(Не) смей

У них очередное задание и очередная провокация, на которую Аня с радостью ведется. Шампанское льется рекой, повсюду разбитые бокалы, слышны крики и смех девочек. Ане бы оторваться, потанцевать, забыться, чтобы на следующий день опускать глаза стыдливо, пока преподаватели буду её отчитывать. Но весь алкоголь комом в горле, когда херова Милас специально (или нет) пялится на неё. Ксюша Ане не нравится. Ксюша Ане — враг. И Аня была бы пиздец рада, если бы Ксюша нахер ушла из школы. Но есть в ней что-то чертовское, что заставляет на каждом грёбаном выгоне сидеть и украдкой поглядывать на неё. И надеяться. У Гороховой в душе маленькая, буквально микроскопическая надежда теплится, что не сегодня. Не сейчас. Ей не время уходить. И как бы девушка не старалась убеждать саму себя, ей хочется, чтобы Ксюша осталась. Ну, хотя бы на еще одну недельку, а потом пускай валит, ведь ей тут никто не рад. Аня Горохова очень часто прокручивает в голове её заплаканное лицо. Она помнит, сколько боли было в её глазах и, если честно, ей приятно вспоминать. Ей приятно знать, что эта боль вызвана ни кем-нибудь, а именно ей, Аней. Сломить Милас — неплохое достижение. И в то же время, хотелось Ксюшу…пожалеть. Возможно, даже…обнять. Но Аня сразу отмахивалась от таких мыслей и пыталась отвлечься. И вот сейчас, пока вокруг творилась ебаная вакханалия, херова Милас сидела напротив и пялилась. Так пялилась, что Ане жарко стало и губы захотелось облизать. — Съёмка закончена, всем спасибо! — словно сигнал к отступлению. «Блять, наконец-то!» Аня подрывается с места так резко, что чуть не падает на каблуках. Снимает ненавистные шпильки и мчит в дом. Как будто там есть спасение от Ксюши. Пьяные одноклассницы даже и не думают возвращаться в спальню, продолжая буянить возле бассейна, и Аня понимает — всех ждет долгая и шумная ночь. Первое, что хочется сделать Гороховой — смыть косметику. Всю, без остатка. Кафель в ванной комнате приятно холодит измученные туфлями ступни, девушка направляется к раковине и не успевает включить воду, потому что… — Тебе очень идет красная помада. И распущенные волосы. Она шипит под нос «пиздец» и оборачивается. — Ну, спасибо, че уж. «Уйди, пожалуйста, просто выйди». Но Милас не уходит. Милас идет прямо к ней, со своим этим надменным выражением лица и Ане почему-то хочется встряхнуть её, чтобы она сняла эту маску похуизма. Потому что все уже видели, какой Ксюша может быть. — Ты меня избегаешь, — тупая констатация факта. Аня заходится смехом на всю ванную, таким фальшивым и наигранным, аж самой противно становится. — Что за херь ты несешь? — Глаза не знала, куда деть весь вечер. Я тебя смущаю, солнышко? И все. От одного предложения язык проглотила. Горохова запускает пальцы в густые рыжие волосы и смотрит на неё. Просто смотрит. И в секунду понимает одну простую вещь: вся эта реакция на неё, попытка подружиться, взгляды — это не признаки равнодушия. Ане не все равно на Ксюшу. И Горохова поняла это прямо сейчас, стоя напротив Милас. Вот так просто? Девушка выдыхает тяжело, закрывает ладонями лицо и бредет к открытому окну, потому что воздуха мало. — Ты, — она садится на подоконник, — я, блять, не понимаю, чего ты добиваешься? Ане действительно интересно. Чего? — Признания. А? Милас опирается руками на подоконник по обе стороны от нее и у Ани в горле пересыхает моментально. «Зачем ты так близко?» — Давай ты не будешь прикидываться глупенькой, тебе не идет. Возникает же иногда…чувство? — Чувство? — Я же просила, солнышко…Чувство. Мурашки, желание посмотреть? И Аня совершает фатальную ошибку — отводит взгляд. И Ксюша улыбается снова своей самодовольной улыбкой. Снова победа. — Когда ты такой стать успела, Ань? Глаза у неё — почти черные, два омута. Посмотришь и утонешь. Горохова зла. Так, сука зла. На себя, на херову Милас, на весь этот свет. Она знает, что Ксюша скажет. Она знает, чем все закончится. И она ведется на такую дешевую провокацию. Опять. «Тебя же просили не прикидываться глупенькой». — Какой «такой»? — чеканит Горохова. Просто не понимает, когда Милас успевает запустить руку в её волосы, чтобы те самые гребаные мурашки побежали; просто не успевает понять, как Ксюша дышит ей в губы. — Слабой. Аня почти чувствует, как Ксюша мажет своими губами по её и Горохову ведет. Сил хватает, чтобы ухватиться за плечо девушки. И прежде чем Аня, обхватит лицо Ксюши руками, в голове будет звучать набатом «не смей» Не смей. Не смей. — Не смей. Кажется, что даже Милас охренела. Руки Ани все так же обхватывали ее лицо, и губы их были пиздецки близко. Горохова шумно выдыхает. И видит это. В ярко-голубых глазах. Разочарование. «Когда ты успела стать такой слабой?» — Больше не посмею. Вообще. — Ксюша поднимает руки, и со своей коронной усмешкой покидает ванную. Дверь в её спальню хлопает. Ане хочется сползти по стенке. Резко становится холодно. Она таки возвращается до раковины и трет лицо, что есть сил. Надо смыть это все. Надо забыть. Чтобы не мучило. Потому что она понимает: ей хочется. Так, блять, сильно хочется. Чтобы она все-таки посмела. Еще раз.