Открытая линия

       Владимир лежал без сна в спальне, раздумывая о том, как станет жить, когда Анна уедет. Отъезд решили не откладывать и назначили на следующее утро. Вещи князя были не распакованы, а Анна после эмоционального объяснения в библиотеке нехотя отправилась собираться. К ужину она не спустилась, и барон провел вечер в компании Репнина. Обсудили старых приятелей и придворные новости, осторожно обходя острые углы, отчего в их беседе постоянно чувствовались фальшь и напряжение. Кажется, еще совсем недавно молодые дворяне могли без устали говорить ночи напролет, а теперь вынуждены подбирать слова, старательно избегая единственно важную для обоих тему.        Стоило бы подумать о предстоящем сражении, но мысли вновь и вновь возвращались к девушке. Раньше он бесстрашно воевал, бравируя перед приятелями, теперь будет осторожен в бою, желая вернуться целым и невредимым. Впервые он так остро хотел выйти из битвы живым, не столько ради себя, сколько для Анны, которая будет горевать, если он погибнет. Владимир понимал: отныне их жизни тесно связаны, и поступки одного неумолимо повлияют на другого. Конечно, и до отношений с Анной ему было знакомо чувство ответственности: за крепостных, сослуживцев, друзей, отца, но оно частенько пасовало перед его эгоизмом. Она стала той, кто заставил чашу весов качнуться в другую сторону.        Дверь тихонько скрипнула, пламя свечей колыхнулось, и в комнату вошла Анна. Он растерянно смотрел на нее, и на мгновение ему показалось, будто они снова вернулись в поместье, в ночь перед так и не состоявшейся дуэлью. Владимир враз все понял: и почему она пришла, и чего хочет. Но как бы барон ни желал ее, он не имел права так с ней поступить. Совсем скоро он может умереть. Так пусть Анна лучше забудет его, чем будет терзаться по соломенному жениху.        Он похлопал по кровати, и девушка молча легла рядом. Несколько минут он просто наслаждался ее близостью, гладил по золотистым волосам, любовался красивым лицом и сияющими голубыми глазами, прежде чем решился на такие мучительные, но правильные слова.        — Нет, милая, — ответил Владимир на ее незаданный вопрос.        — Почему ты снова отказываешься от меня? Неужели и сейчас сомневаешься?        — Ты снова жертвуешь. В прошлый раз это было ради Миши, теперь ради меня. Я не готов это принять.        — И ты называешь меня глупой? — она улыбнулась и нежно погладила его по щеке. — Это не жертва. Я пришла к тебе, потому что сама захотела.        Владимир устало вздохнул. К черту все, к черту игры.        — Без этой ночи тебе будет легче забыть меня и жить дальше.        — А если я не желаю?        — А если тебе придется? Не стоит всю свою жизнь посвящать призраку. Я хочу, чтобы ты жила, любила, чтобы у тебя была семья и дети. Все, что ты заслужила и о чем мечтаешь. Я эгоист, Аня, конечно же, я хочу тебя для себя, но, если этого не случится, если мне суждено умереть, то поплачь обо мне и живи дальше.        — Ты совсем не веришь в то, что для тебя все может закончиться успешно?        — Я не знаю, Аня. Я давно на войне. Умирают все: и те, кто любит, и те, кого ждут. Хорошие, плохие, добрые, злые. Одна пуля — и нет будущего. Смерть, милая, она такая, не смотрит на моральные качества и ожидания человека. Это судьба, Божий промысел — называй как хочешь.        Анна задумалась на некоторое время, потом пристально посмотрела на него из-под невозможно длинных ресниц.        — Если нет будущего, зачем же жить?        — Жить надо так, будто завтра не будет. Есть только здесь и сейчас.        — Тогда ты противоречишь сам себе, — и она смело потянулась к его губам, обняла за шею и прижалась к нему в откровенном порыве.        — Аня, — он пытался сдерживаться, но руки не смогли оттолкнуть ее. Все правильные мысли о долге, порядочности и ответственности стали такими пустыми и не важными перед ее дрожащими пальцами, которые нетерпеливо и неумело стягивали с него одежду. Владимир и сам не понял, как перешагнул черту, после которой уже невозможно остановиться. Тело, подстегнутое страхом смерти, не хотело упускать возможность наконец-то узнать, как это — быть с любимой. Он встречал много женщин в своей жизни, но все они лишь тешили самолюбие и удовлетворяли плоть, не затрагивая души. Он чувствовал, что с Анной все будет иначе.        Она сводила с ума не хуже, чем опытная кокетка, и он поддался ей, не пряча больше желание, ловко снял с нее сорочку и губами заскользил по горячей коже. Какая же она маленькая, тонкая, изящная. Барон целовал ее ладони, плечи, грудь, живот, но ниже опускаться не решился, помня о неопытности девушки. Все это будет потом, если оно у них будет, а пока ее отзывчивость возбуждала сильнее самых откровенных ласк.        Глядя прямо в глаза Анны, Владимир медленно раздвинул ее колени. Он так долго ждал ее вот такую: смелую, страстную, любящую. Краткая секунда — и жизнь их переменится. Одно движение, и назад дороги не будет. В потемневшем от страсти взгляде Анны не было страха, лишь томительное жаркое ожидание. Они замерли на самом краю, чувствуя неповторимость этого мига. Сцепились руками, телами, взглядами. Он выждал невозможно долгое мгновение и принялся неторопливо входить в нее, а она в инстинктивном порыве приподняла бедра, чтобы встретить его на полпути.        Внезапно Анна ощутила резкую боль. Она знала, что так будет, но все же не удержалась и сжалась под ним. Владимир замер, принялся нежно целовать ее лицо, гладить по щекам, стараясь своими прикосновениями успокоить Анну и загладить свою неизбежную вину-победу. Он немного вышел из нее, а через секунду вернулся обратно. Аккуратно и неторопливо, вперед и назад. Остановиться невозможно, быстрее нельзя.        Через какое-то время Анна начала откликаться, неловко подстраиваясь под его движения. Он не решался ускорить темп, наоборот задвигался еще медленнее. Заполнял до упора, делал паузу и плавно выходил. Как же это прекрасно, отдаваться целиком и полностью, чувствовать жадные руки на спине, слышать хриплое дыхание и понимать: она нуждается в нем не меньше, чем он в ней.        Боль прошла, и Анной овладело удовольствие от ощущения плоти внутри. Она неумело обхватила его талию ногами, и стала встречать каждый толчок, изгибаясь так, чтобы он проникал в нее еще глубже. Их любовь, сейчас такая сильная и страстная, уже отдавала болью предстоящей разлуки. Будущее было туманно, и они ласками и поцелуями впечатывали в тела друг друга настоящее.        Подчиняясь, он начал входить в нее быстрее, сильнее задевая неведомую точку внутри, отчего Анна задрожала и лихорадочно вцепилась в его плечи. Владимир чувствовал, как она уже близка к наивысшему наслаждению, и сжал ее бедра, еще сильнее врываясь в горячее отзывчивое тело. Анна вскрикнула, изогнулась и прижалась к нему, а он замер на мгновение, желая почувствовать, как сокращаются ее внутренние мышцы и уже гораздо медленней погружаться в нее, продлевая удовольствие. Прежде чем она окончательно расслабилась, он ускорил ритм. Ему хватило нескольких толчков, чтобы потемнело в глазах, и он резким движением вышел из нее, прижался к ее животу и содрогнулся от нахлынувшего удовольствия.        Анна лежала и нежно перебирала его волосы, пока он судорожно сжимал ее в объятьях. Господи, как же теперь отпустить ее утром, когда он узнал, как это — быть с ней? Владимир перекатился на кровати так, что она оказалась сверху, и заулыбался, глядя в сияющее лицо.        — Переупрямила ты меня, милая!        Она игриво потерлась своим носом об его.        — Барин остался недоволен?        Он засмеялся, обнял ее за лицо и крепко поцеловал.        — У барина нет слов, чтобы описать сейчас свои чувства. Если бы он был не простым воякой, а поэтом, — Владимир принялся целовать ее шею, — то он бы сказал, что счастливее его нет на свете. Знаешь, я всегда мечтал увидеть в твоих глазах ту любовь, которая есть в моем сердце. И сегодня я наконец ее увидел.        — Как жаль, — притворно вздохнула Анна, — что барин не поэт.        — У него есть много других достоинств, — и он поцеловал ее, крепко прижимая к себе.        Владимир провожал Анну два раза. Первый раз на рассвете, когда она уходила из комнаты. Схватил ее в самый последний момент, прижал к стене и крепко поцеловал. Так, что задрожали колени, и даже после всего произошедшего между ними ночью, она готова была снова вернуться с ним в постель. Но после поцелуя он резко отпрянул, и они молча долго всматривались в друг друга, чтобы запомнить и сохранить в памяти каждую черточку любимого лица. Второй раз они прощались у кареты, и все, что он мог себе позволить — это скромно прижаться губами к ее ладони и отпустить.        Они договорились: Миша с Анной остановятся у тетки Репнина, где будут ждать вестей от него. Ради девушки Владимир с князем говорили о том, что боя, возможно, не будет. Через пару недель все станет окончательно ясно, и он сможет либо сам приехать, либо через посыльного отправить им новости о себе.        Михаил с грустью смотрел на их прощание. Он видел, как дрожала рука Анны во время быстрого учтивого поцелуя, какими беспокойными были у Корфа глаза, потемневшие до черноты. До этого утра Репнин надеялся: девушка, уехав от барона, забудет его. Но, глядя на них, понимал: происходящее между Владимиром и Анной слишком серьезно, чтобы угаснуть за несколько недель.