И это вот тоже. И этот возьми. – Нет! – Еще спорить будешь? – Я не буду торчать здесь тысячу часов! – Куда ты денешься. – Нет! – По кругу пойдем? Раздраженный сложившейся ситуацией Эдвард со всей доступной ему злостью плюхнулся на софу вместе с любезно выданной ему стопкой несомненно важной бумаги. И голос в его голове на повторе крутил слова: “Чем тебе еще заниматься, пока ты здесь? Хоть пользу принесешь, а не как обычно”. Он насупился, смотря в совершенно точно ненужные ему бумажки. Пользу приносить ему не хотелось, если польза заключалась в “лишние руки не помешают" и в постоянной прокрастинации некоторых начальников. Весьма определенных начальников. Которые так нагло манипулировали чьим-то и без того редко появляющимся свободным временем в свою, безусловно, пользу. Как бы хотелось просто исчезнуть из этого кабинета, раскинув важные документы, оставить беспорядок и не разбираться с последствиями после, но возможности так поступать у Эдварда не было. Начиная с совести, заканчивая альтруизмом – все только и говорило, что он просто мог бы не возмущаться, а сделать то, что его попросили сделать. Именно. Попросили. И он даже согласился. Мысленно. На словах, конечно, он бы точно никогда бы не сказал ничего даже близко напоминающее. И всем своим видом показывал, как ему неприятно находиться здесь, и как он не хочет делать все то, что он делать и не обязан. Но… Изначально полковник его попросил. Это сломало пару старых привычно-знакомых систем. День тянулся и тянулся, листы белые сменялись другими еще более белыми, листами с черными вкраплениями, пятнами, полоскам, превращались в черные листы, а затем и все вокруг постепенно превратилось в единое черное полотно. Когда Эдвард проснулся, небо за окном постепенно окрашивалось сначала в оранжевый, и с каждой минутой становилось все более красным. Наступала осень с ее холодными ночами и несопоставимо теплой цветовой палитрой. Эдвард осторожно поднялся, уснул там, где и сидел, какая ирония. Красная часть заката сползла с дивана от его движений, и, кинув короткий взгляд, Эдвард понял, что был накрыт своим плащом. Еще одно, на этот раз темное, пятно сбилось в ногах, глянув на него, он осознал две вещи: первая – что обуви на нем не было. Ботинки мирно стояли внизу, накрытые упавшим плащом. И вторая – черное пятно принимало очертание чужой шинели, и слишком уж демонстрировало определенную степени заботы. Полковник с тем же невозмутимым видом сидел за своим столом, документы ровной стопочкой лежали рядом; и все еще сонный, не до конца проснувшийся Эдвард спросил первое, что пришло ему в голову: – Так зачем вы меня позвали? Мустанг поднял на него взгляд, улыбнулся в привычной “неужели-сам-не-догадаешься” манере, и спросил в ответ: – Выспался? Эдвард заторможено кивнул. Постепенно сознание прояснялось, и некоторые моменты вставали на нужные места. Вот эта полу ехидная “догадайся”-улыбка, и шинель, да и то, что его помощь оказалась так неожиданно необходима, что, по всей видимости, совершенно не являлось правдой. – Вы это специально? На этот раз он так же ушел от ответа, напомнив, во сколько ждет завтра Элрика на месте, и что ему лучше бы не опаздывать. Эдвард буркнул себе под нос, что вообще-то никогда не опаздывает, но под вечер ссориться уже не хотелось. Что было в тех бумажках, он уже не помнил, быть может, и ничего важного, они были белыми, закат красным, шинель черной, а эмоции имели в себе слишком много оттенков, чтобы различать их между собой.