Мир? Война.

Их всегда связывали сложные отношения. Особенно во времена, когда страной фактически правил кардинал. Людовик был глуп и по правде говоря ничего не умел. Планы Ришелье были коварными, он хотел развязать войну между Францией и Англией, что лишь бы сделали отношения двух влюблённых душ совсем невыносимыми. Они полюбили друг друга с первого взгляда, но герцог, естественно, оказался не в силах признаться даже самому себе в том, что влюбился в, практически, врага. Арамис мушкетер, аббат и романтик, который был бы готов на все, лишь бы вновь посмотреть глаза в глаза Бекингэму. Джордж любил ночные прогулки в одиночестве, и даже после приезда во Францию, совершенно не боясь никаких зложелателей, вышел на воздух, вдыхая аромат цветов и зелени сада. Замечтавшись, герцог не заметил стоящего рядом Арамиса. Мушкетер был в шляпе и с необычайно красивой розой в руках. Герцог ахнул, когда его притянули к себе за талию, чем немного напугали, так как он не удосужился взять с собой на всякий случай оружие. —Chaque baiser est une fleur dont la racine est le coeur...- сказал Арамис, прежде чем вовлечь немного испуганного и удивленного герцога в поцелуй, что был мягким и нежным, лишь постепенно превращаясь в страстный. Герцог впервые за все время в своей жизни стал чувствовать что то странное. Его сердце загорелось пламенем любви? Он понимал, что для двух монархов своей страны он является буквально подстилкой. Он получилось свою должность, своё богатство и узнаваемость только из за своей красоты. Стинни—так звал его король Яков, обосновывая это тем, что лицо Вильерса такое же красивое, как и святого Стефана у которого внешность, согласно библии, была ангельской. Но все противные мысли о королях герцога исчезли тогда, когда Арамис поднял Джорджа на руки, словно принцессу и занес в его комнату, вслушиваясь в эхо шагов, разносящиеся от стены до стены. Герцог уже не боялся отвечать на поцелуй француза, становясь более наглым и исследуя его рот языком. Мушкетер уложил беспомощного герцога на мягкую поверхность кровати и перенося свои страстные поцелуи на его шею, попутно снимая золотистые пуговицы камзола и верёвки рубашки с большим вырезом. Арамис начал снимать цепочки и кольца с возбужденного герцога. Эти элементы роскоши и богатства не нравились французу. Все тяжелые кольца и несколько цепочек упали на пол вместе с не менее тяжелой серьгой, создавая звук падения, который все равно никто не услышал, оба мужчины слышали лишь вздохи и тяжелые дыхания друг друга. Вильерс хотел быть не менее развратным в своих действиях, желая показать все своё мастерство, которому научился за годы, проведённые с двумя королями, но Рене не позволял ему этого сделать. Как только герцог пытался хоть дотронутся до одежды француза, то сразу получал шлепок по бедру. Д’Эрбле понимал, что сам долго не выдержит, ибо герцог, полураздетый и желанный безумно возбуждал его. Мушкетер откинул в сторону свою шляпу и принялся снимать свой плащ, обратная сторона которого была ярко красного цвета. Арамис решил не затягивать со своим обнажением, потому его одежда в скором времени была уже на полу. Бекингэм не мог налюбоваться телом любовника, оно было прекрасно. Грудь с малым количеством волос выглядела мужественно и соблазнительно, а заметные кубики пресса заставляли герцога краснеть и слишком стесняться смотреть ниже, на немалых размеров член, выделяющийся смазкой, что собиралась на кончике плоти и густой каплей падала на ковёр. Джордж гладил его напряженную горячую плоть умелыми движениями своей по настоящему женственной ладонью, пока Арамис губами терзал его грудь, а руками снимал его штаны. Когда элемент одежды, закрывающий его бёдра был отброшен, на герцоге остались лишь кружевные чулки, Арамис считал, что именно с чулками Джордж выглядит ещё более женственно и сексуально. Д’Эрбле был и нежен и груб, он не хотел сделать больно, но если герцог пытался взять контроль в свои руки, пытаясь перевернуть француза вниз, то мушкетер начинал злиться. Джордж лежал и все же немного боялся француза, особенно когда его член касался раскрытых ягодиц Бекингэма. Головка проникла внутрь анального отверстия, отчего дрожь пронеслась по телу герцога. Вильерс опустил свои ладони на спину мушкетёра, гладя его мускулистую спину. Романтик-аббат вспомнил про то, что герцог совсем не невинный мальчик, он наглый и развратный мужчина, который буквально является шлюхой для тех, кому он служит. Арамис стиснул зубы от нахлынувшей ревности, сразу начиная делать грубые движения внутри Бекингэма, рыча и тяжело дыша. Герцогу было больно, тем более, что у него с королем уже давно не было близости. Он кричал от странной смеси боли и наслаждения. Когда Арамис задевал простату, то Вильерс пускал в ход свои ногти, что довольно сильно царапали кожу на спине француза, но это лишь сильнее злило мужчину, отчего он становился ещё грубее и злее. Спина аббата была исцарапанной, а стоны герцога были словно музыкой для его ушей, возбуждая и вызывая желание слушать их вечно. Арамис желал продлить это удовольствие как можно дольше, но Бекингэм будто пьянил его похлеще любого вина. Француз сделал ещё несколько грубых толчков и бурно излился прямо в герцога, чей стон, наверное, был слышен на весь дом. На утро следующего дня, после разговора с Людовиком о мире, герцог собирался домой, в Англию. Бекингэм был красиво одет в пурпурный камзол с большим воротником и вновь украшен своими золотыми украшениями. Он не улыбался, как делал это во время прилёта. Герцог развернулся, собираясь взойти на борт корабля, как вдруг его за плечо схватил мушкетёр, заставляя повернутся к нему лицом. —Собрался вернутся к своему королю, позабыв обо мне?-В глазах Арамиса виднелась грусть и отчаяние, хоть он и пытался скрыть ее всеми силами. —Ты наконец-то пришёл... я уже подумал, что ты не придёшь...-Бекингем притянул Арамиса ещё ближе к себе, впиваясь в его губы поцелуем. Он взял его за руку и счастливо улыбнулся, заставляя Рене сделать тоже самое. Оба мужчины взошли на борт, пока ничего не понимающие король Людовик и кардинал Ришелье провожали их взглядом.