Starboy

У Джинена всё запястье в розовых звёздах и чешется жутко. Он честно старается не трогать их пальцами и только льет на них литрами холодную воду. Звёзды горят как настоящие, пылают, стягивают кожу так, что она вот вот зашкварчит. Джинен прикладывает мокрый лоб к холодному зеркалу и отчаянно терпит. Он знает что срок мучениям несколько дней, и за это время пытаться как-то унять боль совершенно бесполезно. Джинен не помнит когда все началось и не представляет совершенно когда может закончиться. Просто однажды проплакав всю ночь из-за подростковой катастрофы обнаружил на шее синие звёзды. Две штуки. Яркие, сочные, аккуратно очерченные они расписывали шею словно след от удавки. Джинен помнит как испугался тогда сильно, как бежал по лестнице к маме, запинаясь не до конца надетыми тапками за каждый порог. И момент, когда понял, что звёзды эти светят только лишь для него. Джинен плотно закрывает кран, потому что Джебом не любит звук капель и накрывает застывшее запястье мягким полотенцем. Он долго вглядывается в собственное отражение. Смотрит на разноцветные шрамы — созвездия и невольно морщится. Они не болят давно, только Джинен сам болит когда вспоминает какой ценой достаются очередные галактики. Он стягивает промокшую от испарины футболку и долго водит пальцами по старым отметинам. Джинен уже много раз обещал себе больше не думать о смерти, но с ним по другому не получается. Он все время проверяет на прочность Джиненовы нервы. Он старается покончить с ним по нескольку раз на день. И только за сегодня Джинен умирал уже трижды. От того на руке у него собственный пояс Ориона. По одной звезде за каждую маленькую смерть. Джинен много думал о том почему шрамами именно звёзды. Ведь могли бы быть и дыры от пуль, что намного страшнее. Или рубцы на сердце чтобы потом сложиться в обширный инфаркт, к примеру. Он серьезно прикидывал варианты и строил теории. Все они были бредом, как и то, что с ним приключилось, в принципе. Когда умирает человек часто говорят что на небе зажглась ещё одна звезда. Поэтому Джинен решил что хороший человек в нем умирает тоже. Потихоньку. Часть за частью его душа рушится, загораясь звёздами на его собственном небе. Джинену очень интересно что станется когда звёздная карта на теле его соберется полностью. Интересно и страшно, пожалуй. Может он весь станет черной дырой. Или внутри наступит взрыв огромной сверхновой. Джинен не знает. Не зная, боится. От того смотрит на свой космос, шире разводя руки, и едва различимо шепчет: — Смотри что ты наделал… Джинен шепчет отчаянно. Просит, но знает что его галактика слишком далёка от чужих глаз. Даже если глаза эти родные и до бесстыдства внимательные. Просит, и сам чуть не плачет, потому что больше не хочет сиять. Джебом стоит в проеме достаточно мало, чтобы видеть сколько воды уже утекло в водосток. Но вместе с тем достаточно долго, чтобы слышать в чем его обвиняют. Он знает что виноват и отпираться не пытается. Просто иногда не может остановиться. Говорит и говорит слова острые, самому себе неприятные, и прячет под рукавами бледные луны. Потому что нельзя обижать тех кого любишь, потому что от этого больно вдвойне. Джебом уверенно шагает внутрь стерильно вымытой ванной и в упор игнорирует чужой удивленный взгляд. Просто обнимает крепко накрепко и пронзительно молчит. Джинен тогда усмехается горько и думает что для этого и восстаёт раз за разом. Не уходит, не умирает и позволяет новеньким звёздам исправно цвести. Для таких вот молчаливых объятий. Для таких секунд мнимого спокойствия, что особенно ценные, когда выдаются среди играющей бури. Джебом утыкается носом в самые первые звезды и тихо шепчет: — Ты мой собственный космос. Мой звездный мальчик.