О новом и привычном

Вдох на прощание, пообещай мне все изменить. Мураками – Бред

Города сейчас – многотонное скопление стекла, бетона и железа, освящённое ядовитым светом неоновых вывесок. Глубинка – всё та же, будто время там застыло, замёрзло от невежества людей и их нежелания принимать что-то новое. И дороги всё те же – вереница серых вен, которые пронизывают их необъятную страну вдоль и поперёк, теряются среди полей, степей, лесов, боров, мелких деревушек. И Чак, если честно, совсем не против стабильности. Совсем не против мирного и спокойного неба над головами миллионов людей, добротных фильмов родом из советского союза в новогодние праздники и бесконечных серых домиков-ульев, которые, если быть честным, определённо добавляют колорита нашей необъятной. Только всё происходящее уже не стабильность, это какая-то стагнация. Это не верность традициям и устоям - это глупость стада и боязнь неизведанного. И с течением времени люди не стали мобильнее и лояльнее к новому, нет. Они как неандерталец, которому вручили компьютер вместо дубинки. И теперь, когда у него есть все мировые знания, он не стал умнее, его жизнь не стала лучше. Неандерталец только стучит по глупой железяке в искреннем недовольстве и желает получить назад свою дубинку. Потому что это страшно – принимать в свою жизнь что-то новое, от этого хочется избавится и вернуть к проверенному и точно хорошо знакомому, хоть и далеко не идеальному. Скосив взгляд вправо, Даня думает, что он, возможно, сам такой. Потому что сидящий рядом парень кажется совсем чокнутым. И в дёрганных движениях рук, и в ошалелом взгляде, и в непонятных словах куда-то себе под нос Егор видится странным и опасным. Хочется крикнуть: «Верните мне Дьявола!», да только не поможет это. Как бы абсурдно это не звучало, но Дьявол был чем-то совершенно точно знакомым, обычным, чуть ли не родным. Даниил точно знал, что можно было от него ожидать, какую следующую странную шутку он выкинет, когда театрально вздохнёт. Мефисто был изучен и понятен, прикреплён к планке обыденности, подогнан под рамки правил. А вот Егор вызывал странное чувство где-то на кончиках пальцев. Егор не вписывался в привычную картину мира, являясь чем-то совершенно непонятным. И от этого непонятного хотелось бежать сломя голову как можно дальше. Хотя куда рыжий денется из этой консервной банки. Тем более, что он сам и пригласил его с ними в дорогу. Крепче сжимая руль, рыжий снова бросает взгляд вправо. В хаотичных движениях Будза виднеется отточенная годами манерность и некая театральная грация, а в громком голосе слышны совсем уж знакомые нотки. И всё это до боли узнаваемо, всё это совсем не ново. Но только вот рядом совсем не привычный чертяга, а незнакомый совершенно человек. Чак понимает, что, возможно, он сам виноват. Что в Тот день, он не нашёл в себе силы поговорить с телом дьявола, которое оказалось вполне разумным. Которое было в ужасе от количества потерянного времени и ситуации в целом. Тело, которое вообще-то звали Егором, совершенно не понимало, что с ним произошло. Ему определённо нужна была помощь, ему нужна была поддержка, ему нужен был хоть кто-то. Только вот Даня в тот момент струханул. Испугался, что его привычный мирок дал нихреновую такую трещину. Тот пустой пирожок показал ему, что что-то идёт не так, а позвонивший в тот вечер совершенно ошарашенный Будз только усугубил проблему. Потому что это значило, что мир трескался по частям, а Чак абсолютно точно не представлял, что ему с этим делать. Хотелось, как в детстве спрятаться под тяжёлым одеялом от больших и страшных монстров, и подождать пока всё пройдёт само. Так он собственно и сделал: заперся в квартире и стал ждать. В квартире ничего не менялось, было совершенно спокойно. Звонки от Егора прекратились через три дня, а ещё через неделю до рыжего дошла весть о пропаже Гаджиева. Кровь и следы борьбы так не к чему и не привели следствие, а видеоблогеру в итоге досталась в наследство старая проржавевшая развалюха. Мир трещал по швам, разваливался с громогласным хрустом на мелкие куски, но у Дани всё ещё была квартира. Замечательная, любимая, абсолютно точно знакомая квартира, которая и стала ему крепостью на ближайшие пару лет. Ничего нового, ничего неизвестного, стабильность в нескольких десятках квадратных метров бетона. Которую он променял на железяку на колёсиках и трёх попутчиков. Чак косит взгляд на Егора, который рассказывает какую-то историю, смешно размахивая руками, и видит в зеркале заднего вида смеющуюся Вилену и странного инопланетянина, усиленно что-то пытающегося показать своей весьма скудной жестикуляцией. И если закрыть глаза, всего на секунду, то можно услышать отголоски их старой доброй компании. Можно услышать хрипящие нотки в смехе, ровный мужественный голос, колокольчиком звенящие девичьи редкие комментарии. Только вот глаза Даниилу закрывать нельзя, потому что в его руках руль, а впереди вереница дорог и конечный пункт, к которому определённо стоит добраться раньше злосчастной белобрысой ведьмы. - Эх, вот бы гитару достать, - задумчиво тянет Егор и закидывает руки за голову, устремляя свой мечтательный взор прям на дорогу впереди. – Я бы вам исполнил замечательную песню про девочку, которая ходит по очень интересному ковру. Его квартира оказалась совсем не крепостью, а обычным болотом. Что тоже вполне неплохо, это всё же было исключительно его болото. Его болото, куда не могли пробраться сквозь трясину ненужные и болезненные воспоминания давно минувших дней, где в камышах терялась неуверенность в своих поступках и самокритика, а зова нуждающихся не было слышно за надрывным пением лягушек. Его болото, которое привело его вот сюда. Делая глубокий вдох, Даня сворачивает к их месту назначения и глушит двигатель. *** Доедая пирожок, Чак быстро набирает сообщение Гаджиеву, чтобы тот приехал к нему вечером. Через три часа ему должен позвонить Егор (которого Даня с большим трудом заставляет называть у се6я в голове не просто оболочкой, а по имени), и на этот раз он точно не собирается запираться в своей квартире и игнорировать все проблемы. Они определённо точно не уйдут, не растворятся магическим образом в море чужого безразличия. Игнорирование и эгоистичное отстранение от нужд других в надежде, что тебя это не коснётся, - не даст в конечном итоге совершенно ничего. Даня намерен собрать ребят и подумать надо всем этим вместе. В конце концов, новые идеи не так уж страшны, особенно если ты не один.