Ангельские цветы

      Джонатан был великолепным отцом. Просто идеальным. Словно он и был рожден только для этого. Невероятно заботливый, понимающий и любящий. Сильный и мягкий одновременно, с улыбкой обнимающий по утрам, и с нежным поцелуем после доброй сказки укладывающий спать. Таким и должен был быть лучший отец на свете. О таком отце всегда мечтал Дио, и такого отца он никогда не имел. И он был невероятно счастлив, что его родной сын получил именно такого. Если бы ДжоДжо слышал его мысли сейчас, то он, непременно мягко улыбаясь, добавил бы, что Джорно получил целых двух лучших на свете отцов. Вот только на счет себя Дио совсем не был уверен.       Еще до рождения Джорно, Дио невероятно сильно сомневался в своей компетенции в роли родителя. Если Джонатан изначально был словно готов к этому, без любых напоминаний, советов и книг, то блондин просто терялся во всем, что касалось детей и воспитания. Он вообще не был уверен, стоит ли лично ему иметь хоть какого-то отпрыска, но ДжоДжо очень долго убеждал Дио, что тот совсем не плох, и что все будет хорошо, не стоит ему так беспокоиться. И смотря в невероятно честное, сияющее лицо своего мужа, Дио верил. Точнее, старался поверить. Иногда у него это даже получалось. Только вот беспокойство все равно никуда не девалось. Блондин перечитал все книги по воспитанию, какие смог найти в свободном доступе, просмотрел каждую программу на телевизоре, в конце концов даже заставил пойти на курсы молодых родителей Джонатана, который быстро нашел там общий язык со всеми молодыми мамами, пока Дио с хмурым видом, пряча за ним свою озадаченность, выходил курить с молодыми отцами. Потом он начал тратить половину всех их денег на игрушки любых интересов и форм, одежду всех размеров и цветов, полностью заставил комнату для нового члена семьи лучшей мебелью которую только смог найти, причем на два года вперед. Джонатан наблюдал за всеми этими манипуляциями с недоумением, но встревать и препятствовать не решался, прекрасно зная, что если уж его муж втемяшил себе что-то в голову, то его все равно ничего не остановит.       И даже после всего этого волнение Дио не проходило. Наверное, он около двух часов стоял у больницы, все никак не решаясь войти туда. И потом уже около самой палаты выкурил около трех пачек сигарет подряд, хотя обычно ненавидел брать в рот эту вонючую гадость. Медсестры пытались сделать ему замечание, но лишь один раз увидев его злобный взгляд, решили, что себе дороже.       Первый раз, увидев кричащего, красного малютку на руках у улыбающегося сквозь слезы счастья Джонатана, Дио не был в восторге. Тогда он не спал практически сутки, был невероятно взволнован и маленький, плачущий, сморщенный комочек, который все называли его сыном не произвел на него особого впечатления. Скорее всего были виноваты атрофировавшиеся на тот момент чувства, или наоборот, полностью поглотившее все сознание волнение. Дио знал только то, что в тот момент Джорно выглядел просто жутко.       Но потом, наконец проспав достаточно долгое время и уже отдохнув, он снова взглянул на ребенка. Этот момент навсегда запечатлелся в его памяти. Солнечный свет пробивается сквозь тонкие белые занавески, Джонатан стоит к нему спиной. Словно в замедленной съемке, он оборачивается к вставшему в дверях блондину, мягко улыбаясь и свет, словно нимб, магическим свечением огибает его голову, заставляя сверкать все вокруг. В его руках спокойно лежит невероятное создание, укутанное в белоснежные пеленки и тоже словно светящееся изнутри. Это было так невероятно и волшебно, словно два ангела спустились с небес на землю, лишь чтобы осчастливить его, Дио, и подарить ему эти волшебные секунды. Блондин с дрожью принял из рук своего мужа их сына, держа его словно самое драгоценное произведение искусства. Джорно был невероятен. Дио до сих пор не мог подобрать никаких слов, чтобы описать его. Нежная, словно бумажная, кожа, умиротворенное выражение кукольного личика, золотые, как у Дио, совсем маленькие и жиденькие завитки волос на макушке. Он смотрел на него сонными, голубыми, совсем как у ДжоДжо, глазами, что-то тихо лопоча. Дио не замечал, как летит время. Джонатану же открывался прекрасный вид на то, как на лице его мужа медленно появляется широкая, глуповатая улыбка.       Первый год Дио боялся не то что брать Джорно на руки, да даже дышать рядом с ним было страшно. Этот малыш казался таким хрупким, что одно неловкое движение, и он разобьется, треснет, как китайский фарфор. Каждый раз, когда сын плакал в присутствии блондина, тот невероятно боялся сделать что-то не так, расстроить его еще больше или навредить. Поэтому он просто ненавидел, когда Джонатану надо было отлучиться по делам, и ему приходилось оставаться с Джорно один на один. Он невероятно боялся причинить ребенку вред, не уследить или потерять это маленькое чудо. Блондин никак не мог взять в толк, как у его мужа все так легко получается. И кормить, и менять пеленки, и успокаивать. Словно он и вправду еще в утробе матери знал, как этим заниматься.       С возрастом прежних проблем поубавилось, но на их место встали новые. А волнение все никак не исчезало. Джорно рос невероятно красивым ребенком. Золотые, густые волосы вились маленькими завитками на его лбу и отрастали неимоверно быстро. Стричься малыш отказывался наотрез, так что когда его волосы отрастали до того, что начинали мешать абсолютно всем и терпеть уже не было сил, Дио приходилось тащить упирающегося сына в парикмахерскую, где он сидел, надувшись, как индюк, пока его локоны аккуратно срезали. Так же Джорно был невероятно активным. Джонатану постоянно приходилось бегать за ним по всему парку, потому что если оставить его хоть на минуту, то он обязательно куда-нибудь убежит и найдет кучу неприятностей на свою златокудрую макушку. Дио же опять боялся оставаться с ним дома один. Ему постоянно хотелось привязать сына к стулу или дивану, чтобы он прекратил рыпаться и хоть немного посидел, не беспокоя своими неугомонными выходками несчастного, чуть не доведенного до сердечного приступа отца. То он захочет забраться в темный подвал, то побегать по лестнице, то решит разрисовать стены в родительской спальне. Обоим отцам приходилось постоянно быть начеку, что очень сильно выматывало.       Так же Джорно просто обожал своего «папочку». Он лип к Джонатану все время, копируя все его действия и привычки, вплоть до того, что сам старался просыпаться в семь утра как он. И не важно, что через минут десять засыпал и снова оказывался в кровати вместе со своим «папой», завернувшись в плед. Главное ведь попытаться. Джорно мечтал быть похожим на ДжоДжо, даже несмотря на то, что характером он все больше и больше шел в Дио. Самого блондина это на самом деле очень радовало. Джонатан был наилучшей ролевой моделью, какую он только знал в своей жизни. И, честно говоря, он не считал самого себя хорошим примером для подражания. На самом деле, он считал себя ужасным примером для подражания, особенно для малыша Джорно. Да и родителем он считал себя тоже так себе. И, кажется, маленький сын тоже так думал. И вот это Дио уже очень огорчало, но поделать он ничего не мог.       Каждый день он боялся стать для Джорно таким же ужасным отцом, каким был Дарио Брандо. Он боялся, что эти отвратительные, ужасные гены взыграют в нем, и он станет тираном для тех, кого больше всего любит. Поэтому, каждый раз смотря на улыбающееся личико сына, он видел себя и словно отстранялся, не желая приносить боль своему любимому малышу. И так происходило каждый раз. От большой любви и страха сделать что-то не так, навредить, Дио отходил на второй план. И хотя он всегда выполнял абсолютно все прихоти сына, задаривал его игрушками, книгами и сладостями, успокаивал ночью, когда ему снились кошмары и нежно обнимал по утрам, когда ДжоДжо возвращал его в постель, Дио чувствовал, что что-то не так. Он даже не был уверен, любит ли его Джорно. Любит ли его по-настоящему, а не только потому что он его папа. Да, конечно, Джонатан постоянно успокаивал его, говорил, что все в порядке и сын просто обожает его, и что не стоит себя так накручивать и приуменьшать свои заслуги. Дио хотел ему верить, но мужу никогда было не понять его в этом вопросе. Он наверняка не проходил через такие мучительные дебри воспоминаний и подсознательных страхов насчет отцовства, какие были у блондина. Это он проводил с их сыном больше всего времени, к нему их золотоволосый ангелочек лип каждый день, и он не боялся причинить ему какой-нибудь вред, в отличие от Дио. Нет, он совершенно не завидовал. Блондин воспринимал их обоих, своих самых любимых существ во всем мире, как неземных созданий, прекрасных ангелов, за которыми он может лишь наблюдать, впитывая каждое мгновение их присутствия. Главное только не вмешаться, чтобы не расстроить эту идиллию своим дьявольским влиянием.       Удивительно, но Дио за всеми этими заботами в роли молодого родителя и не заметил, как Джорно уже исполнилось пять лет. Неожиданное открытие накрыло его с головой в день рождения сына, который радостно задувал пять красивых свечек на торте в виде божьей коровки. Их мальчик уже такой взрослый!       И вот уже всего спустя пару дней в очень солнечный день, выходной у всех членов семьи, Джорно, как обычно, уговорил Джонатана вывести его на улицу, чтобы купить любимое мороженое. Дио же остался дома, стараясь не выходить наружу в излишне солнечную погоду и надеясь, что они скоро вернутся. А он был точно уверен, что они вернутся как максимум через полчаса, так как в это время по телевизору начинается любимый мультик Джорно, который тот никогда не пропускал. А если и пропускал, то надувал огромные щеки и забирался в темный угол, или, если тот был рядом, к папе на колени и сидел там, нахохлившись как маленький, недовольный цыпленок, пока папочка не подойдет и специально для него не придумает приключения любимых героев вместо пропущенных. Джонатан всегда со смехом говорил, что в такие моменты Джорно становится прям вылитый Дио, на что его муж так же надувался, отворачиваясь в сторону, пытаясь скрыть улыбку.       Но вот Дио уже разобрался со своими рабочими бумагами, выпил кружку кофе, а их все не было. Он помыл кружку и даже удосужился вынуть и развесить мокрые вещи из закончившей стирку стиральной машины, а их все не было. Полчаса давно уже прошли, мультик, который Дио включил для фонового шума тоже кончился, а этих двоих все не было. Блондин беспокойно заходил по дому, не зная, куда себя деть, уже начиная волноваться. С ними ведь не могло случиться что-то плохое, верно? Никто не мог напасть среди бела дня, да и кто бы посмел, когда рядом ДжоДжо. А что если они попали в больницу? Вдруг Джорно поранился или что-то сломал? Блондин гнал от себя плохие мысли, но сам не заметил, как уже оказался перед входной дверью, готовый идти искать наверняка попавших в беду и от того не появляющихся членов семьи. Но тут, сквозь раздумья, он услышал радостные голоса. Один, тоненький и невероятно веселый, что-то радостно балаболил, и второй, глубокий, мягко отвечал ему. Не было сомнений в том, кому эти голоса принадлежат.       Дио резко распахнул дверь, встречая подходящих к крыльцу мужа и сына. Они оба выглядели радостно и довольно, ни капли не пострадав. Даже напротив, на волосах обоих были сплетенные цветочные венки. Немного неуклюжие и неаккуратные, но видно, что выполненные с душой. Можно было залюбоваться тем, как прекрасно они оба выглядят, и волнение наконец отпустило сердце блондина. Он было уже хотел начать недовольно ворчать, сбрасывая пар, но тут Джорно, увидев его, с радостным криком «папа!» кинулся к нему, чуть ли не перескакивая через ступени. Блондин, снова испугавшись, что мальчик может споткнуться, мгновенно подхватил его на руки. А тому того и было нужно, и малыш тотчас водрузил на золотые волосы отца еще один цветочный венок, который держал в руках.        — Папа, мы с папочкой сделали это специально для тебя! Он самый красивый из всех, я очень старался, и папочка мне тоже помогал. Тебе нравится? — радостно затараторил Джорно, заглядывая в глаза отца и обнимая того за шею.        — Прости, дорогой, мы немного задержались. Там была такая прекрасная цветочная поляна, и Джорно захотел сплести всем венки, — так же мягко улыбаясь подошел к ним Джонатан. Яркие цветы так красиво и контрастно выделялись на его темных волосах. Он приобнял мужа за плечи и оставил нежный поцелуй на бледной щеке.       Сказать, что Дио был удивлен, значит ничего не сказать. Он был просто в шоке. Блондин никак не ожидал такого исхода, и тем более такого подарка. Джорно пропустил свою любимую программу, только чтобы сплести ему венок. Это было так… мило и прекрасно, и внутри него словно взрывались маленькие фейерверки, вызывая неудержимые приступы смеха. Но снаружи это все выглядело так, словно он был немного зависшим компьютером.        — Так что, пап, тебе нравится? Я выбрал твои любимые, ромашки, — продолжал говорить Джорно, и Дио, наконец, отмер. Он улыбнулся так широко, как только мог и подхватил сына одной рукой, усадив поудобнее на сгиб локтя, другой приобнимая ДжоДжо за талию.        — Да, мне очень нравится. Этот венок невероятно красивый, так же как и вы оба. Ты просто молодец, малыш, — на этих словах Джорно радостно возопил и еще сильнее обнял папу, тогда как улыбка Джонатана стала еще шире.       — Я тебя очень люблю, папа! Ты самый лучший! — сказал, целуя Дио напоследок в нос Джорно, убегая в гостиную.       — Это точно, самый лучший, — с такими словами оставил на губах мужа легкий поцелуй ДжоДжо и тоже вошел в дом. Дио же опять застыл как подвисший компьютер, с широкой улыбкой на пол лица. Дио никогда не ошибается, но возможно, ему стоит пересмотреть свои взгляды. В конце концов, разве его любимые не ангелы, которые пришли к нему, чтобы постоянно удивлять?