Полуночники

      В вечер перед пересдачей Шото долго не может уснуть. Обычно он тот ещё жаворонок, уходит на отбой немногим позже Бакуго, но именно сегодня закон подлости не даёт ему нормально отдохнуть. Или, может, не закон подлости, а собственная нервозность.       У него нет особых поводов для беспокойства — он сдаст, главная и, пожалуй, единственная причина его провала разобрана по полочкам и устранена… Но уснуть не получается. Поэтому Шото решает не терзать футон, а наведаться на кухню.       На кухне оказывается пусто и тихо, и сладковато пахнет лавандовым чаем Яоёрозу. Чай… пожалуй, совсем не то, что ему сейчас надо. Шото достаёт из холодильника пакет молока, нашаривает в шкафчике стакан. Задумавшись, пару минут стоит у раковины, рассматривая оставленные кем-то не особо аккуратным — Каминари — блюдца и чашки, отправляет их в посудомойку. Возвращает в шкаф возвышающиеся разномастными башенками пачки печенья. Рассеянно обводит взглядом кухню, пытаясь выцепить ещё какой беспорядок, но в остальном всё чисто, почти стерильно. Значит, сегодня по кухне дежурил Иида. Не найдя, чем ещё занять голову и руки, Шото садится за стол и принимается гипнотизировать стакан с молоком, то замораживая, то испаряя конденсат на стекле. Сколько это длится — он не знает, не обращает внимания, слишком погружённый в своё нехитрое развлечение. Вздрагивает, когда за спиной шлёпают чьи-то тапки.       — Тодороки-кун?       Мидория взъерошенный и раскрасневшийся, видно, только из душа после вечерней тренировки — с мокрых волос капает на футболку и наброшенное на плечи полотенце.       — Обычно ты не полуночничаешь, — комментирует Мидория, направляясь к холодильнику. Открывает дверцу, озадаченно шарит взглядом по полкам. — А…       — Молоко здесь, — Шото постукивает тетрапаком по столу. — Надо будет завтра купить ещё, кто там ответственный за закупки на этой неделе…       — Спасибо. Серо-кун, вроде бы, — Мидория выливает молоко в шейкер — содержимое немедленно приобретает неаппетитный серовато-коричневый цвет — и принимается трясти.       — Если опять купит соевое или овсяное — устрою ему ледниковый период, — бурчит Шото, уткнувшись лицом в сгиб локтя. — Или что он там в прошлый раз брал?       — Миндальное, — Мидория довольно реалистично изображает рвотные звуки. — Ему уже объяснили, что это пьют только он и Ашидо-сан, теперь они на себя берут порционные упаковки.       Шото согласно кивает, трётся щекой о стол. Цепляет и чуть не опрокидывает свой стакан. Такие разговоры ни о чём хорошо успокаивают и навевают сон…       — Иди спать. Или позову Шинсо-куна.       Шото невнятно хмыкает и булькает молоком. Морщится, подогревает левой ладонью — он много что предпочитает холодным, но только не молоко — и ополовинивает стакан в пару глотков. Шинсо и его роль в соблюдении режима в общежитии за какие-то пару недель стали местной байкой и поводом для нескончаемых шуток. Где-то непослушных детей пугают Тэк-Тэк, у класса А для этого есть Шинсо.       Шото не так много с ним общается — основную работу по интеграции упирающегося новичка в жизнь класса взяли на себя Каминари, Иида и Мидория. Если бы у Шото были время и силы — он бы самую чуточку завидовал. Или, может, ревновал. Он не особо понимает разницу.       — Не надо Шинсо. Он обидится, если ты его разбудишь.       — Он ещё на тренировке, — с сомнением тянет Мидория и садится напротив. — Так почему ты не спишь? На тебя не похоже.       Шото хмурится на полупустой стакан, поджимает губы. Мидория не торопит.       — Кажется, я нервничаю.       — Из-за экзамена? — Мидория прекращает трясти шейкер и, поморщившись, делает несколько больших глотков. — Думаешь, будут проблемы?       — Да нет. Думаю, сдам, — Шото шумно выдыхает, кивает в подтверждение своих же слов. — Да. Сдам. А потом что?       — Будешь героем с лицензией. С правом спасать людей и не получать за это выговор.       Они оба синхронно ёжатся, вспоминая взбучку от Цурагамаэ. Шото до сих пор за себя неловко.       — А в остальном — ничего особо не изменится, — добавляет Изуку, снова встряхивает шейкер и мрачно смотрит на налипшие на дно комки. — Да что ж ты… Всё равно стажировку временно отменили.       — Ключевое слово — временно.       Мидория согласно мычит и смотрит в потолок. Булькает содержимым шейкера, снова кривится. Шото морщится вместе с ним — спортпит, конечно, очень удобная штука, но Шото его не переносит буквально до рвоты, и вечерние споры Бакуго и Киришимы на тему «изолят против гидролизата» старается пропускать мимо ушей. Правда, когда к оживленной дискуссии присоединяются Мидория и Шинсо, это становится проблематичным…       — Ты пойдёшь стажироваться к отцу? — вопрос выводит Шото из полусонного оцепенения.       Мидория говорит так, будто лицензия уже у него в руках. Шото не знает, чего в этом больше — поддержки или наивности.       — Да. Нет. Не знаю. Наверное. — Шото мотает головой. В последние пару месяцев у Мидории здорово прибавилось спокойствия и уверенности в себе, а вот сам Шото стал слишком много загоняться. По тысяче разных поводов. Например, как общаться с отцом, чтобы на них не косились озадаченные сайдкики. Или ещё более озадаченный Нацу.       — А ты к кому собираешься? — спрашивает Шото, чтобы не закопаться окончательно. Мидория давится и делает могучее глотательное движение, чтобы не заплевать стол.       — Не знаю, — сипит он и трёт горло. — Наверное, я несчастья приношу. Вон, у Гран Торино отозвали учительскую лицензию, Тоогата-семпай… М-м. Ты знаешь. И Сэр… Тодороки-кун, я знаю, о чём ты думаешь!       Шото сжимает в ладонях стакан и сверлит взглядом свои пальцы.       — Откроем геройское агентство, назовём «Тридцать три несчастья». Будем приносить неудачи и калечить руки.       Непонятно, чихнул Мидория или хихикнул, но на всякий случай Шото бурчит «будь здоров».       — Есть у меня один знакомый, у которого слишком много рук, — у Мидории в голосе непривычный скепсис. Шото перебирает в памяти всех общих знакомых и остаётся в недоумении.       — Шоджи-то тебе что сделал?       — Тодороки-кун!       У Мидории на лице написано такое забавное возмущение, что почти хочется засмеяться, но тогда Мидория либо обидится, либо, что вероятнее, смутится и начнёт извиняться непонятно за что.       — Да?       — Не Шоджи-кун! Ну вот, я только начал думать, что научился шутить…       Шото суматошно перебирает варианты. Навскидку припоминает сразу троих сайдкиков отца, многорукого героя Бриарея, благородного героя Четвё…       —…ой.       Шото моргает, как вытащенная днём из дупла сова.       — Шигараки?       — Тодороки-кун, ложись спать, — вздыхает Мидория, спрятав улыбку за шейкером, и Шото согласно зевает. В принципе, его проклятию может найтись очень даже неплохое применение… Потом, когда получит лицензию. Послезавтра, например.       — Сато-кун обещал испечь что-то непроизносимое, чтобы отметить вашу с Каччаном пересдачу, — неожиданно просияв, сообщает Мидория. По крайней мере, голос звучит куда бодрее и позитивнее, чем минутой ранее. — А потом Каминари-кун зовёт всех в пончиковую, отметить начало каникул. А потом… Тодороки-кун?       …кажется, такие разговоры действуют лучше горячего молока, лаванды и учебника по геройской этике вместе взятых.       — Если ты уснёшь на кухне — Иида-кун прочитает тебе полуторачасовую лекцию.       — Угу…       — И приставит к тебе Шинсо-куна. На неделю. Или на все каникулы. Думаю, через пару минут он как раз подойдёт…       Угроза оказывается действенной, и Шото, отправив опустевший стакан в посудомойку, спешно и немного неуклюже возвращается к себе. За спиной Мидория желает ему спокойной ночи и продолжает давиться казеином.       Сдать экзамен. И поговорить с отцом. И сходить с классом за пончиками. И договориться с Шинсо о невмешательстве. И…       Шото спотыкается о порог собственной комнаты и почти падает на расстеленный футон.       …но в первую очередь — выспаться.