Необычное обыденное

      На ней было надето что-то непонятного покроя: то ли блуза, то ли майка — рукав был спущен, а другой вовсе раскроен; юбка как-то незаметно пропадала под кофточкой, что сразу было и непонятно — платье это или комплект. Выглядело все откровенно дешево, неформально и непривлекательно. Но ему хотелось увидеть, что скрывается под кусками ткани, увидеть истинное тело. Это было робкое чувство, которого он боялся, а она еще больше. Она тряслась как осиновый лист, неуверенно стоя перед ним, потупив взгляд и едва дергая коленкой. Он же дрожал от нетерпения, ему лишь хотелось быстрее сорвать шмотье, облегающее тело девушки.       Медленно подходя к ней, он заметил на ее лице слабовыраженную эмоцию и, теперь уже озадаченный, какое же это было чувство, он приобнял ее за талию. «Да ладно тебе!» — приободряя кудрявую, он легонько шлепнул ее ягодицы, спрятанные под невероятно странным чудом какого-то подпольного дизайнера. Ее хрупкое тело дрогнуло, и она по инерции навалилась на мужчину.       — Я даю тебе в первый и последний раз… — скромно проговорила она, растерянно глотая воздух.       — Да кто бы говорил, — парень нахально усмехнулся и, смачно коснувшись своей ладонью аппетитной пятой точки девушки, принялся потихоньку раздевать подопечную.       Настя не сопротивлялась. В силу несколько глуповатого ума и отсутствия опыта, ей хотелось попробовать переспать с продюсером, раз уж он обещает после этого горы денег, дорогие путешествия и славу. О чем же еще могла мечтать маленькая наивная девочка? Ей всегда хотелось быть узнаваемой на улицах, отправлять воздушные поцелуи пищащей толпе фанатов со сцены. Алексей казался ей той самой дорожкой к мечте.       — Я буду нежен, — негромко прошептал Потапенко, пальцами касаясь бедер девушки.

Семь лет спустя, Киев.

      — Пончиков с тухлой глазурью болотно-золотистого цвета не было, — женщина размеренно вошла в комнату, с порога кидая фразу сидящему мужчине. — А жаль, ты же просил десерт под твой характер.       Мужчина нелюбезно обернулся, встречая гостью равнодушным взглядом. Его бровь слегка уползла вверх, вторая осталась неподвижна. Глаз дернулся, уголок губ сжался, сдавливая их в совершенно узкую полосу.       — И я рад тебя видеть, коллега. Его тон был… растерянный? глупо холодный? Каменских не могла уловить настроение продюсера. Наконец мужчина сам поднялся, выверенным движением колена задвинул кожаное кресло под стол, неспешно повернулся к подопечной:       — Подпись за тобой. Я уже поставил свою. На этом все, — он внимательно проследил за движением губ на ее лице и лишь затем протянул скрепленные листы бумаги, густо заполненные текстом. В нижнем углу красовалась подпись Алексея Андреевича Потапенко, а рядом светилось пустое место, явно ожидающее своего заполнения.       — Что значит «все»? — она опешила, чувствуя, как пальцы ее рук не в силах удержать почти невесомые два листа, как ладошки вмиг стали влажными. — Мы больше не коллеги, хочешь сказать? Повисла неудобная, напряженная тишина. Алексей хотел сказать: «Верно, наконец-то ты угадала, сил моих больше нет,» — но останавливал себя, не желая грубить в последнюю их встречу. Настя же металась между тем, чтобы импульсивно разорвать документ, разбросать на полу и со скоростью света покинуть помещение, пока заботливый продюсер будет догонять ее и пытаться успокоить, и тем, чтобы тихо, беспомощно опуститься на пол, дав волю слезам.       Пятнадцатилетний союз. Пятнадцать лет делила с ним постель. Пятнадцать лет была счастлива, боясь себе признаться в этом. Ждала первого шага и… пропустила свой.       Вскинув голову кверху, нервно захлопав ресницами, брюнетка провела языком по своим губам, успевшим высохнуть за время, пока ей приходилось ловить воздух ртом, чтобы не выдать переживаний. Все это время Алексей пристально наблюдал за женщиной, не смея отвести взгляд, — считал крайним оскорблением сделать подобное в возникшей ситуации.       — Я поняла тебя, — взяв в дрожащую руку холодный металлический корпус ручки, женщина быстро, отточенным размахом оставила подпись в пустом окне.       Конец?