Перчатки

Говорят, по одежде можно судить о человеке. Микелетто знает: так и есть, но он приглядывается не к корсажам, шлейфам, лентам и кружевам. Он обращает внимание не на вышитые гульфики или яркие всполохи шелка сквозь прорези бархата. Насколько крепок кожаный камзол, легко ли клинок рассечет его, спрятан ли в сапоге стилет — вот что интересует Микелетто. Пышные наряды мало его волнуют, кроме сущей мелочи... Перчатки. Говорят, если хочешь понять, чего стоит человек перед тобой, — взгляни на обувь. В свое время Микелетто украл немало пар башмаков и немало дорог прошел в сапогах мертвецов. Что тело, что ноги привычны к грубой выделке, и только мозоли напоминают о том, какой проделан путь. Микелетто приходит и уходит, без лишних сожалений стаптывая ноги. Но руки — о, руки, вот что по-настоящему важно! Руками он убивает. В руках священника — таинства: крещение ребенка, соединение нерушимыми узами мужчины и женщины, утешение страждущих и прощание с умершими; в руках Микелетто — власть мирская. Он тоже немного священник, только иначе. Эта мысль забавляла. Если история знала антипап, почему бы не быть антисвященнику? Может, поэтому Микелетто так влекло к семейству Борджиа, особенно к его хозяину Чезаре — кардиналу, который отрекся бы от пурпурной мантии и сана, если бы ему позволили стать воином. Микелетто давно уже изучил перчатки Борджиа. Они рассказали больше, чем маски, что Борджиа носили на людях, больше, чем улыбки и роскошь одежд. Вот взять Его Святейшество. Микелетто редко видел его в перчатках и сначала было решил, что Папе незачем покрывать руки, потому что они чисты. Другие выполняли грязную работу за него, другие прятали перепачканные в крови пальцы. Но однажды он заметил, как Его Святейшество стоял на балконе, а в охотничью рукавицу вцепился сокол. Тогда Микелетто постиг суть его папства: перчатки нужны для защиты и забавы. То, что не складывалось у других, легко давалось Родриго Борджиа. Монна Лукреция носила перчатки из тончайшей лайки. Мягкие, они так и манили прикоснуться к прелестным девичьим рукам. Но изнанка перчаток не выделана, не было и шелковой подкладки, чтобы уберечь нежную белую кожу, одни только швы, которые натирали в холода. Микелетто знал, зачем это — неважно, как высоко она воспарила, монна Лукреция никогда не позволит себе забыться. Гонфалоньер к перчаткам относился беспечно. Он требовал, чтобы меч был смазан, а доспехи — начищены, но на перчатках были заметны следы зубов. Хуан грыз их, нетерпение и горячка заставляли его терзать подушечку большого пальца и прикусывать кончики других. Со временем швы расползлись, дорогая кожа потерлась, и, несмотря на изысканные шелка, в потрепанных перчатках Хуан выглядел как плебей. Что же касается его преосвященства кардинала… Микелетто нравилось разглядывать руки хозяина в перчатках. Как и Папа, Чезаре носил их из дельных соображений. О, Чезаре Борджиа был весьма расчетлив: он заботился о своей пастве, слишком много грехов было на этих руках, чтобы касаться ими верующих. Его перчатки сшиты из хорошо выделанной кожи. Гладкие на тыльной стороне, где костяшки растягивают материал, они морщинят складками на запястьях, когда хозяин крепче стискивает кулаки. Микелетто знакомы все оттенки запаха перчаток. Он проводил языком по линиям на ладонях и пробовал на вкус кончики пальцев, ловил тепло руки его преосвященства под прохладой дубленой кожи. Изредка, когда Микелетто не справлялся с поручением, его обдавало жаром пощечины, но любая обида таяла быстро. Вот, что нравилось больше всего: когда Чезаре рассекал ему губу, кровь пачкала перчатку. Кровь оставляла темный след на коже — со временем он впитается, и тогда они, хозяин и слуга, станут единым целым. Будут вместе, вот так, без нужды в других ласках. И этого довольно для Микелетто.