Пять шагов навстречу.

      После войны я зачастую задавался вопросом. Правда ли она меня простила? Простила ли настолько, что готова все также самозабвенно любить такое чудовище, как я, которое не раз пыталось ее убить? В это верили все.       Походу, не верил лишь я один.       Меня грызло изнутри это чувство пустоты. Пожалуй, странно звучит, но я хотел, я обязан был сделать так, чтобы она меня простила. Это было даже не эгоистичное чувство вины. Несомненно, я чувствовал себя виноватым. В такие моменты мне кажется, я до самой смерти буду чувствовать себя виноватым перед ней. Нельзя словами искупить свои действия. Руби их топором, сказал Какаши. Иначе — искупи свои действия действиями. Но одно дело сказать, совсем другое — сделать. Надоедливый сенсей давал такие советы, от которых хотелось вешаться. Подари цветы, конфеты. Определенно, это бы ей понравилось. Так делал добе в отношении Хинаты Хьюги. Так делал Сай в отношении Ино, хотя у меня в голове не укладывается, зачем дарить владелице цветочного магазина цветы. Но он дарил. Вычитал в какой-то своей очередной дурацкой книженции, что так принято и подарил, свято веруя, что ей будет приятно. И ей было приятно, что никак не укладывалось в моей голове. Она же итак их каждый день видит. У нее целый магазин этих цветов, но нет, она смущенно краснеет, улыбается и робко, со смущением, целует бледнолицего в щеку, возвращаясь за кассу.       А нам с добе остается только смотреть.       Приходится вновь терпеть назойливое общество бывшего сенсея, теперь уже Шестого Хокаге старой доброй Конохи, который вновь удрав от Шизуне, мирно попивает чаёк, сидя напротив в кафе, почитывая свою похабную книжонку. Кажется, у бедной ирьёнин судьба такая, по вечерам разыскивать своих начальников по всей Конохи. Но как выразился тогда Какаши, ему жизненно необходимо помочь своему нерадивому ученику в плане его романтических терзаний. К нему присоединился вездесущий добе, который, конечно же, не остался в стороне. Как это дубовая блондинистая голова останется в стороне? Ведь нет же, свое счастье устроил, теперь и другим помочь надо. А я искренне уверовал только в одно. Советы этих двух точно сделают все хуже.       А все потому, что они сами профаны в этом плане. Не взирая на то, что теперь у дурака добе, будущего-недо-хокаге, теперь официальные отношения с девчонкой Хьюга, это не меняет того факта, что он ничего не смыслит в делах сердечных. Мне хочется верить, что так оно и есть, потому что этот дурак не мог просто взять и вдруг стать умным, пусть он хоть раз сто в день будет путешествовать на луну. Это ничего не меняет. При том учете, что еще девчонка Хьюга вечно краснеет перед ним, лепечет что-то и сам добе, конечно, тоже не лучше. Вообще, я его впервые таким вижу. Даже с ней он не был таким робким и смущенным.       Какаши называет это истинной влюбленностью.       Мне приходит на ум, что мы с ней выглядим точно также со стороны. Ведь она из года в год не меняется. Все также краснеет, бледнеет, разве что в обморок не падает, что определенно хорошо во всей этой комичной ситуации. Единственное, что отличает нас от добе и его подружки это то, что Сакура не теряет сознание, а я не смущаюсь, не краснею и не лепечу. Я вообще ничего не делаю.       Какаши говорит, что в такие моменты у меня лицо статуи. Глаза слегка прищурены, словно я жду нападения и нет даже намека на смущение или неловкость, хотя в душе мне определенно неловко. Я никогда не находился в подобных ситуациях. У меня даже мысли не возникало. Первой целью всегда была месть, потом уже создание семьи и возрождение клана. Но почему-то все это казалось таким нереальным и далеким, что я и не думал никогда какой должна быть куноичи, которая войдет в мой дом, взяв себе мою фамилию и которая должна будет родить мне ребенка.       И вот сейчас, в далекие минуты, когда меня настигает одиночество, которое и не покидало вовсе с самого детства, на ум мне не приходит никого кроме нее. Потому, что не взирая ни на что, именно она заслужила носить эту фамилию. Именно она имеет законное право потребовать, чтобы все было так, как желает она. Потому, что я понимаю, прекрасно понимаю, что в неоплатном долгу перед ней, что я никогда не смогу отплатить ей, что я навсегда останусь тем, кто причинил ей больше всего боли.       И навсегда останусь тем, кого она будет любить.       Это снова говорит Какаши.       А добе подливает масла в огонь.       Когда я пришел в Коноху во время нападения в мыслях у меня была она. Я не мог отвязаться от прилипшей мысли, что с ней что-то случилось, хотя и верил, что добе не позволит кому-либо причинить ей вред. После него она была для меня самым важным человеком на свете. Я мог отдаленно наблюдать за ней и желать всем своим очерствевшим сердцем, чтобы она, наконец, нашла свое счастье, чтобы зажила счастливо, найдя себе возлюбленного, который даст ей то, чего я дать ей определенно не смогу.       Я желал ей счастья.       И также эгоистично думал, что я не хочу, чтобы она влюблялась в кого-то, дарила другому свои улыбки и свои румяные щеки. Я эгоистично не хотел, чтобы она рожала другому детей и не хотел, чтобы она взяла себе другую фамилию.       И потому, я трусливо сбежал, вновь прикрывшись своей мнимой миссией, сказав, что всенепременно вернусь.       Она вновь подарила мне свою искреннюю улыбку и пообещала ждать. Ждать, как и всегда ждала.       И я пообещал себе самому в тот момент, когда уходил из деревни, что когда вернусь в следующий раз, я точно внесу ясность в наши отношения. Потому что в этот раз я сказал уже сам себе, что если я сам готов терпеть эту глухую боль в сердце, то она уж точно устала. Она этого не заслуживала.       Я отчетливо чувствовал насмешливые взгляды добе и сенсея своей спиной, отдаляясь все дальше от Конохи.       Все было очень просто. Мне надо было подумать. И следовало это сделать вдали от двух пар пытливых глаз, которые не давали покоя.       Свадьбу этого придурка я-таки пропустил.       А когда соизволил ступить на землю родной деревни, выяснилось, что я один остался холостой и она одна единственная, кто так и не нашел себе жениха.       Наруто говорил, что за ней довольно часто пытались приударить. Она всякий раз отшивала всякого рода мужчин, прикрываясь работой и статусом ученицы Хокаге. Прикрывалась тем, что у нее нет времени на всякие сопливые романы, категорически не принимала никакие подарки и вообще никоим образом не давала другим понять, что ей одиноко. И как тогда по секрету поделился добе, он видел как, зачастую, закрываясь на ночь в своем кабинете, она сидела у окна, смотря на небо и пускала тихие слезы. Я все же получил в нос от него. Этого стоило ожидать. Этого я и заслужил.       А потому решил действовать.       В теплый майский день я застал добе в забегаловке «Ичираку Рамен», которая благодаря этому олуху уже скоро точно превратится в огромный ресторан. Он сидел, занятый своим обыденным делом. Все очень просто. Набивал живот. Приземлившись рядом с ним на стул, я поймал его удивленный взгляд, скептически кивнув головой старику Теучи, который без лишних расспросов поставил передо мной тарелку ароматно пахнущего рамена. Наруто, конечно же, сразу начал говорить. Хоть с забитым ртом, хоть без, его все равно трудно заткнуть. Сделать это профессионально может только она.       Я молча взял палочки, не зная с чего начать. Благо язык добе сделал все за меня.       — Судя по твоему потерянному взгляду, — проговорил он с видом умнейшего человека.- тебе что-то нужно, но ты не знаешь как меня об этом попросить. Я прав? — я продолжал молча есть. Признавать правоту этого олуха не хотелось, но это было необходимо, хотя он сам и сбивал всякое мое желание просить у него помощи.       — Ну, ну…- продолжал допытывать он, выводя меня из себя. Стоило мне хоть раз в жизни к нему обратиться, а ведь я даже еще и рта не раскрыл, так он уже умудрился прожужжать мне все уши.- Я прав, да? Прав ведь? Ага?       — Заткнись, добе, — раздраженно пробубнил я, пытаясь правильно сформулировать мысль, которую я пытался ему преподнести.       — Малыш Саске решил поступиться своей гордостью и попросить доброго дядю Наруто помочь ему? — ехидно пропел Наруто, сделав умную физиономию, которая ничуть ему не соответствовала. Я изогнул бровь, ядовито ухмыльнувшись.       — Если ты не заткнешься, я прямо сейчас продемонстрирую тебе кто здесь малыш, а кто дядюшка, который надерет тебе задницу,- процедил я сквозь зубы. Он засмеялся.       — Ты напугал меня до чертиков, — притворно схватился он за сердце, — еще чуть-чуть и я бы отправился к самому Хагоромо Ооцуцуки,- он вновь начал хохотать. В это раз я уже не выдержал.       Сначала в него полетела первая палочка, потом вторая. Когда он и после этого не заткнулся, в ход пошел сюрикен, пролетевший в сантиметре от его носа. Он удивленно завопил, размахивая руками.       — Да я же шучу, придурок, шучу! Чего сразу оружием бросаешься? — завопил он.       Старик Теучи бросил на нас раздраженный взгляд. Я закатил глаза, взяв новую пару палочек и продолжил преспокойно поглощать свой подостывший рамен, не обращая внимание на странно притихшего добе. Тот подсел ближе и сделал хитрую лисью физиономию. Это и правда раздражало.       — Ну, так чем мне тебе помочь? — пропел он. Я недовольно покосился на него и почти, что прошептал:       — Купи цветы.       Придурок чуть не свалился со стула. Может от шока, может от смеха, которым он чуть ли не давился. Пришлось-таки уходить.       По дороге он продолжал меня доставать.       — Ну так кому цветочки-то? — спросил он, шагая рядом. Я молча продолжал идти вперед по направлению к магазину Яманака, а он все продолжал посмеиваться. — Для Сакуры, да? — пришлось прикрыть глаза и досчитать до десяти в попытке успокоиться. Он кого угодно мог вывести из себя.       — Не твое дело.- ответил я. Магазин ее подруги уже виднелся неподалеку.       — Ну, так не пойдет, — возразил он.- Если это не для Сакуры-чан, то я не буду тебе ни в чем помогать.       Я выдохнул.       — Ты вконец рехнулся, придурок. Для кого я могу покупать еще цветы? Ты пытался хоть раз подумать своей головой? — прошипел я. Он вдруг заулыбался, как самый настоящий придурок, коим и являлся и закинул руку мне на плечо, которую я не преминул мига сразу же скинуть.       — Ну так я в деле, — проговорил он, снова закидывая свою клешню на меня, а потом повернулся, всматриваясь в витрину флористического магазина, где за кассой виднелась копошащаяся Ино. — А почему ты сам не пойдешь?       — Ино ей все разболтает. — ответил я.       — Разумно. — согласился он, потирая подбородок. — А какие цветы купить? Да и вообще, что я скажу? Вдруг она заподозрит что-то?       — Скажи, что для Хинаты. И.....       Я вдруг вспомнил, что однажды она говорила, что любит хризантемы. Это было много лет назад, когда еще войны и в помине не было, когда мы были нерадивыми генинами, занятыми идиотскими заданиями под предводительством Какаши-сенсея. Срезав хризантему в саду какой-то любительницы цветочков, она мечтательно вдохнула аромат и сказала, что ей они нравятся.       — Хризантемы.- проговорил я.       — Что? — не понял этот идиот.       — Купи хризантемы.- и всучил ему в руки несколько купюр.       Благо он трусцой поплелся вперед, мечтательно напевая под нос какую-то песенку.       В тот же вечер букет красивых хризантем мирно покоился на подоконнике главного врача госпиталя Конохи, а двадцатью минутами позже полетел в мусорное ведро.       Все очень просто.       Я просто не написал записку.       Причину столь странного поступка, как ни странно, мне объяснила Хината тем же вечером когда я сидел у четы Узумаки на кухне, задумчиво поедая любимые помидоры.       — Все очень просто, Саске-кун, — сказала она.- ей каждый день кто-то дарит цветы. Она наверное подумала, что они от очередного ухажера, вот и выбросила их. Они ей надоели. В следующий раз напиши записку.       Следующий раз наступил на следующий день. К вечеру Узумаки вновь направился в магазин Яманака. Ино все начала вздыхать, как же повезло Хинате. Купив букет цветов и передав заклятому дружку, он, насвистывая, стоял рядом, пока я не наскреб на листке четыре простых слова.       " Твои любимые. Я помню»       Цветы, ушедшая днем на задание Харуно, получила спустя неделю. Завядшими и без записки, которая выпала впоследствии из букета и уборщица смела ее с остальным мусором.       Следующим шагом, как посоветовал Какаши были конфеты.       Лежа тем вечером на диване одиноко стоящим посреди огромной гостиной в огромном доме и в полной тишине, которая давила со всех сторон, я вспоминал те редкие дни, когда Харуно мелькала в воспоминаниях, сплошь и рядом переполненных ею, Узумаки, Какаши и семьей. Вспоминал, что она всегда дарила одному мне ненавистный шоколад на День Святого Валентина, который я терпеть не мог. Я и не брал, находя потом красиво завернутую коробочку на крыльце своего дома. Я выбрасывал все, что она дарила. А теперь сам не знал какие конфеты она предпочитает.       Решено было дарить клубничные, с молочной начинкой.       На следующий день я застал Узумаки на своей кухне. Пожирающим конфеты, которые я купил специально для нее.       — Я убью тебя, придурок.- прошипел я.       Все закончилось потасовкой.       Как потом смеясь сказала Хината, заклеивая пластырем разорванную губу добе, у Сакуры была аллергия на клубнику. Впервые я возрадовался тому, что Узумаки такой болван.       А потом настал тупиковый момент. Идей больше не осталось.       Тем вечером, поздно ночью, шагая по одинокой пустынной улице Конохи, я все думал как же мне донести то чувство теплоты, которое грело меня изнутри, до нее. Ветер развеивал волосы, открывая вид на фиолетовый глаз и я искренне не знал, что мне делать дальше. Любил ли я ее, как добе любил Хинату? Я не знал. Но я был уверен, что уж точно не равнодушен к ней. Никакая другая девушка не заставляла меня столько думать. А потом я вдруг остановился, посмотрев вперед и замер, не веря своим глазам. Ее зеленые глаза столкнулись с моими черными, и мы синхронно уставились друг на друга. Она покраснела, я позволил себе немного увеличить глаза в удивлении.       На дворе было одиннадцать ночи. Что она все это время делала?       — Здравствуй, Саске-кун.- еле слышно прошептала она, покраснев. Я нашел это довольно милым, но все равно нахмурился и кивнул в знак приветствия.       — Где ты была? — просто спросил я. Она удивилась.       — В госпитале, — последовал незамедлительный ответ.- накопилось много бумаг, пришлось задержаться.       А после настала гнетущая тишина.       Она, наверное, длилась целую вечность. По крайней мере, я так подумал. Она молчала и молчала. Молчала и все продолжала молчать. Я страшился сделать шаг навстречу, боясь быть непонятым ею. Что она подумает? Что я из жалости? Этого нельзя было допустить.       — Прости, — вдруг прервала она эту тишину.- уже поздно, Саске-кун, мне пора.- она сжала свою сумку в руках и потупила взгляд. Я отошел, открывая ей путь и только она двинулась вперед, как ей послышался мой голос:       — Я провожу.       Она остановилась, удивленно обернувшись и только хотела возразить, но я пошел вперед. Я не хотел, чтобы она попала в какую-то передрягу на ночь глядя. А еще не хотел возвращаться в пустой дом.       Мы шли в молчании: она сзади, я впереди, и словом не обмолвились за весь путь до ее дома. Она молчала, я не знал, что сказать. Пока мы не дошли до квартала, где она теперь жила.       Она переехала в общежитие. Раньше я бывал с добе у нее дома и даже видел пару раз ее родителей. Но эту квартиру я видел впервые и слышал я о ней тоже впервые.       Она вцепилась вновь в свою сумку. обернулась и улыбнулась той улыбкой, которая грела душу. Улыбкой девушки, которая готова была на все. Которая ждала.       И мы вновь замолчали, хотя так и не начали говорить.       И она снова сделала шаг вперед. Она снова пошла навстречу.       — Может зайдешь, Саске-кун? Я…- она замялась.- Может чаю?       И я кивнул, следуя за ней, переступая с одной ступеньки на другую.       Ее квартира оказалась просторной, с двумя комнатами. Все было убрано и создавалось такое ощущение, что она крайне редко бывает дома. Я разглядывал все, что попадалось на глаза, при этом стараясь не упустить ее из виду. Она прошла по маленькому коридору, положив на столик свою сумку, а потом прошла на кухню. Я последовал за ней, стараясь идти медленно. Хоть и бывала здесь она довольно редко, как мне показалось поначалу, тут было уютненько. И определенно, здесь было тепло. Не в плане обогрева, а в плане самой атмосферы.       Она позвала меня за собой, и я пошел, присев на указанный ею диван, расположенный в гостиной. Отсюда виднелась маленькая кухня, и я молча наблюдал, как она спокойно достает чашки, ставит чайник на плиту. И в этом размеренном ходе событий было что-то настолько родное душе. Знакомое.       И я понял, где я видел раньше похожую картину.       Дома.       В детстве.       Это была мама.       Она напоминала маму.       Я даже сам не понял, как заснул. Все произошло настолько быстро и неожиданно. Моя голова осторожно коснулась мягкой подушки на диване и тело наклонилось в сторону. Я был измучен последнюю ночь не прекращающимися кошмарами, которые продолжали атаковать меня все сильнее и сильнее с каждым днем. Я не хотел засыпать. Но глаза сами закрылись. Последнее, что я помнил были чьи-то теплые пальцы, осторожно накрывшие меня пледом и так и не решившиеся прикоснуться ко мне.       Это была первая ночь, когда я спал спокойно. Когда вообще не видел снов.       У меня было такое ощущение всю эту ночь, что рядом кто-то охранял мой сон. Больше не было ни покрытого кровью квартала, ни бездыханного тела брата, ничего. Лишь спокойная пустота, которая заставила меня слегка успокоиться. Я открыл глаза мгновенно, как только проснулся. Немного щемило от резкого света из окна, но я чувствовал себя прекрасно. Впервые за столько лет, я чувствовал себя настолько.......дома? Я не знал, что это означает сейчас, но в детстве было именно так. Мне было тепло под теплым слоем пледа, которым меня накрыли, осторожно уложив на бок и распластав по дивану. А рядом, сидящая на полу, озябшая до кончиков пальцев, сидела она, положив голову на край дивана рядом с моим плечом и спала.       Охраняла мой сон.       Я все смотрел и не мог понять, почему она так сильно напоминает маму.       Потому, что та тоже любила его, не смотря ни на что.       Она стала совсем другой, думал я следующий час, разглядывая ее сверху вниз. Тихо стянув с себя плед я осторожно накрыл ее одеялом, так и не решившись прикоснуться к ней, как и она ко мне прошлой ночью. Я неподвижно лежал на диване, стараясь не шевелить единственной рукой, дабы не потревожить ее сон. Настал мой черед охранять ее. В ней одновременно и ничего не изменилось и изменилось многое. Например, ее волосы. Я осторожно протянул здоровую руку, беря розовую прядь и разглядывая ее в свете солнца. Это было так завораживающе, так необычно. Она стала женственней, но взгляд притягивали пухлые розовые губы на манер ее прекрасных розовых волос. И тут мне в голову пришла совсем сумасшедшая мысль. Я видел однажды, как добе целовался с девчонкой Хьюга. Мне вдруг захотелось узнать, что я почувствую, если прикоснусь к ее губам. Что почувствует она. И пока она спала, предоставлялся отличный случай совершить задуманное.       Я приподнялся на локтях и наклонился к ней максимально близко, насколько этого позволяла ситуация. Я ощущал кожей носа ее ровное дыхание и сердце в груди вдруг забилось не в свойственной равнодушной манере, а пустило один длинный громкий стук, который вероятно и разбудил ее, заставляя удивленно распахнуть глаза и приподняв лицо, уставиться на меня также пристально, как это делал я.       Мы не двигались. Я слышал, как забилось ее сердце, громко ухнув куда-то вниз и вновь забившись галопом. Странно все это было. Я чувствовал что-то похожее, только сдерживал себя. Дыхание вот-вот готово было сорваться. Я ничего не мог поделать. Я хотел проверить что будет. Наклонился ближе, намекая, что я хочу сейчас сделать.       И неожиданно, она томно прикрыла глаза, сделав это одновременно так наивно, и так соблазнительно, что я готов был сорваться и зацеловать ее прекрасные губы, лишь бы она не вела себя так легкомысленно со мной. Ведь я пытался ее убить. Мне нельзя было доверять. Она должна была меня ненавидеть.       Но вместо этого она меня любила.       Я готов был исполнить желаемое, как в дверь забарабанили. Она отскочила, как ошпаренная, запуталась в одеяле и кувырком прокатилась в сторону, мигом вставая и смотря на дверь. Она не смотрела на меня, но ее смущенное лицо я видел вполне отчетливо, каждый уголок и проклял того человека, что помешал нам в такой важный момент.       — Лобастая, открывай, знаю, что ты дома! — послышался голос Ино. Она покосилась в сторону, но я уже встал с дивана и в следующий миг, как она обернулась, чтобы наконец взглянуть на меня, я выскользнул через окно. Опоздал всего лишь на несколько секунд, но нисколько об этом не жалел.       Идея, как объяснить ей, что она больше, чем все остальные девушки, больше, чем просто друг, чем напарница и сокомандник, пришла внезапно. Тотчас же, как я покинул ее квартиру и направился к старой знакомой. Нужно было кое-что сделать.       Некооба подготовила все уже к сегодняшнему вечеру. Это было красивое приталенное платье, с широкими рукавами и красивым кружевным воротником. А самое важное в этом платье был герб его клана, сшитый прямо на спине и рукавах.       Я застал ее в ее же кабинете, заваленную с четырех сторон различными бумагами, задумчиво грызущую ручку и что-то бормочущую себе под нос. Сакура выглядела обеспокоенно, и я тоже был обеспокоен, потому что следовало также предоставить ей информацию о том, что он снова пропадет на три месяца по заданию Какаши. Сейчас впервые за двадцать лет, он не хотел никуда уходить. А потому, резко отворив оконную раму он вошел, заставив ее испуганно вскрикнуть и обернуться, замахнувшись рукой. Удар пришелся в плечо, и Саске отшатнулся, шипя от боли, пронзившей конечность.       Она в ужасе закрыла рот, глотая выступившие слезы и мигом подлетая ко мне, прижимая светящиеся зеленым ладони к моему поврежденному плечу.       — Прости, — бормотала она, всхлипывая и рыдая. Я смотрел и не мог понять, почему мне не хочется сейчас смотреть на ее слезы. Почему это доставляет мне неудобства. — прости, прости, пожалуйста, Саске-кун.       И я не нашел ничего лучше, чем всунуть ей в руки заветный пакет, отодвигая ее хрупкое на вид тельце от себя, чтобы открыть путь к отступлению. Я не смогу находиться здесь, когда она откроет пакет. Я не смогу.       — Это тебе.- сказал ей, потирая шею и пытаясь привести дыхание в норму. Она со слезами на глазах потянулась вновь к моему плечу, но я кивнул ей в знак того, что уже пришел в норму и решил наконец закончить то, зачем сюда пришел. — Я ухожу на миссию по заданию Какаши, — сказал я.- на три месяца.       — Вот как.- тихо ответила она, прижимая к груди пакет. Ее глаза вновь увлажнились, и я отвернулся к окну, разглядывая лунный серебряный диск, мелькавший вдалеке.- Ты пришел попрощаться?       Так и не повернувшись, я лишь кивнул. Она и так все поняла. Двинувшись наконец к двери, понимая, что обернуться я все же не смогу, каким бы грозным шиноби я не был. Я просто хотел знать. Именно в этот миг и этот час.       — Ты же........- я не смог закончить мысль.       Но зато смогла она.       — Да, — улыбнувшись, проговорила она, прижимая пакет еще сильнее.- Конечно же, да, Саске-кун. Я ждала столько лет. Подожду и три месяца. По сравнению со всеми годами ожидания, эти три месяца пролетят быстро.       И она была уверена, что так и будет, потому что первый шаг навстречу ее пяти шагам наконец-то был сделан.       — До встречи, Сакура.- сказал я, выпрыгивая в открытое окно.       И ты должна Сакура, нет, обязана, делать эти пять шагов. Потому, что я способен только на один. Так или иначе, на один мой шаг тебе придется ответить пятью своими. Потому что только ты на это способна. Из нас двоих только ты та, которая сможет перешагнуть через всякого рода грани и рамки.       Только дождись, сделай еще пять шагов навстречу.       И я смогу.       Я пойду к тебе навстречу, не останавливаясь ни на шаг.