Атлант

На юго-востоке Англии, почти на самом берегу пролива, стоит небольшой уютный дом. Вокруг дома сад, в котором растут яблони и розы, а ещё стоят ульи. Джон живёт в этом доме уже десять лет. Разумеется, не один. С мужем. Джон обожает свой дом, и сад, и даже пчёл. А мужа — нет, не обожает. Мужа он любит. Любит так, что мог бы, не задумавшись ни секунды, сжечь к чертям и дом, и сад вместе с розами и ульями и уйти — с ним, за ним, в дальнее плавание, на край света, в космос, в ад. Куда угодно, хоть с крыши прыгнуть за ним следом. Только бы вместе. Джон смотрит на небо над морем, вдыхает солёный ветер и улыбается. Джон не работает. Он знает, что раньше был врачом, даже помнит кое-что, но смутно. Ещё Джон знает, что был солдатом. Это он помнит лучше. Помнит жару и тяжёлое небо пустыни. Помнит выстрелы и взрывы. Помнит кровь и стаи мух над трупами. Но ему совсем не хочется об этом вспоминать в маленьком доме на берегу пролива. Гораздо больше ему хочется вспомнить своё знакомство с любимым человеком, но увы… Джон знает, что был в Афганистане. Знает, что его комиссовали после раны. Знает, что, вернувшись в Лондон, познакомился с будущим мужем, что они жили вместе. А потом произошёл несчастный случай, и Джон всё забыл. Самым обидным было то, что он вроде бы неплохо помнил детство и юность, кое-как припоминал взрослую жизнь, на три четверти состоявшую из войны… А вот жизнь в Лондоне после возвращения словно умерла вместе с каким-то кусочком его мозга. Джон досадливо трёт затылок. Шрамы не видны под волосами, но ощущаются пальцами. Потому Джон не любит, когда Алан прикасается к его затылку. — Джон. Низкий бархатный голос — горький шоколад с вкраплениями перца — разносится над садом и, кажется, катится дальше над морем к дымчато-синему горизонту. Джон оборачивается, встречая взгляд серых глаз, и улыбается, когда ветер ерошит тёмно-рыжие кудри. Алан обнимает его и прижимается губами к виску. — Ты снова не надел шляпу. Голова не болит? — Нет, — отвечает Джон. — Ты закончил расшифровку? Алан надменно фыркает: — Час назад. На моего брата работают идиоты. Джон? — Из его голоса испаряются высокомерные ноты и остаётся лишь тревога. — Что такое? Джон неуверенно спрашивает: — Может быть, ты всё-таки познакомишь меня с ним? Мне кажется, десять лет брака — достаточное основание для знакомства с твоей семьёй… — Нет, и не проси. Он просто надутый индюк. Я совсем не хочу подпускать его к тебе. Он будет смотреть на тебя свысока и говорить вежливые гадости. Ты, конечно, его простишь, а вот я пойду его провожать к калитке и сломаю ему нос. Джон смеётся. Джон не задумывается о том, что Алан очень аккуратно не пускает в его жизнь ничего, что могло бы напомнить ему о двух полностью забытых им годах. Настроение и внимание Джона не слишком устойчивы после травмы, и это уже не изменится. И благодаря этому Алан может быть уверен, что Джон никогда не вспомнит о Холмсе. Алан искренне считает, что Джону совершенно не нужны воспоминания об этом человеке. Джон счастлив здесь: ухаживает за розами и садом, ругается и мирится с соседями, пишет забавные и жуткие рассказы — то о войне, то о привидениях, то о пиратах… И любит его, Алана. Алан спокойно относится ко лжи и манипуляциям. Это всего лишь средство. Джон должен быть счастлив. Алан сделает для этого всё, и это не просто слова. Он уже делает всё. Алан прижимает Джона к себе покрепче. Джон смеётся и сжимает Алана в ответном объятии. — Я люблю тебя, — шепчет Алан. — Люблю тебя. Он думает, что его сейчас разорвёт от нежности. Он думает, что никогда, никогда, никогда не оставит Джона одного. Потому что точно знает, что сделает Джон, если его оставить. Умрёт. Алан не готов платить такую цену. Ничто в мире не стоит жизни Джона. Алан счастлив, что Джон выжил тогда, после своего чёртова прыжка с крыши чёртова Бартса через месяц после гибели чёртова Холмса. Алан счастлив, что Джон забыл этого самовлюбленного болвана. Но иногда вечерами у Джона начинает сильно болеть голова. Алан делает ему укол обезболивающего, и Джон уходит спать. Алан сидит рядом и ждёт. Через некоторое время Джону начинает сниться кошмар. Он хрипло стонет и шепчет: — Шерлок… После этого Алан вкалывает ему успокоительное. Джон даже не просыпается от укола. Алан, убедившись, что любимый расслабленно и крепко спит, тихо выходит из спальни. Он идёт в гостевую ванную комнату и открывает самый часто используемый тайник. Отодвинув коробку с рыжей краской для волос, вытаскивает сигареты и выходит в сад. Закурив, он поднимает голову и смотрит на звёзды над морем. Алан счастлив. Потому что хотя бы иногда, хотя бы во сне Джон помнит его имя.