В кадре

– Привет, парни! – Брен ухитряется одновременно жевать пиццу и улыбаться во все тридцать два. – Я тут пожру прям при вас, а то день какой-то чокнутый вышел, не успел раньше. – Привет! – Патрик, как всегда, подаётся к экрану ближе, словно это как-то приблизит его к самому Брену. – А что… Он очень хочет спросить, что чокнутого было в дне, всё ли в порядке, не удастся ли управиться с делами и вернуться в Чикаго пораньше, ну и вообще – про настроение, самочувствие, погоду… – Брен, Брен, малыш! – взбудоражено перебивает Пит, заставляя Патрика удивлённо на него воззриться. - Он согласился! Согласился на интерактивное порно для тебя! Патрик не был бы Патриком, если бы его не окатило жаркой волной смущения, заставив даже покачнуться. Конечно, он сам предложил, но зачем же вот так сразу?! Брен замирает прямо посреди жевательного движения. Пицца со шлепком падает к нему на колени, но он не обращает внимания и несколько секунд просто переводит взгляд со счастливого Пита на смятенного Патрика и обратно. А потом вдруг вскакивает и начинает молча, оперативно раздеваться. Питу не нужны дополнительные намёки, и он так же оперативно принимается раздевать Патрика. – Парни, ну парни же… – Патрик пытается вяло сопротивляться, понимая, впрочем, тщетность этих попыток, а кроме этого чувствуя, что и собственное тело на попытки реагирует с недоумением. – А как же… а поболтать? Звучит до отвратительного жалко. Но Брендон нагибается к экрану, очень серьёзно, убедительно кивает, по ходу выпутываясь уже из второй узкой штанины, и так же серьёзно заверяет: – А мы и поболтаем, детка. Ох, как мы сейчас поболтаем, у меня уже язык чешется! – Точнее, это он будет болтать, – вносит ясность Пит, несколькими отточенными движениями лишая Патрика штанов – ему проще, штаны у Патрика домашние и снимаются легко, сразу вместе с бельём. – А мы – делать. Сердце стучит, как сумасшедшее, и Патрик не может понять, то ли оно это от страха, то ли от предвкушения, а может – и всё вместе. Он просто обещает себе больше не противоречить парням, чтобы не выглядеть глупо и по-ханжески. И практически сразу же понимает, в какую ловушку загнал себя этим обещанием. Стоит только Питу избавиться от собственных трусов, отцепить с крышки ноута веб-камеру и с ней наизготовку начать укладываться на Патрика для поцелуя, как в процесс вмешивается возмущённый голос Брена: – Эй-эй, мишка, руки прочь от нашей звезды! Ты – оператор, я – режиссёр. Всем всё понятно? Давайте-ка уравняем положение на первый раунд: каждый трогает только себя. Почему-то Патрику кажется, что ни о какой равности тут речь не идёт. – Есть, шеф! – тихо, хрипловато смеётся Пит. Он отстраняется, коленом раздвигает ноги Патрика и устраивается между них. Направив глазок камеры прямо на него, медленно ведёт сверху вниз. Вообще-то Патрик не любит быть в центре внимания. Исключение – только сцена, там о внимании он просто не думает, растворяясь в музыке. А так, ему всегда неловко, когда на нём фокусируются, страшно что-то не так сделать или даже просто выглядеть – не так. Даже на фотографиях у него часто получается такой вид, словно он извиняется за то, что попал в кадр. На видео он старается вообще не попадать. Но сейчас… Камера действует непривычно. Патрик почему-то уверен, что если бы Брен сидел тут же, рядом, вот так же командовал и наблюдал жадным взглядом, ощущения были бы не такими убийственно странными. Он совершенно теряется в них, ему одновременно хочется спрятаться и раздвинуть ноги ещё шире, ему кажется, что он выглядит нелепо, но даже это почему-то заводит, он не знает, куда смотреть, не знает, куда деть руки. Но ему и не надо знать – у Брена идей хоть отбавляй. Скованность, поначалу заставляющая тормозить Бренов полёт фантазии, постепенно тает под напором азарта – слишком красноречива и недвусмысленна реакция парней даже на самые простые его жесты, и вот они себя трогать нисколько не стесняются. Осознание того, что это он на них так действует, что им для этого достаточно просто смотреть на него, пьянит похлеще ударной дозы выпивки, и Патрик, шалея от собственной смелости, глубже и глубже погружаясь в вязкий сладостный дурман, делает всё, что ему говорят. Стараясь не отворачиваться от камеры, скользит ладонями по собственному животу, сгибает колени и гладит внутреннюю сторону бёдер, облизывает пальцы, трёт и пощипывает соски. Когда он уже почти уверен, что вот сейчас его заставят сжать в кулаке самое чувствительное и он позорно сойдёт с дистанции, Брен вкрадчиво диктует: – Детка, перевернись на живот. Патрик слушается. Двигается, чувствуя, как воздух становится совсем уж густым, затрудняя дыхание, делая его всё глубже. Напряжённые соски касаются ткани, пах прижимается к кровати, и бёдра судорожно вздрагивают. Возбуждение такое острое, что хочется начать бесстыдно тереться о постель, то подаваясь вперёд, то приподнимая зад навстречу Питу. Патрик никогда не решится на такое сам, как бы ни срывало крышу, и почти мечтает, чтобы Брен попросил. Достаточно будет всего нескольких движений под взглядами парней, чтобы… – А теперь… – запинается Брен уж точно не от смущения, смущаться он, кажется, вообще не умеет. Наверное, сглатывает или переводит сбившееся дыхание. – Пат, пожалуйста, разведи ягодицы ладонями. Патрик судорожно вдыхает. Патрику кажется, что это невозможно, кажется, что он красный уже от пяток и до корней волос. Но стыд такой сладкий, что выйти из этой игры он сейчас не смог бы ни за что на свете. Он со стоном упирается лбом в подушку, заводит руки назад и выполняет просьбу Брендона, чувствуя, как от переизбытка эмоций и ощущений тело начинает потряхивать. А потом не выдерживает и всё-таки прогибается в пояснице, выставляясь напоказ ещё больше. – Грейси… По напряжению в глухом низком голосе Пита слышно – он едва сдерживается, чтобы не послать к чёрту установленные Бреном правила. Сам же Брен, сдавленно выругавшись, втягивает воздух сквозь зубы и нетерпеливо требует: – Мишка, ближе! Я хочу рассмотреть, что там нам Пат показывает! Этого Патрик выдержать уже не может. Его накрывает с головой, и кроет несколько бесконечно долгих мгновений мощными волнами на грани боли и удовольствия. А уже на выходе в реальность до него вдруг доходит, что он так и не отпустил ягодицы, и всё это время было отлично видно, что с ним происходит, так сказать, с тыла. Но прежде, чем Патрик успевает разжать пальцы, Пит протяжно, как-то болезненно стонет – и прямо туда, на этот беззащитно обнажённый «тыл» выплёскивается влажное и горячее. За Питом тут же, задержавшись всего на пару секунд, следует Брен, перемежающий стоны с мелодичными итальянскими непристойностями. Потом какое-то время все просто шумно дышат, пытаясь прийти в себя. И замершему в подушку лицом, с каждой секундой всё больше трезвеющему Патрику кажется, что после всего, что он только что вытворял, нереально обернуться и снова посмотреть в глаза парням. Как, как он мог быть таким безоглядно развратным?! Что они теперь о нём думают?.. – Детка, ты… Пат, ты хоть представляешь… – с Бреном такое редко случается, но, кажется, он не может подобрать подходящих слов. – Amore mio, чёрт, ты понимаешь, что запорол на корню мою завтрашнюю деловую встречу? Мне же придётся каждые пять минут сбегать в сортир, чтобы уделить должное, блядь, внимание картинкам в своей голове! – Грейси, ты у нас лучший! – Пит обнимает Патрика за бёдра и ласково трётся щетинистой щекой о его зад. – Самый-самый. Отчаянное восхищение в словах Брена и нежность Пита как-то совсем не вяжутся с теорией о потерянном уважении, и паника, не успев толком разгореться, начинает отступать. – Ну что, малыш? – снова подаёт голос Пит, и мысли о собственной развратности приходится отложить на более спокойный момент. – Оператор со звездой вполне готовы ко второму раунду. Руководи дальше! – Дальше? – переспрашивает поражённый до глубины души Патрик, наконец-то выныривая из подушки. Пит многозначительно хмыкает, а Брен с готовностью доносит до особо непонятливых суть: – Детка, что за пессимизм, когда это мы так быстро сдавались? Ты реально надеялся мирно уснуть после такого, мягко говоря, воодушевляющего вступления? Да веселье, блядь, только начинается! Сейчас ты сладко пососёшь мишке, он тебя добросовестно потрогает везде, где я скажу, оближет, медленно, вдумчиво и очень откровенно трахнет, а потом ты встанешь на колени и он покажет мне вблизи, во что выливается секс без презерватива. И про «выливается» – это нихрена не метафора! А завтра камеру возьмёшь ты, и… Брен всё говорит и говорит, заставляя расслабленное после оргазма тело снова наливаться терпким предвкушением, а лицо – гореть огнём. Пит легко шлёпает по ягодице, целует между лопаток, прикусывает за загривок и тянет за плечо, призывая снова перевернуться на спину. И Патрику не остаётся ничего иного, как признать, что он открыл ящик Пандоры. Только вот жалеть об этом не имеет смысла, потому что на самом-то деле под чутким руководством Пита и Брена он готов на любые безумства. Каждый раз убеждаясь, что как бы ни выглядел, что бы ни делал – в нём не разочаруются. Понемногу привыкая к тому, что в кадре с этими двоими он всегда на своём месте.