Лучшее, что есть на земле

- Мам, мы с Лией идём гулять. Она сейчас зайдёт за мной. - Ох... Ну ладно, идите, - со вздохом отвечает Маше мать, приятная женщина лет сорока с седыми волосами на висках. Лия - девушка её дочери. Маша и Лия встречаются вот уже почти год. "Да, почти год, с прошлого лета", - мысленно загибает Елена Николаевна пальцы. Машина мама не возражает, спокойно, казалось бы, отпуская гулять свою дочь, но в душе ей всё-таки чуточку страшно за Машу. Елена Николаевна разрешает дочери гулять с Лией повсюду, а, точнее, просто не запрещает этого, так как знает, что Маша - девочка крайне благоразумная, и даже зачастую благоразумнее самой Елены Николаевны, но... Но кто знает, в какой уголок города, тёмный двор или заброшенный дом могут они пойти и что там делать?.. Последнее обстоятельство пугает Елену Николаевну больше всего. И, хотя она уже давно знакома с Лией и знает её как очень воспитанную и приятную девушку, мысль о том, что, быть может, как раз сейчас Лия прикасается к телу её дочери, целует её, и смущает, и страшит женщину. На первый взгляд может показаться, что у Маши очень прогрессивная, понимающая и любящая мать (да, впрочем, так оно и есть), но мало кто знает, как непросто далось Елене Николаевне это решение, как непросто ей было принять свою дочь другой. В сущности, она никогда не была гомофобкой. Но, как известно, общество, в котором живёт человек, имеет на этого человека огромное влияние, часто неосознаваемое и проявляющееся не сразу или же выражающееся в желании не отличаться от остальных, дабы не привлекать к себе излишнего внимания. Так было и с Еленой Николаевной: сама она не имела ничего против однополых отношений, но осуждение подобных союзов обществом, а также мысль о том, что, возможно, у неё никогда не будет своих внуков, угнетали её. Часто до сих пор она вспоминала признание дочери, свою реакцию на это, первую встречу с Лией и, перебирая эти воспоминания, как чётки, взвешивала их на весах Добра и Зла. Даже, скорее, не столько Добра и Зла, сколько Правильности и Неправильности, и один раз ей казалось, что чаша Добра и Правильности перевешивает "неправильную" чашу, а другой - что чаша Неправильности опускается ниже... До сих пор Елена Николаевна не могла решить для себя, правильно ли она поступила, позволив Маше встречаться с девушкой, а потому продолжала если не ежедневно, то еженедельно раз за разом перебирать в голове круглые блестящие чётки мыслей. "Где они? Что они там делают? - разволновавшись, думала женщина. - Нет, я, конечно, доверяю Маше... " "И Лие", - подсказал какой-то тоненький голосок в голове. "И Лие, - послушно мысленно повторила за голоском Елена Николаевна, - но всё же..." С такими мыслями она взяла мобильный телефон, чтобы написать дочери СМСку или даже позвонить, но тут женщина увидела пропущенный вызов от подруги и соседки Ирины. Елена Николаевна вспомнила, что та обещала зайти к ней в три, и спешно взглянула на время. Было 2:48. Нажав на кнопку, она поднесла телефон к уху. - Алло! Ира? Привет. Что ты звонила? - Привет, Лен. Хотела узнать, дома ли ты. Мы же договаривались на три часа, помнишь? К тому же я должна вернуть тебе журналы. - Конечно. Ты можешь приходить. - Уже бегу, - Ирина положила трубку. Елена Николаевна отняла телефон от уха и снова вздохнула. Несмотря на то, что Ира была её соседкой, а также лучшей подругой, ей отчего-то не хотелось видеть её сейчас. На вопрос, почему она не перенесла визит на более позднее время или не сказалась больной, Елена Николаевна и сама не могла ответить точно. Отчасти она сделала это из всегдашней вежливости и любезности, отчасти - потому, что до сих пор чувствовала себя обязанной Ирине за то, что та помогла найти ей хорошую работу и оформить квартиру после развода с мужем, бросившим Елену Николаевну ради какой-то юной модельки. Чтобы отвлечься от грустных мыслей, женщина набрала номер Маши. - Алло, привет, мам, - бодрым голосом отвечала ей девочка. - Здравствуй, Маш. У вас всё в порядке? - Да, конечно. - Где вы гуляете? Вы не замёрзли? - обеспокоенно произнесла женщина. - Мы в парке. Какое "замёрзли"? Лето же на дворе, мам! - каким-то преувеличенно весёлым голосом, слегка хихикнув, ответила Маша. - Ну, смотрите, - Елена Николаевна покачала головой, забыв, что Маша не может видеть её жеста. - Лии привет. - Передам, мам. Пока. - Пока, - она положила трубку и снова задумалась. Из этой задумчивости её вывел настойчиво пищащий дверной звонок. Елена Николаевна прошла в прихожую и отперла входную дверь. На пороге стояла черноволосая худощавая женщина средних лет, держа в руках объёмистую кипу журналов по рукоделию. - Привет, Ир. - Привет, Лен, - произнесла её соседка, протягивая ей журналы. - Вот, я принесла тебе твои схемы, как обещала. Спасибо. - Не за что, - Елена Николаевна улыбнулась. - Проходи. Спустя пять минут женщины сидели на кухне и беседовали за чашкой чая. - Ну, как твоя Маша? - Ничего, нормально. Вот сейчас с Лией в парк пошла гулять. - С Лией? И ты вот так спокойно, безо всяких вопросов отпускаешь её с этой Лией? - Что значит "с этой Лией"? Она прекрасная девушка, очень воспитанная и добрая, они с Машей любят друг друга... - А любовь ли это? - язвительно перебила Ирина, встряхнув чёрными волосами. - Или всё-таки подростковая дурь Машке в голову ударила? Неправильно всё это. Мало ли чему она научится в компании этой Лии? - Я доверяю своей дочери. И Лии я доверяю тоже, - твёрдым голосом произнесла Елена Николаевна, немигающим взглядом глядя в одну точку, а именно куда-то на носик чайника. - Во-первых, Маша уже сама достаточно взрослая для того, чтобы понимать, что хорошо, а что плохо. Во-вторых, я мать и люблю свою дочь вне зависимости от того, с кем она встречается, с парнем или с девушкой. И, в-третьих, Ира, - тут она особенно выделила голосом имя подруги, - некоторые люди слишком часто спешат осуждать других, не имея на это ни малейшего права. Последнюю фразу Елена Николаевна произнесла, глядя на Ирину в упор. Всё её лицо от волнения пошло красными пятнами. Она глубоко и прерывисто вдохнула ртом воздух и отвернулась. Остаток чаепития прошёл в неловком молчании, только Елена Николаевна дрожащим голосом раз спросила соседку, не подлить ли ей ещё чаю. Ирина отказалась от второй чашки и печений и вскоре засобиралась домой, извиняющимся тоном бормоча что-то абсолютно ненужное о цветах, которые нужно срочно полить. Елена Николаевна, заверив, что всё понимает, и для верности кивнув пару раз, проводила её и даже пригласила "как-нибудь заглядывать ещё". Едва за соседкой закрылась дверь, Елена Николаевна заплакала. Слёзы катились по её щекам маленькими прозрачными жемчужинками и, падая, разбивались вдребезги о старый выцветший ковёр. Она плакала долго и много, но это были не слёзы сожаления о судьбе дочери или ссоре с подругой. Наоборот, это были слёзы облегчения, и, умывая заплаканное лицо холодной водой, Елена Николаевна улыбалась. Несмотря на размолвку с лучшей подругой, после этого разговора она чувствовала, что сделала в отношении Маши правильный выбор. Ведь для матери видеть, как счастлив её ребёнок - лучшее, что есть на земле.