Проклятье

Сергей стоял напротив него так уверенно, как вообще мог при такой дрожи в руках, сухости в горле и потерянности в глазах. Он знал, на что шёл, и понимал, что за его просьбу колдун потребует очень высокую цену — никакая магия не обходится без платы, никакое смертное желание не обходится без жертв. Существо глядит на него желтыми, сияющими из-под птичьего черепа глазами, и — ему показалось? — ухмыляется, подходя ближе и взяв его когтистыми пальцами за подбородок. — Давно ко мне не заходили люди вроде тебя, — подмечает он, и довольно грубо поворачивает его голову, всматриваясь в него, будто в товар. — Мне даже не нужно спрашивать, зачем ты ко мне пришёл — ты так сильно молишь меня, что я учуял тебя за километр от дома. — Мой друг проклят, — Серёжа делает вид, что не услышал ни слова из его речи, и смотрит ему прямо в глаза. Ему известны правила. Он должен произнести вслух то, что ему нужно. — Его укусил оборотень. В деревне грозятся убить его до наступления полнолуния, и я должен его спасти. Пожалуйста, помоги мне. Его лицо спрятано, укрыто за черепом поверх — птичий, только больше всех птиц, что Сергею доводилось видеть — и из его пустых глазниц смотрят с насмешкой глаза человеческие, отсвечивающие золотом. Или нечеловеческие. От одного его взора веяло потусторонней тьмой. Существо ухмыляется, царапая его кожу когтем, и Сергей сжимает челюсть, чтобы не издать ни звука, и изо всех сил пытается делать вид, что он не напуган. Что ему не страшно отдавать свою жизнь созданию, которого всегда так сильно опасался. — Хорошо, — говорит он спустя пару мгновений, пожав плечами, таким тоном, будто согласился оказать ему простую услугу — но это услугой не было. Сергей выдыхает, когда он убирает когти и жмурится, чувствуя, как они касаются его запястья. Серёжа всегда знал, что был ценным для его… народа. Его мать отдала своё сердце, чтобы он пережил двадцатилетие среди людей, а не оказался похищен, превратившись в кого-то подобного. Он выжил, но был вынужден жить с даром видеть больше, чем другие — Серёжа знает, что видел тени крыльев этого существа раньше, и знает, что он уже давно за ним наблюдал. А теперь он по своей собственной воле заключает сделку, чтобы спасти единственного близкого человека. Сергей чувствовал себя так, словно предал мать, но надеялся, что — если, конечно, существует место, в которое попадают мертвые — она поймёт, почему он делает это. Серёжа был один, и никто не говорил с ним, считая, что его рыжие волосы принесут несчастья. Он один видел… их, тех созданий, поселяющихся повсюду, и понимал, что люди боялись не просто так. Олег не побоялся, и с тех пор они были вдвоём — он никогда не считал Серёжу проклятьем. Но в итоге так оно и оказалось. Олег защитил его, когда оборотень напал на деревню, и тот заразил его волчьей порчей. Деревня знает, что случается с теми, кого кусает волк, и они видели, что произошло тогда. Серёжа пытался защищать его, но в итоге его лишь оттолкнули прочь, не дав даже поговорить с ним. Серёжа больше всего на свете хотел, чтобы Олег жил. Больше всего хотел не быть ему проклятьем. И если Серёже ничего не остаётся, кроме как заключать сделку, он так и поступит. Ему плевать, если он исчезнет или что сделают с ним люди — в деревне ему всё равно уже нет никакого места, он сбежал от них. У него ничего не осталось. Птица — так Сергей решил назвать его — держа когтистой рукой его запястье, проводит пальцем по ладони — сначала осторожно, будто издеваясь и оттягивая момент, а затем больно и глубоко режет его когтем. Сергей закусывает губу, чтобы не вскрикнуть. Пульсирующая боль распаляется, как огонь, и он не сразу чувствует стекающую с руки кровь. — Хороший мальчик, — говорит он, взглянув на Сергея из-под птичьих глазниц, и в его глазах мелькает… наслаждение? Голод? Сердце колотится то ли от страха, то ли от чего-то ещё, когда Птица наклоняется и притягивает ладонь к своему лицу — под чужой череп на своей голове — и слизывает кровь с раны, проведя по ней языком. От этого странные ощущения, но отвращения, к которому Сергей был готов, он почему-то не испытывает. Язык у него холодный, будто у неживого. С каждой секундой всё труднее осознавать окружающую реальность — настолько всё это неправильно и неестественно. От прикосновения прохлады к свежей царапине даже становится приятно. Серёжа не знает, что он должен сейчас чувствовать, но на все эти несколько секунд он отчего-то теряет способность дышать. Кожа снова болезненно ноет, когда он отстраняется. А потом по спине Сергея проходит пронзающий холод от той усмешки, которую он слышит, и почти сразу осознает, что что-то не так. — Я уже решил, что зря истратил свои силы, — сказал он, и Серёжа понял, что не может пошевелиться, — Было тяжело заставить волка напасть на тебя. Сергей постарался вырвать руку, но не мог двинуться. Паника и чувство опасности накрыли его так сильно, что стало тяжело размышлять. Заставить напасть… — Нет, — выдохнул он, ощущая, как учащается сердцебиение. — Нет… Что он натворил. — Ты никогда бы не пришёл сам, верно? — Сергей почувствовал, как холод расходится по его телу, и как он прекращает ощущать собственные ноги. Птица кладет когтистую ладонь ему на грудь и давит, но Сергей не чувствует боли, хотя, кажется, он способен пробить ребра. — Твоя матушка сделала всё, чтобы я не тронул тебя, пока ты был ребёнком. Досадно, ведь гораздо проще забирать детей — для этого не нужно ничего делать. Он услышал хруст, но не ощутил ничего больше. Глухая боль в груди была похожа на чужой шепот издалека. Сергей понял, что больше не может говорить. — Но другое дело — взрослые. С ними нужно… договариваться, — Птица ухмыляется, держа его бьющееся сердце в когтистой руке, и снова смотрит на Серёжу. — Твоя мать не могла запретить мне забрать тебя взрослым. У родителей нет власти над душой ребёнка, когда ему исполняется двадцать. Твой вчерашний день рождения я ждал так долго. Испачканные в его крови когти ложатся Сергею на щеку. Почему-то всё, о чем он может думать сейчас — обреченная улыбка Олега, убившего волка, который оставил огромный укус на его предплечье. Улыбка, говорящая — «хорошо, что ты в порядке. Хорошо, что я защитил тебя.» Боль мешается в нём со злостью. Птица, кажется, видит это в его взгляде, и лишь смеётся в ответ. — Ну не злись, твой Олег будет в порядке, как я пообещал тебе, — говорит он, кладя руку на свою костяную маску и медленно снимая её со своей головы. И Серёже кажется, что время останавливается, когда Птица показывает ему лицо — желтыми, потусторонними, чужими глазами на него глядел он сам. И тогда он понял, зачем нужен был. — Я не дам каким-то деревенщинам убить нашего нового пса. В конце-концов, ему удалось загрызть старого. Он ведь защищал тебя, так что достоин быть рядом с нами, ты согласен? Сергей понимает, что давно не чувствует своего тела. Сергей понимает, что давно не видит ничего перед собой — и закрывает глаза, ощущая, как несуществующие слезы душат его, мешая дышать. Он думает об Олеге, и чувство вины заменяет ярость — от боли и гнетущей досады ему захотелось кричать. — Глупый мальчишка, — слышит он, — Так будет гораздо лучше, чем ты только мог представить. Он чувствует холод когтей, почти заботливо зарывающихся в его рыжие волосы. Сергей чувствует, как он убирает влагу с его лица ладонью, и злится на самого себя — от отчаяния ему почти хочется, чтобы это оказалось правдой. Птица смеётся, и всё вокруг заполняет тьма.